У Матвея было четыре лакея…
Мэтт принял вызов в аэропорт Ньюарка без четверти десять вечера. Компьютерный экран, укреплённый на передней панели его Таун Кара справа от руля, высвечивал три заказа: от здания MetLife в Хобокен, от небоскреба на углу 5-й авеню и 51-й стрит в ближний Лонг-Айленд и из Ньюарка в Принстон, подобрав заказчика, прибывающего рейсом Юнайтед Эйрлайнс из Сан-Франциско. Мэтт сразу же отверг вариант Хобокена как слишком короткий и невыгодный.
Покрутил в голове Лонг-Айленд, поколебался и решил, что на сегодня пора закругляться, а это значит, надо брать Принстон. От Принстона до его дома выходило всего минут двадцать-двадцать пять езды, и для разнообразия он заявится домой чуть пораньше. Если повезёт - до полуночи. Рита, пожалуй, ещё не ляжет спать. Конечно, можно позвонить ей и предупредить, попросить подождать его. А можно и не звонить.
Просто взять и вернуться домой в более-менее нормальное время, а не глубокой ночью. Слишком уж сильно за последние годы они с женой втянулись в эту до безобразия осточертевшую рутину, вызванную его работой лимузинщиком. Он приезжает домой в полтретьего ночи или ещё позже. На плите его ждёт холодный ужин - картошка в кожуре, запечённая в микроволновой плите и котлеты, или спагетти с мясом, или тушёная с овощами рыба код. Жена спит наверху. Иногда из спальни доносится еле слышный звук телевизора, который она забыла выключить. Мэтт моет руки, раздумывает, принять ли душ и решает, что слишком устал. Раньше, лет пять назад, вернувшись домой, он шёл в душ без раздумий, автоматически.
Горячие струи воды, приятно массирующие тело, снимали усталость, убирали бешеный ритм и жуткую энергетику огромного города, улучшали настроение. Теперь никакого желания лезть под душ Мэтт не испытывает. Ест ужин прямо со сковородки, не разогревая, и ставит остатки в холодильник. Заставляет себя кое-как умыться - плеснёт водой в лицо раз-другой, слегка повозит щеткой по зубам, не глядя в зеркало и не заботясь о результатах, пополощет рот и отправляется в постель. Осторожно приподнимает одеяло и ложится. Жена переворачивается на другой бок, спиной к нему, и начинает похрапывать. Мэтт долго делает глубокие 3-ступенчатые вздохи и длинные, секунд на 15, выдохи, отгоняет какие-то невнятные мысли и тоже засыпает.
В последнее время приходится работать дольше, чтобы заработать те же деньги. Увеличилась конкуренция со стороны Убера и Лифта. Наскучило вечное сидение в трафике, раздражают бесцеремонные нью-йоркские таксисты, не признающие цивилизованных правил езды. Надоели кофе из термоса, холодные бутерброды, постоянные проблемы с парковкой, когда нужно сходить в туалет. Как многие лимузинщики, Мэтт возит с собой для этих целей бутылку. Надоело вечное молчание. Пассажир, как правило, желания общаться не изъявляет, разговаривает по айфону, отправляет и читает тексты или работает с электронной почтой, а то и просто дремлет. Заговоришь - отвечает односложно.
Мэтт давно уже испытывает глухую зависть к сотрудникам бесчисленных офисов на Манхеттене. К тем, кого раньше открыто презирал за “галерную прикованность” к рабочему месту и один и тот же нудный маршрут пять раз в неделю: дом - работа - дом. Сидят себе в откидывающихся креслах, наяривают на компьютерах, а то и просто бродят по интернету, если компания не ввела ограничений. Надоело - можно поболтать с коллегой в соседнем кубе. Или прогуляться на офисную кухню за кофе или чаем, там тоже обмолвиться с кем-то парой слов. Мэтту ужасно не хватает общения, это становится реальной проблемой…
- Туалет - в любое время, - продолжал рассуждать Мэтт. - В перерыв - гуляешь себе, где душа пожелает или шагаешь с сотрудниками на ланч: сегодня одно кафе, завтра - другое. То итальянская кухня, то мексиканская, то японская. Правда, в любом офисе всегда где-то рядом торчит босс, смотрит, когда ты пришёл, куда ушёл, сколько сделал. Вопросы, претензии: то когда наконец завершишь “проект” (а у «них» любая мелочь - проект), то по какой причине возникла проблема, а то как это так - важный клиент чем-то недоволен… Всякие бессмысленные совещания: сегодня - сообщение, завтра - разъяснение, на другой день - status report (подведение итогов), следом за ним - занятие по сексуальным приставаниям, а то вдруг - презентация новой структуры менеджмента. При всём при том объём работы никто тебе не уменьшает: потерял время на совещании - изволь задержаться и сделать все в срок. А здесь ты сам себе босс: захотел - прикатил в город, принимаешь заказы, захотел - развернулся и свалил домой… Правда, уедешь пораньше - фиг заработаешь. Вот и катаешься до двух-трёх ночи. А там, в офисе, каждые две недели на твой аккаунт поступает перевод: девица в отделе зарплаты кликнула мышкой - и деньги у тебя в банке. Зато, ясное дело, в любой момент могут уволить без объяснения причин. Дескать, спасибо за ваш ценный вклад, но вы, дорогой, нам более без надобности. Сайонара!
