Я держу в руках ажурную черную шляпку с фиалками без полей. И уверена, что она – моя. Эти воспоминания из раннего детства остались со мной. Она была из огромного чемодана с красивыми женскими вещами, который стоял у прабабушки со времен войны. Офицер попросил сестру прислать подарки для девушки, которую посчитал невестой, увидев на работе в театре. Несмотря на ад войны, чемодан пришел по указанному адресу. Я вспомнила это сейчас, когда вернулись в эти дни в Италию урны с прахом итальянцев, погибших в России. Этот человек был итальянцем...

Как создавался Израиль, почему появлению государства сбособствовала волна антисемитизма и с каких пор Гитлер стал ненавидеть евреев. 

Она вслушивалась в любой шорох, впивалась глазами в силуэты на станции, но ничего похожего на Эдика не было и близко. Она не плакала, не металась по платформе и не звала на помощь. Она стояла ровно, даже смирно, смотрела вдаль, где одиноко горел семафор. Надежда Андреевна кое-что поняла: этот семафор будет гореть здесь до тех пор, пока будут ходить поезда. Он горел уже очень давно, и страшно представить, сколько таких людских взглядов он видел на своем веку. Надежда Андреевна залезла обратно в вагон, тихонько пробралась на свою верхнюю койку и мгновенно уснула...

Я безответно любила музыку и лет пять добровольно и безуспешно насиловала фортепиано. Моя учительница музыки, которая нуждалась в учениках, а вернее в деньгах, бывшая дворянка, уверяла меня, что у меня есть чувство ритма. Я же надеялась, что от упражнений мой слух разовьётся. Но увы! Как только подросла, занятие музыкой забросила, и от пианино мы избавились...