Внутренний сюжет фильма – столкновение двух характеров, двух отношений к жизни и музыке – Майка Науменко и Виктора Цоя. Не могу судить, насколько соответствуют герои фильма своим прототипам, говорю только о том, что увидел в этом фильме. Ключом к характеру, образу жизни и мыслей Науменко может послужить одно слово, оброненное им в разговоре с Виктором Цоем – «кайф». Стоит ли так страдать и мучиться, сказал он огорченному Виктору Цою, из-за качества звукозаписи? Лови кайф от сознания, что другим твоя творческая требовательность недоступна. Одним словом, наслаждайся тем, что ты выше других...

Несмотря на всё свое интриганство, король был большой либерал. Свобода мыслей была в королевстве не отменена, и король этим чрезвычайно гордился. «Думай что хочешь - кричи ПИП (приветствую и повинуюсь)», - так было написано на стене городской ратуши. Кроме того, будущая прогулка нагишом приятно волновала короля. Хотя он уже был и не молод, но находился в хорошей физической форме: плоский живот, развитая мускулатура, гордая осанка...

Закончившийся в августе музыкальный фестиваль SummerScape в Аннандейл-он-Хадсон был посвящен русской музыке. Как и на многих предыдущих фестивалях, в программе звучали не только популярные произведения русского классического репертуара, но и редко исполняемые, порой незаслуженно забытые сочинения. Настоящим подарком для гостей фестиваля оказалась опера «Демон», впервые прозвучавшая в Америке.

21 августа утром я возвращалась с Ленинградского рынка. Помню, что купила много брусники – мы любили делать моченую, очень вкусно с мясом или дичью. Тогда на Сретенке был магазин, что-то вроде «Русская быль» назывался, там продавали куропаток и рябчиков – не дороже обычных кур. И вот я шла с рынка с тяжелыми сумками, почему-то точно запомнилось место – с Красноармейской завернула за старый писательский (Черняховского, 4) – и там встретила Костю Богатырева, переводчика. На нем буквально лица не было. Он рассказал мне, что советские войска вошли в Прагу. Впечатление было совершенно ошеломляющее. Шок...

Девятилетние детки пели про кровавый след на сырой траве. Подразумевалось, что детки правильно понимают: такие песни – это наш советский героический эпос. Только, в отличие от русского народного эпоса, где мифический Илья Муромец сражался с мифическим Соловьем-Разбойником, советский эпос был ближе к реальной жизни. И детки, вероятно, понимали, интуитивно конечно, что кровавый след на сырой траве вполне может случиться и в их собственном недалеком будущем...

Судья Октябрьского района Красикова съела с губ всю помаду. Она усердно кусала губы: боялась рассмеяться. Заседатели хрюкали и прыскали. Публика откровенно ржала. Потерпевший, указывая немытым пальцем на подсудимого, другой рукой стуча себя в грудь, говорил: ‒ Да я его знать не знаю! Честное слово! Граждане судьи! ‒ Зачем ты врёшь, Вася? ‒ грустно спрашивал подсудимый. ‒ Не я вру, а ты врёшь! Хулиган...