Пока Мэтт перебирал в уме недостатки и достоинства работы в офисе, его недавно приобретённый в кредит совсем ещё новый Линкольн Таун Кар, словно управляемый своим собственным разумом, бесшумно катил по туннелю, соединяющему Манхэттен с Нью-Джерси.
Двадцать с лишним лет назад в Москве Мэтт, которого в те давно ушедшие, вроде как бы приснившиеся времена именовали Матвеем Борисовичем, работал завотделом в солидном отраслевом институте. Под его началом трудились десятки людей - в какой-то пиковый момент отдел насчитывал больше восьмидесяти человек. Налаженный процесс плавно катился своим чередом. Выполняли весьма сложные проекты, публиковали статьи в журналах, каждый год один или два сотрудника защищали диссертацию...
- А почему бы и вам не защититься, Матвей Борисович? - как-то спросил самый молодой из завлабов, кандидат наук Лёня Хаскелевич. - Понимаю, административная текучка, времени не хватает. Посодействуем…
И Матвей Борисович тоже состряпал диссертацию, объединил результаты трёх-четырёх разработок, обобщил выводы, обрисовал научную перспективу. Хаскелевич и его ребята помогли: подобрали статистику, обсчитали результаты на ЭВМ, составили красивые графики и диаграммы…
Матвей Борисович пользовался заслуженным почетом и уважением и у руководства, и в министерстве. Завлабы составляли квартальные и годовые отчеты, зам с помощью главных специалистов сводил их в отчет отдела, а на долю Матвея Борисовича выпадало все это утверждать, согласовывать, добиваться новых заказов, утрясать планы и заявки на оборудование, заседать на совещаниях у директора и в техсовете института, периодически ездить на техсовет министерства, на конференции…
Да вот беда, страну стали покидать люди из его ближайшего круга, все те, кого жалко было терять. Ещё в 79-м уехал Павел, закадычный друг с незапамятных времён третьего класса..
- Ну что ты хочешь там найти, Пашка? - искренно пытался понять Матвей. - Ты ведущий инженер, Марина учительница. Чего вам не хватает?
- Не хватает? - Павел с холодной яростью сверлил его взглядом. - Ты серьёзно? А что у нас вообще есть? Во-первых, я хочу жить как человек, а не раб этой долбаной соцсистемы. Хочу элементарной человеческой свободы.
- Какой такой свободы? Какой на х. раб? Ты работаешь по специальности, у тебя хорошая квартира на Соколе, в отпуск ездишь в Сочи и на Рижское взморье…
- Ты правда шизанутый или пытаешься самого себя убедить, как тут прекрасно ? Не ври хоть себе, Матвей.
- Я просто трезво оцениваю ситуацию. Знаю, что достиг потолка, но ведь там мой потолок будет куда ниже.
- Надоела эта вечная оглядка на 5-й пункт. - говорил Пашка. - Сколько можно? Мой отец воевал, был ранен, а потом не мог найти работу простым экономистом, когда его уволили в 52-м.
- Но ведь в конце концов нашёл!
- С тобой бесполезно говорить. Смотри не опоздай на свою любимую программу “Время”, получишь очередную дозу советской хуйни.
И Пашка уехал. А начиная с 88-го двинулись многие. Мир вокруг словно зашатался. Москву лихорадило массовым отъездом чуть не каждого, кто ухитрился раскопать в родословной хотя бы прабабушку еврейку или немку. Или, на худой конец, армянку - ведь армяне, как и евреи, обитают во всех странах, и им тоже иногда стали разрешать “объединение семей”. Наиболее предприимчивые покупали паспорта, где в графе “национальность“ красовалась столь нежелательная совсем недавно надпись.
А Матвей Борисович не хотел уезжать. Вышло так, что он практически не сталкивался с государственным антисемитизмом. Ну, слышал какие-то разговоры в юности. Знал, что евреев не принимают в МФТИ, МИФИ, трудно поступить в МГУ, с большим скрипом берут в некоторые НИИ, особенно академические. Это, конечно, раздражало. Ставят препоны при защите диссертаций. Но ведь не всегда и не всем. Вот ему, например, никто не препятствовал. Антисемиты есть и в США, так что, поднимать перед ними лапки вверх? Теперь, правда, вовсю заговорили о “Памяти”. Уровень тревоги, звучащей на кухонных посиделках московской интеллигенции, вырос сразу на несколько градусов.
- Ну что ты сидишь? - вразумляли его друзья за бутылкой Посольской водки на кухне. - Ты же здесь человек второго сорта. И вечно будешь таким. Это ещё если бить не начнут!
- Да какого на х. второго сорта? - горячился Матвей Борисович. - Что ты мелешь! Я начальник отдела, кандидат наук. У меня 4 лаборатории! А сейчас, при Горбачёве, на 5-й пункт вообще никто не смотрит.
