Меня задела и ошарашила одна фраза, которая переворачивала все смыслы, весь этот «антагонистичный» мир, где добро противостояло злу. Наш тихий и скромный Василий Иванович Башмачкин в финале, после сильной встряски зловещего путешествия, приходит к повествователю с просьбой его отпустить (а он служил в конторе повествователя). Почему отпустить и куда? Первая мысль, что герой хочет отыскать тот пейзаж с облаком, деревом, башней, который он случайно обрел в своем путешествии. Это было бы так по-человечески...

Два патриота стран своих
Сокровища ума и веры,
На плечи крепкие взвалив,
Дарили щедро нам, без меры...

В отличие от многих стран Европы, не говоря уже о России, в Соединённых Штатах не отмечают Международный день солидарности трудящихся 1 Мая. У американцев есть свой День труда, Labor Day, который празднуют в первый понедельник сентября. Хотя его и называют Днём труда, в этот день положено отдыхать, ибо это общенациональный праздник в честь всех тех, кто своим трудом создал богатое, сильное, процветающее государство – США, в которое сотнями тысяч эмигрировали и продолжают эмигрировать рабочие из разных стран, особенно из тех, где социалисты и коммунисты пытались построить с помощью диктатуры пролетариата государство, в котором «от каждого по способностям, каждому по потребностям»...

Все, кто об этой больнице знал, звали ее Шестая, хотя номера, равно как государственного статуса, она не имела, так повелось в этом странном мире. Данила Саввич, поселенец свежий, заглянул к Евсею Евсеичу впервые. Режим здесь либерален, столовая общая, телик, в парке играшки-затевашки, палаты днем не заперты. По краям, правда, угрюмые фигуры в кургузых зеленых халатах, немые хоть тресни. - Политику надо строить на улыбке, - объяснил Данила Саввич...

А между тем, мечта наполняет жизнь особым смыслом, раздвигает стены, избавляет от земного притяжения. Кто это ощутил, не расстаётся со своей мечтой, даже потеряв надежду на её осуществление. Это не болезнь, не паранойя. Скорее, способ существования. Потому что сбывшаяся мечта, обрушившись внезапно и накрыв с головою волной счастья, не приводит к почиванию на лаврах. Сразу же сама собою формулируется мечта новая. На этот раз - парабола высшего порядка. И опять идти по ней - за мечтой, бежать по ней - за мечтой, лететь по ней все за тою же мечтой...

Голос эпохи, классик советской эстрады, так часто называют Иосифа Кобзона. Певца, чей голос невозможно с кем-то спутать, чьи песни знают миллионы людей. В его репертуаре было больше трёх тысяч песен. Самые известные из них – День Победы, Мгновения, Песня о далёкой Родине, Летят перелётные птицы, И вновь продолжается бой... Геннадий Гудков: «И сейчас, вспоминая Кобзона, все говорят, конечно, о его песнях, о "Норд-Осте", где он абсолютно героически отправился к террористам – но и о том, что он голосовал за "закон подлецов". Жизнь любого политика – это бег на длинную дистанцию. Можно отлично стартовать, вырваться в лидеры, но за несколько метров до финишной ленточки споткнуться...

Бесспорно чеховский Чебутыкин гораздо объемнее героя пьесы Тургенева «Нахлебник», Василия Семеновича Кузовкина, да и сама пьеса «Три сестры» ничем не напоминает комедии Тургенева. И однако Чебутыкина и Кузовкина сближает положение в доме: оба живут «на хлебах» хозяев. Чебутыкин военный врач, продолжающий практиковать и могущий делать дорогие подарки, но при этом он не платит за проживание и, по-видимому, по-родственному столуется у сестер. Двух этих героев роднит и мотив тайного «отцовства», который в «Нахлебнике» выходит на поверхность и становится определяющим в развитии действия, а в «Трех сестрах» остается в подтексте и на поверхность не выводится...

Слепцов рубанул с такой силой, что его швырнуло вперед вместе с топором. А старлей поднырнул под его руку, и зека буквально подбросило в воздух. Чиркнув валенками по потолку, он всем телом плашмя ударился об пол. Удар отбил дыхание, и Слепцов потерял топор. Старлей врезал сапогом зеку под ложечку. А потом просто начал топтать его… И от злобы, его душившей, утратил он умение ударить как можно больнее. А для зека это было рутиной. Принимал он такие удары не раз за свои годы в лагере и потому умело согнулся, хороня лицо и пах...

- Вы, Марк Борисович, совершенно не будете обязаны сообщать нам только однозначно негативную информацию, - приятным баритоном сообщил один из них, широкоплечий, спортивного вида, коротко стриженный блондин в роговых очках. Его открытое лицо портила, и довольно сильно портила, только одна деталь - слишком малое расстояние между кончиком носа и крепким, мужественным ртом. Второй, худощавый брюнет с неприметной внешностью, согласно покивал. В хороших темно-синих костюмах, с подобранными в тон галстуками, они составляли прекрасно сыгранный дуэт...

Мужчина влип в асфальт и никак не уходил от нас. Он предлагал и дом свой показать, и напитками в кафе угостить. И вообще, он директор банка на пенсии, можно ему доверять. Я стояла на своем нерушимо и в мягкой манере отклонила все предложения. Чтобы отклеить соискателя от асфальта, пришлось дать ему свой номер мобильного телефона. Наконец мужчина уехал. Илге тут же зашептала: "Машина! Посмотрите, какая у него машина"...

После первого сеанса у меня резко подскочила температура, градусов до 104 (40° Ц), но меня это не испугало — из научных статей я уже знал, что кислород активирует какие-то энзимы и возникает жар. Это нормально. Высокая температура держалась дня три-четыре, но я заметил, что ноги стали меньше болеть. Когда за мной из госпиталя прислали машину и повезли на очередную перевязку, врач раны осмотрел и сказал, что гангрена не увеличивается и с ампутацией пока можно повременить.

Александр Городницкий: «Мне 85 лет, я родился в Ленинграде, пережил блокаду. Я профессор геофизики, всю жизнь проработал в экспедициях на Крайнем севере и мировом океане, побывал на Северном полюсе и в Антарктиде, погружался на океанское дно, объездил весь земной шар. Мой родной язык русский, на нем я написал много стихов и песен, некоторые из которых стали народными. …Я, может быть, единственный в России заслуженный деятель науки Российской Федерации и в то же время заслуженный деятель искусств Российской Федерации»...

У меня есть место на земле, куда меня всегда тянуло (и тянет до сих пор) как магнитом. Это в Крыму, в Севастополе. Херсонес. Небольшой полуостров, скорее, даже мыс с высоким обрывистым, рыжего ракушечника берегом. Главная примета мыса - пепельного цвета развалины, останки древнегреческого города. Два основных цвета здесь: пепельно-серый – старого камня давних-давних стен, и гипнотически-синий – вечного моря. Был бы я живописцем, полжизни потратил бы на то, чтобы передать эти два цвета холсту. Еще ни один художник их не одолел, хотя Херсонес писали многие.

Времена упадка Рима далеки, необозримы.
Времена упадка – это проходили мы с тобой.
То ли в школе, то ли дома… Незнакомое знакомо.
Нас учили. Мы умеем продолжать незримый бой.