В середине августа по заведенному обычаю Екатерина Егоровна, к которой обращались все не иначе как баба Катя, теряла покой. Лето жарило тела и камни, и от этого «жарева» голова бабы Кати делалась раскаленной: вот-вот закончится сезон, а похлопотать на его закате стоит еще немало. Ее длинный просторный дом, вальяжно растянувшийся недалеко от моря, хоть и был велик, хоть и имел в окружении своем множество построечек, а все же никак не вмещал бесконечную череду отдыхающих среднего достатка, везущих свои утомленные работой тела к морю...

Нью-Йоркский русский театр ДИАЛОГ открывает свой 16-й сезон премьерой «Сонечка и Марина». Cпектакль о драматической судьбе и непростых отношениях Марины Цветаевой и Сонечки Голлидэй, маленькой актрисы 2-й студии МХТ, ученицы Станиславского и Вахтангова...

Этот эпизод в жизни тенниса уже не вычеркнуть из его истории. Он останется навсегда. Отныне комментаторы будут сравнивать недостойное поведение других теннисистов (теннисисток) именно с этим казусом, ибо лишение спортсменки целого гейма в таком матче является событием в высшей степени незаурядным. Надо было дойти до этого уровня. И Серена это сделала, проявив и в этом скандале свою незаурядность...

В одном из своих интервью Ханна Кралль отмечала, что на протяжении десятилетий она писала о современной Польше, а несуществующий еврейский мир затягивал ее медленно, понемногу. Она занялась Катастрофой не по личным причинам. На то, что осталось от мира восточноевропейских евреев, Ханна обратила внимание, ознакомившись с трудами еврейского религиозного философа Мартина Бубера. В середине 1980-х, прочитав написанные им «Хасидские предания», она совершила путешествие по старым еврейским городкам Польши: Избице, Коцку, Варке. Эта реальность не была ей знакома, и она не скрывала этого от читателей, которые узнавали прошлое, традиции и культуру польских евреев благодаря героям ее репортажей...

"Я часами (чего со мной никогда не бывало) под зонтиком в кресле сижу на балконе. Не читая, ничего не делая, а просто впитываю в себя все, что так щедро посылается богом – все! И когда с балкона входишь в столовую, залитую светом солнца или в кабинет, где я сплю, все вокруг любимое, значащее. Портреты, вещи старинные, это такие живые свидетели и соучастники большой жизни, больших и дорогих людей. Все так обволакивает, так переполняет любовью. Реальность стирается, а остается только вечное восхищение"...

Биографы Моны не идеализируют портрет своей героини. С одной стороны, она, безусловно, одаренная женщина с утонченным вкусом, но один вкус ничего не значит без денег. И в этом Мона невероятно преуспела. Ее интересовали мужчины не просто богатые, а очень богатые. Все остальное было второстепенным. Первый муж старше на 18 лет, второй на 14, третий на 24 года. За глаза Мону звали "охотницей за сокровищами", и, наверное, эта оценка была недалека от истины...

Судьба свела нас очень давно, в 57-м. Не засыпаны были ещё рвы и канавы во дворе первого писательского кооператива, не убраны кучи строительного мусора, - но высыпали изо всех семи подъездов новосёлы, перезнакомились, подружились. Дети с детьми, родители с родителями. Во что играли мы тогда – в секретики, в прятки, в ножички? Осенью отвели нас с Гулей в писательский детский сад (сразу в старшую группу – пятилетние!), через два года – произвели в первоклассники школы № 152...

Как-то по заданию Радио «Свобода» я взял интервью у кинодокументалиста Питера Миллера, с которым встретился в Нью-Йорке по случаю выхода на экраны его полнометражной картины, выпущенной к 80-летию казни Сакко и Винцетти. Ко времени этого интервью фильм получил специальную премию Организации американских историков. Его показывали на разных фестивалях, во многих университетах. Тем не менее денег это не принесло. Найти финансирование для документального фильма очень трудно. Окупить затраты, практически, невозможно...

– Я поднял лоскуток со снега и подержал его на ладони. Неподалеку дети катались на санках, они кричали, смеялись, падали, бросались снежками... Я подумал вдруг... Я подумал... – он быстро глянул на старшую сестру. – Нет, я не знаю, о чем я подумал. – Он замотал головой. – Я почувствовал, что... вам, конечно, знакомо это ощущение, – сказал он комплимент всем троим, – когда в душе зарождается нечто, не имеющее пока формы, даже очертаний, – это только предчувствие чего-то, того, что вот-вот придет к тебе...