- Мудак ты, - качали головой друзья.
Уехала с мужем-компьютерщиком Инна, дочка от первого, раннего брака. Уехал русский сосед Кирилл с женой Светой, которая вдруг оказалась полуеврейкой.
- Матвей, да мне бы твой паспорт, брат, - говорил Сашка, ближайший друг с институтских времен и чистокровный русак, - я бы уже давно свалил отсюда, только пятки бы засверкали.
- И в Израиль поехал бы? - ехидничал Матвей.
- Надо будет, так и в Израиль. - невозмутимое заявлял Сашка, наливая. - Давай ещё по одной!
И ведь уехал, поганец, и именно в Израиль. Нашёл какую-то двоюродную тетку-еврейку и был таков.
- Мы скоро останемся здесь одни, - раздражалась жена, - давно пора ехать, когда это до тебя дойдёт в конце концов?
- Куда ехать, куда? - отбивался Матвей Борисович. - Что я там буду делать? Чем зарабатывать?
- Все как-то устраиваются, - жена пожимала плечами. - Ты мужик или кто?
- Вот именно, как-то. - Матвей Борисович пропускал подковырку насчёт “мужика” мимо ушей. - Ты редактор в издательстве. Кого ты там будешь редактировать?
Сын-старшеклассник даже и слышать не хотел об отъезде. У него появилась первая девушка и сын, с головой утонувший в любовных отношениях, ни за какие Америки и Канады не желал с ней расставаться.
Магазины все время беднели, но у Матвея Борисовича имелись давние контакты, холодильник никогда не пустел. Ездили на дачу в Малаховке, выращивали там лук и роскошные огурцы и помидоры, жигуленок бегал исправно - опять же работали связи в техсервисе. Жизнь как-то текла. Однако к концу перестройки финансирование института принялось заметно усыхать, затем пошло тоненьким ручейком, а через полтора года после развала Союза и вовсе прекратилось. Кругом вырисовывалась схожая картина. Поменять работу оказалось невозможно. Вскоре институт закрылся. В отделе к этому моменту оставалось человек пятнадцать, в основном старики. Матвей Борисович провёл последнее совещание, сообщил печальную новость, которую все уже давно ждали. Пожал сотрудникам руки, поблагодарил за службу и отнёс ключ сидевшему в помещении бывшего директора владельцу здания, шустрому, бритоголовому молодому человеку, который намеревался сдавать офисы в аренду.
Матвей Борисович попробовал ткнуться туда и сюда, звонил многочисленным знакомым, ходил на какие-то встречи с “влиятельными людьми”, но в стране произошли кардинальные, необратимые перемены. У знакомых появились свои, похожие проблемы, и выброшенные за борт квалифицированные работники некогда многочисленных НИИ оказались никому не нужны. Зато настежь открылись границы. Попробовали, по совету приятеля, мотаться с женой в Турцию за кожаными куртками и пальто, продавать их на Воскресенском рынке. Но торговцы они оба оказались никакие, к тому же на рынке скоро начали верховодить наглые рэкетиры. В общем проторговались вчистую.
Матвей Борисович наконец решился, тем более, что и сына бросила его девушка ради какого-то “нового русского”. Мальчик пребывал в глубоком миноре, и на вопрос, хочет ли уехать в Америку, мрачно кивнул. Матвей Борисович позвонил дочери. Дела у неё с мужем-программистом шли великолепно. Инна тоже окончила компьютерные курсы и устроилась в одну из крупных финансовых компаний на Уолл Стрите. Матвей Борисович многие годы, невзирая на молчаливое недовольство второй жены, регулярно помогал дочке. Подбрасывал деньги, дарил подарки на дни рождения, Новый Год и 8 марта, решал её девичьи, а потом и женские проблемы. Теперь вот и дочь подсуетилась, перетащила его с семьей в Нью-Йорк. Время приватизации квартир ещё не пришло, но удалось продать машину и дачу. Привезли с собой где-то шестнадцать тысяч долларов. Дочка помогла снять небольшую, не особо уютную квартиру в южном Бруклине. Дальше надо было устраиваться самому, начинать все сначала в сорок пять лет. Нашлись доброхоты-советчики.
- Гляди, Матвей, - объяснял Вадим, знакомый из смежного НИИ в Москве, опытный иммигрант с трехлетним стажем. - Твой руководящий опыт в Америке не прокатит. НИИ здесь нет, а лабораторий не так много. Да и скажи честно: как рядовой исследователь - ты потянешь?
- Может и нет, - задумчиво говорил Матвей Борисович. - Одиннадцать лет заведовал отделом, занимался текучкой.
- Ну вот. Смотри, что я замутил. Пошёл в Social Security (Отдел социального обеспечения), втер им, что у меня депрессия, мысли о самоубийстве. Принёс справку от врача с Брайтон-Бич. Теперь получаю пособие, квартиру по 8-й программе. Работаю в русском бизнесе за кэш (наличные). Делай как я!
Матвей Борисович эту идею отверг - не позволяла гордость. Прибился на курсы программистов в Бруклине, но то ли преподаватель попался никчемный, то ли сам Матвей Борисович не вписывался во все эти COBOL, DB2, JCL и CICS. Пришлось уйти. Английский особо не давался: читать кое-как ещё мог, а вот говорить и понимать других не получалось. А ведь вроде учил язык и в школе, и в институте, и ставили ему всегда “отлично”... Сын между тем поступил в Пенн Стэйт, практически бесплатно как неимущий. Уехал в Филадельфию. Нашёл подработку в каком-то кафе, а вскоре завёл китаянку гёрлфренд. Теперь созванивались с ним раз в неделю. У мальчика началась своя жизнь.
Матвей Борисович с женой остались вдвоём. Деньги таяли с пугающей быстротой. Матвей Борисович разсылал резюме, изредка получал ответы с благодарностью, но предложений не поступило ни одного. Настроение каждый день опускалось все ниже, и уже зашкаливало за нулевую отметку.
Как-то жена вернулась из магазина с просветлевшим лицом.
- Познакомилась с одной приятной женщиной из Киева. - объявила она. -Зовут Софа. В Америке уже семь лет. Муж тоже кандидат наук, работал старшим научным в каком-то НИИ. А теперь водитель в лимузинном сервисе, хорошо зарабатывает.
Через неделю женщины познакомили мужей. Валерий оказался ровесником Матвея, дружелюбным разговорчивым брюнетом, как ни странно, без украинского “гэканья”. Приняли их гостеприимно. Стол был густо уставлен русскими закусками, включая непременную красную рыбу и оливье двух видов: с колбасой и с креветками. Посредине возвышались водка Grey Goose и бутылка красного вина. Выпили и закусили, женщины ушли в другую комнату поболтать. Мужчины перешли на “ты”.
- Сколько лет ты водишь машину? Четырнадцать? Конечно, иди к нам. Дороги выучишь за пару недель. Работать будешь сам на себя, по своему графику. Чем не жизнь? Только, если остановят, не вздумай давать двадцатку полицейскому на дороге - сразу наденет наручники. Здесь это не прокатит.
- А язык?
- Все, что тебе нужно - понимать адрес. Разберёшься, Матвей. Я же разобрался. Конечно, нужны определённые вложения. Но это не проблема. Компания даст в долг… Проценты высокие, но ты раскрутишься.
Назавтра с новым приятелем отправились в лимо-сервис. Условия работы были довольно серьёзные. Требовалось купить новую машину дорогой модели, сдать экзамен, получить лицензию и оплатить солидный вступительный взнос. Все вместе выливалось в кругленькую сумму. Но Матвей Борисович как-то сразу осознал - это и есть то, что ему нужно. Жена активно поддержала.
Уняв гордыню, занял денег у дочери, да ещё пришлось взять в долг, действительно под немалые проценты, у лимузинной компании. Попал в кабалу, вкалывал по четырнадцать часов в сутки шесть дней в неделю, но не унывал. Втянулся в работу, стал приносить домой приличные деньги. Через год расплатился с дочерью, а долг компании можно было отдавать по частям. Начал понимать язык, мог теперь и сам построить фразу-другую, а потом и вовсе заговорил, с ошибками, но весьма бойко. В деталях узнал многие районы Нью-Йорка и соседних штатов – Нью-Джерси и Коннектикута. Жена нашла работу помощника врача в медицинском офисе. Расплатились с одними долгами, влезли в другие - купили небольшой, но уютный дом в хорошем районе. Хоть и не близко к Манхеттену, зато стоил чуть не вдвое дешевле, и налоги куда ниже. Со временем наняли контрактора, отремонтировали по своему вкусу. Можно жить-поживать. Да вот работа что-то стала донимать Матвея Борисовича, принявшего теперь имя Мэтт. То ли возраст себя вдруг проявил, то ли переутомился, а может и то, и другое. После беспокойного сна, к 11-ти утра, а то и позже, с трудом вытаскивал себя из скомканной постели. Жена, естественно, давно уже была на работе. Принимал горячий душ, помогающий проснуться, без аппетита шёл завтракать: одни и те же омлет, овсянка и кофе. Ставил тарелки в посудомойку, усаживался перед телевизором, то и дело переключая каналы с дистанционного пульта. Время уходило сквозь пальцы. Пара часов - и пора на работу.
Секс с женой происходил теперь так же редко, как новолуние, да и то не каждое. Отношения не то чтобы испортились, но теплота и душевность куда-то улетучились, ведь они с женой оказывались вместе только по воскресеньям. Попробовали летать в отпуск на недорогие курорты: в Доминиканскую Республику, в Мексику, на Джамайку. Там, у Карибского моря, тёплого и ласкового, в расслабляющей жаре, влажности и бездельи, где дневной воздух был пропитан солнцем, а ночной - сексом, вроде бы становились ближе друг к другу. А возвращались - и через неделю-две старые отношения, с привычным уже им обоим холодком и безразличием, возобновлялись. Так и жили.
Мэтт прибыл в аэропорт за 10 минут до приземления нужного ему рейса. Времени на подготовку к встрече клиента имелось больше, чем достаточно. Поставил машину на дорогой кратковременной парковке - за все платит заказчик. Прикрепил лист бумаги к пластиковой подложке, специально припасенной для встречи клиентов в аэропортах. Крупными буквами, сверяясь с компьютером, написал черным фломастером имя заказчика: Michael Silver. Вышел к ползущему сверху эскалатору на этаже прибытия полётов и поднял листок с именем на уровень груди. Вскоре пружинистым шагом приблизился к нему, показывая двумя пальцами себе на грудь, высокий, энергичный молодой человек. Вглядевшись, поднял брови и неожиданно спросил по-русски:
- Матвей Борисович?
- Мэтт ошарашенно помотал головой, потёр ладонью, по новой привычке, лысеющее темя. Это был Миша Зильберборд, где-то в начале 80-х совсем ещё зелёным пацаном попавший к нему в отдел по распределению после техникума. Матвей Борисович живо приметил способного парня, почувствовал к нему симпатию. Иногда звал к себе в кабинет, расспрашивал о делах, давал советы. Частенько отпускал Мишу с полдня, заодно поручая ему собственные мелкие дела: отнести материалы в смежный НИИ, забрать билеты из театральной кассы, купить пару бутылок вина или подарок тёще. Миша безукоризненно выполнял поручения шефа. Потом он закончил вечерний вуз и Матвей Борисович перевёл парня на инженерную должность… Стоп… значит, ему сейчас должно быть за пятьдесят. А с виду нет и сорока!
- Очень рад вас видеть, Матвей Борисович.
- Михаил… как ваше имя-отчество?
- Да какое отчество. Зовите просто Майк!
- Вот так встреча, Майк! Прошу сюда, дорогой! Очень рад подвезти бывшего коллегу! Отлично выглядите!
- Вы тоже в порядке.
Мэтт махнул рукой.
Выехали на 95-ю дорогу. Мэтт взял левую полосу, слегка прибавил газу, стараясь не превышать установленный лимит скорости в 65 миль в час. Майк, как и положено пассажиру лимузина, какое-то время полностью сконцентрировался на своём айфоне.
- Давно вы в лимо-сервисе, Матвей Борисович?
- Мэтт поправил зеркало заднего вида и поймал взгляд пассажира.
- Вот-вот будет двадцать лет. Да… Зовите меня Мэтт.
- Окей, Мэтт.
- Можем на ты?
- Разумеется!
- Чем занимаешься, Майк?
- Работаю в Силиконовой Долине, в Гугле.
- У Сергея Брина, значит?
- У него, родимого.
- Вон как наши ребята раскрутились! Молодец! Часто его видишь?
- Да почти каждый день.
- Серьёзно?
- Вполне.
- Высоко, стало быть, забрался?
- Да уж.
Помолчали.
- Женат?
- В прошлом году отпраздновали. серебряную свадьбу.
- Да ты что?
- Так ведь годы летят... Трое детей. Старший тоже у нас в Гугле, разрабатывает новые технологии. А как ваши, кгм… твои детки? Сколько их у тебя?
- Двое. Дочь на Уолл-Стрите, а сын...уехал в Бразилию. Какой-то там бизнес…
- Понятно, - быстро сказал Майк, чтобы прекратить явно неприятную собеседнику тему. - Поездили по миру?
- Да, побывали кое-где. Джамайка, Мексика. А ты?
- Проще сказать, где я не был, - улыбнулся Майк.
- Ум-гм. В общем, месяцы бегут, а годы летят… А что в Принстоне?
- Совместный проект с Университетом. For the government (для правительства).
- Понятно.
Вскоре GPS обезличенным женским голосом сообщил о прибытии на место.
- А вот и Wyndham Garden, - кивнул подбородком Мэтт, - твой отель. Нужна помощь с чемоданом?
- Ну что вы, - отказался Майк, почему-то переходя на вы, - Вы же видели мой багаж - крохотный “дипломат”.
Мэтт выбрался из машины и обошёл её спереди. Там уже стоял Майкл со своим элегантным чемоданчиком, разминая шею и глядя на светящийся экран айфона. Заметив своего водителя, он поднял голову. В обильном свете гостиничных огней взгляд Майкла показался несколько отчуждённым. А может быть, просто так легли тени ему на лицо. Мэтт сделал движение к Майклу, будто хотел обнять его на прощание, но увидел протянутую руку и мгновенно перестроившись, крепко пожал ладонь своего бывшего техника. Тот ответил таким же пожатием и широко улыбнулся:
- Приятно было повидаться, Матвей Борисович.
Улыбался он хорошо. Тёплая получилась улыбка. Мэтт кивнул, сел за руль и не оглядываясь тронулся с места. Хотелось побыстрее вернуться домой и лечь спать. Он прибавил газу, теперь уже не заботясь об установленной скорости. 8-цилиндровый двигатель без усилия и шума тут же разогнал машину, стрелка спидометра подскочила до 75-ти миль в час.
А в уставшем сознании нескончаемой каруселью вертелась неуместная, дурацкая поговорка: “У Матвея было четыре лакея, а теперь Матвей сам лакей. У Матвея было четыре лакея, а теперь Матвей сам лакей”. И ничем нельзя было перебить эту круговерть. Ни новостями, ни расслабляющей музыкой, ни Бейонсе, ни Высоцким… Мозг просто-напросто оказывался переключаться.
Подъезжая к своему дому, Мэтт с удивлением заметил свет не только над крыльцом, но и в окнах первого этажа. Он, как всегда, оставил машину на драйвее и открыл дверь ключом. Жена встретила его в прихожей:
- А я чувствовала, что ты сегодня раньше вернёшься.
- Который час, Рита?
- Четверть первого. Хотела тебя дождаться. Иди мой руки, буду тебя кормить.
- Ты в порядке, дорогая? Что-то случилось?
- Я в полном порядке, Матюша. Давай умывайся, а я иду на кухню и жду тебя.
Мэтт, приподняв брови и потирая кончик носа подушечками большого и указательного пальцев, как он всегда делал в раздумьи, послушно отправился в ванную.
За ужином он подробно рассказал жене о встрече с Майком и о дурацкой поговорке, непрошеными образом обосновавшейся у него в мозгу по дороге домой. Рита внимательно выслушала его, встала, зашла мужу за спину и тёплыми мягкими ладонями притянула его голову себе на грудь. Мэтт закрыл глаза. Напряжение стало уходить из его утомленного сознания, мышцы лица и шеи расслабились.
- Ну что за чушь вечно лезет мужчинам в голову - проговорила Рита и поцеловала его в темя. - Никогда ты не был лакеем. Ты приехал сюда в 45 лет, овладел новой профессией, выучил язык и заработал всё, что у нас есть. Ведь моей зарплаты хватает только на сумки и косметику. И там, в Москве, не было у тебя никаких лакеев. Дурацкое слово.
- Да ведь это просто поговорка, - улыбнулся Мэтт, не открывая глаз. Его голова удобно покоилась на груди у Риты.
- Пойдём наверх, - сказала жена, - мы уже два месяца не занимались любовью.
- Подожди, я приму душ, - прошептал Мэтт.
- Нет, - сказала Мэтту его женщина, - не хочу ждать не минуты.
Как Фрэнк и Стив поссорились и помирились
Дом, в котором Фрэнк жил со своей женой Мэгги, располагался в небольшом уютном городишке на севере Пенсильвании, на тихой улице, густо поросшей платанами и сиренью. Фрэнк, много лет проработавший в фармацевтических компаниях, недавно вышел на пенсию. Теперь он делил своё время между интернетом и гольфом. Минуло уже немало времени с тех пор как дети выросли, стали самостоятельными и покинули родительский дом. Сын с женой перебрались в Мериленд, потом оказались в Кентукки - туда переместилась фирма, где сын работал в отделе информационных технологий. А дочь ещё училась - зарабатывала себе степень магистра в качестве дипломированной медсестры во Флориде. Там и планировала остаться после университета. Говорила родителям, что во Флориде никогда не будет недостатка в пациентах.
В соседнем доме жили Стив и Кэти. Их дом, построенный лет 30 назад по тому же проекту, что и дом Фрэнка, отличался только лишь пристройкой на заднем дворе, в основном состоящей из стеклянных стен. Многие называют такую пристройку “Флоридская комната”. Раньше Стив служил полицейским детективом в Филадельфии, но уже лет восемь как вышел на пенсию. Он увлекался коллекционированием юбилейных монет и спортивной стрельбой из пистолета. У Стива и Кэти было две дочери, и обе жили за границей. Старшая, Мерил, вышла замуж за канадского бизнесмена и переехала в Ванкувер, а младшая, Гвинет, каждые два-три года перебиралась с места на место с детьми и мужем, офицером морской пехоты, который последнее время служил на Окинаве.
Фрэнк и Стив были друзьями в американском понимании этого слова. Они частенько беседовали по несколько минут во время стрижки травы на своих аккуратных газонах или когда одновременно выставляли к бордюру мусорные баки. Разговор шёл в основном о погоде, бейсболе, футболе и ценах на бензин. Их жены тоже любили обменяться парой слов от случая к случаю, и продолжалось эти беседы по полчаса или чуть больше. О чем разговаривали дамы, остаётся тайной, но домой они всегда возвращались в отличном настроении. Каждая говорила мужу, что их соседка - замечательная женщина.
Однажды, после снежной бури, когда у Фрэнка сломалась снегоуборочная машина, Стив самолично очистил соседу весь участок. А Фрэнк порекомендовал Стиву своего дантиста, и теперь они иной раз пересекались во врачебном офисе. Вот, пожалуй, и все. Никаких кухонных посиделок за стаканом виски со льдом или, скажем, мартини, у них не происходило. Да и вообще Фрэнк предпочитал пиво.
В общем Фрэнк с Мэгги и Стив с Кэти представляли собой две типичные американские пары среднего класса, в достатке и согласии живущие в спокойном городке без шума и преступности.
У Фрэнка имелся кот Багси, рыжий и нахальный персидский красавец, который любил проводить время на задних дворах у всех соседей в округе. Иной раз кот забредал на участок Стива и получал от него дружеское приветствие и пару почёсываний за ухом, а от Кэти кучу ласковых слов и несколько кусочков тушеной говядины. Поэтому умный кот никогда не делал свои дела на их участке. Для этих целей он переходил на соседнюю улицу и устраивался на заднем дворе одного китайца по имени Джек. Джек не любил котов и Багси, само собой, платил ему той же монетой. В конце концов кот получил своё имя в честь известного бандита Багси Сигела, основателя игорного бизнеса в Лас-Вегасе.
А у Стива обитал в большой клетке с удобной жердочкой трёхцветный говорящий попугай по имени Лумумба. Фрэнк видел попугая несколько раз, но совсем не интересовался птицами и не знал, что Лумумба - попугай говорящий. Дело в том, что Стив не любил хвастаться, а жены о попугаях вообще не говорили. У них всегда находились темы поинтереснее.
И вот как-то раз у Стива случилась неотложная ситуация - в Огайо умер его двоюродный дядя. Им с Кэти нужно было срочно лететь на похороны. Отдавать попугая в “отель для животных” совершенно не хотелось - Лумумба был существом чувствительным, с тонкой психикой. И Стив скрепя сердце попросил Фрэнка приютить попугая на пару дней.
Фрэнку не особенно улыбалось брать на попечение экзотическую птицу. Конечно, попугай не собака, выгуливать его не нужно. Но все-таки, думал Фрэнк, наверное, придётся чистить клетку, да и шум чертова птица может поднять посреди ночи. А ещё Фрэнк предполагал, что кот Багси вряд ли проявит гостеприимство к новому постояльцу. Впрочем, Лумумба обитал в клетке с узкими проемами между крепкими металлическими прутьями и Багси не мог причинить ему вреда. Да и Мэгги доходчиво объяснила мужу, что соседу нужно помочь, тем более что летит он на похороны, а не, скажем, на курорт. А Фрэнк не привык спорить с женой. Он давно усвоил народную мудрость, гласящую, что “когда жена довольна, тогда и жизнь привольна”.
Надо сказать, что Фрэнк и Стив, подобно многим американцам, во избежание конфликтов никогда не затрагивали вопросы политики. Поэтому старина Фрэнк был несколько ошарашен, когда попугай, освоившись на новом месте - а Фрэнк подвесил клетку на длинной цепочке к потолочному вентилятору в бывшей спальне сына - склонил голову набок, уставился на Фрэнка яростным оком и заорал без всякого повода:
- Долбаные либерасты!
- Это ты о ком? - поинтересовался Фрэнк, удивленно покачав головой, - не о демократах ли?
- К свиньям собачьим дерьмократов! - немедленно выкрикнул Лумумба и щелкнул клювом.
- Надо сказать, что Фрэнк как раз и придерживался весьма либеральных взглядов. Например, он полагал, что президент Трамп - расист, шовинист и враг женщин, хотя и не мог, несмотря на свою степень магистра фармакологии, внятно объяснить, почему Трамп заслуживает все эти нехорошие эпитеты. Фрэнк, как и большинство читателей Нью Йорк Таймс, просто предполагал, что любому “непредвзятому” человеку подобные вещи априори очевидны. И тут такой неприятный сюрприз от соседа, по всем признакам всегда производившего впечатление порядочного парня
- Ты знаешь, дорогая, какие дикие взгляды у наших соседей? - сокрушенно сказал Фрэнк жене, перекладывающей белье из стиральной машины в сушильную. - А с виду вроде бы приличные люди.
И он поведал Мэгги о безобразных высказываниях Лумумбы, наверняка почерпнутых у его хозяев. Ведь попугай вряд ли мог самостоятельно сочинить фразы такого рода. А хозяева, в свою очередь, набрались консервативно-шовинистического вздора, скорее всего, от Fox News.
- Мне неизвестно, как обстоят дела с мозгами у твоего Стива, - отозвалась жена, взглянув на Фрэнка из-за сушки, - а Кэти я до сих пор считала вполне нормальной бабой. Но если они сторонники этого негодяя Трампа, расисты, шовинисты и ненавистники женщин, нам с ними больше делать нечего. Я не общаюсь с подонками.
- Ты абсолютно права, дорогая, - кивнул Фрэнк.
Вечером жена, как обычно, устроившись с блюдечком овсяных крекеров напротив 60-дюймового телевизора в “семейной” комнате, приготовилась насладиться очередной серией “Игры Тронов”. Телевизор они с мужем смотрели раздельно. Фрэнк предпочитал спорт или политические новости. Он взял на кухне пакетик соленых фисташек и поднялся наверх. В спальне у них с Мэгги стоял новый Samsung, но смотреть его можно было только лежа на кровати. Ложиться ему, однако, не хотелось, и Фрэнк отправился в комнату сына, где после его отъезда оставался небольшой Sharp. Разыскав дистанционный пульт, Фрэнк включил свой любимый CNN. Экран заполнило псевдоаскетическое лицо Андерсона Купера, с весьма озабоченным видом что-то разъясняющего телезрителям с места событий.
- Опять этот чертов гомик расквакался! - тут же заорал попугай.
- Цыц, замолчи! - прикрикнул на Лумумбу возмущённый Фрэнк. - Андерсон Купер - один из лучших телеведущих в Америке. Он знает, что говорит и вообще большой молодец.
С этими словами Фрэнк, фиксируя попугая-консерватора осуждающим взглядом, картинно нацелил на него указательный палец правой руки и строго спросил:
- Ты понял?
Лумумба, склонив голову набок, неуверенно поглядел на Фрэнка, переступил с ноги на ногу на своей жердочке, щелкнул клювом и хрипло произнёс по слогам:
- Мо-ло-дец! Мо-до-дец!
- Вот так-то лучше, - улыбнулся Фрэнк, - хорошая птица. Не будешь болтать глупостей, дам тебе пару вкусных орехов.
Попугай нахохлился и замолчал. Фрэнк переключился на MSNBC.
-А сейчас - с напором заговорила с экрана голова Рэйчел Мэддоу, - на основании всего сказанного мной, давайте вместе решим, чего у Трампа больше: расизма, грубости или некомпетентности.
- Трамп - полный идиот, - поделился Фрэнк своим мнением с попугаем.
-Идиот! - подхватил сообразительный Лумумба. - Тр-р-рамп идиот! Три-р-рамп идиот!
- Вот теперь ты, наконец, разобрался в политике, - похвалил Фрэнк попугая, подошёл к клетке и высыпал ему в мисочку для еды несколько фисташек. Лумумба охотно склевал их, повернулся боком и подставил Фрэнку шею, чтобы тот её почесал.
Через три дня Стив явился за своим любимцем. Он дружески поздоровался с соседом и поблагодарил за помощь. Фрэнк весьма сухо ответил на приветствие и вынес ему клетку с попугаем. Лумумба тоже не изъявил особой радости при виде хозяина.
- Кто это пришёл, honey? - осведомилась Мэгги из бейсмента.
-Почтальон, - крикнул Фрэнк.
Стив пожал плечами и, подхватив клетку со своим подопечным, ушёл не прощаясь.
В тот же вечер попугай не упустил возможности поделиться со Стивом своими новыми взглядами на политическую ситуацию в стране. Услыхав имя Трампа от Руди Джулиани, приглашённого Fox News на очередное интервью, Лумумба сверкнул глазами и гаркнул:
- Тр-рамп р-р-разрушает Амер-р-рику! Позор-р-р!
Стив и Кэти в недоумении глянули друг на друга. За какие-то пару дней их любимец переквалифицировался в либералы! Затем Стив понимающе кивнул, подошёл к клетке и набросил на неё старое полотенце. Попугай замолчал и вскоре уснул.
Теперь соседи при встрече молча кивали друг другу, не потрудившись даже изобразить на лице улыбку. Женщины прекратили свои доверительные беседы. Обе признались мужьям, что допустили ошибку и на самом деле их соседка - весьма малоприятная особа. Фрэнк, разумеется, сразу согласился, а Стив только молча пожал плечами.
Так продолжалось несколько недель. В один тёплый вечер, когда звёзды дружно засияли на весеннем небе, Стив выставлял мусорный бак к бордюру и услыхал шуршание маленьких колёс на соседнем драйвее. Фрэнк исполнял тот же еженедельный ритуал. Стив аккуратно установил свой бак на обычном месте, в пяти футах от драйвея, и решительно двинулся в сторону соседа.
-Эй, Фрэнк, - окликнул он. - Как дела?
- Прекрасно, - сухим тоном отозвался Фрэнк. - А твои?
-Все хорошо, - сказал Стив. - У тебя есть минута?
-Есть, - с некоторой опаской ответил Фрэнк.
Стив приблизился к соседу и с улыбкой взглянул ему в лицо. Фрэнк насторожился.
- Слушай, дружище, - сказал Стив, - я тут кое о чем подумал. Мой Лумумба провёл у тебя три дня и стал талдычить всякие вещи, которых наслушался в твоём доме от CNN. А теперь, всего через пару недель, он опять повторяет то, что слышит у нас дома на Fox News или из всех этих видео, которые мне присылают друзья по электронной почте.
-Меня это не удивляет, - сказал Фрэнк.
- Верно, - продолжал Стив. - Так вот, не кажется ли тебе, что и мы ведём себя как попугаи? Повторяем то, что слышим на экране от говорящих голов? А ведь ты и я - два неглупых парня, каждый со своей собственной башкой на плечах, и притом добрые соседи. К чертовой матери весь этот бред политиканов! У них там своя жизнь, а у нас здесь своя. Согласен?
И он протянул Фрэнку руку. Фрэнк, секунду поразмыслив, улыбнулся и ответил рукопожатием. Стив дружески хлопнул его по плечу.
-Ты смотрел последнюю игру Philadelphia Eagles? - поинтересовался он.
- Ещё бы, - ответил Фрэнк, сияя. - Крис Лонг был в ударе!
Добавить комментарий