Мемуары

Не тот умён, кто всё знает и всё понимает (таких нет). Умён тот, кто понимает, что понимает и чего не понимает; знает, что знает и чего не знает. Дураку эта граница не ведома. Он вечно нарушает её, вторгаясь в чужие пределы и тем ярче демонстрируя себя в собственном качестве...

Неизвестная сволочь услышала рассуждения «еврейского умника» и тут же «настрочила телегу» об идеологическом вредителе. Не забывайте, всё это происходило в 1937 году в самый разгар «Большого террора». Льва спас секретарь партийного бюро факультета профессор Корпачёв, который быстро сообразил, что разбирательство не ограничится одним студентом Либерманом и вслед за ним привлекут других учащихся и даже преподавателей. Дело с большим трудом удалось замять, а произошедшее событие послужило Льву уроком на всю жизнью.

«Познакомьтесь, Леночка, – Валерий Михайлович Зощенко». Зощенко? Сын Михаила Зощенко… Когда Толю арестовали, я ходила вдоль полок уже тогда хорошо собранной Толей библиотеки и выбирала – что я способна в этом состоянии читать. Хотелось Достоевского… Кстати, Толя в тюрьме перечитывал Достоевского и ощутил в нём брата. Но мне надо было жить среди людей, и я боялась завязнуть в этих страстях и страданиях. Зощенко. Открыла, и пока не прочла оба тома, не могла оторваться...

Вдруг в поле моего зрения, прямо у моего песчаного строения, возникли, как бы ниоткуда, мамины коричневые туфли на венском каблуке со шнурочками спереди. Вижу их как сейчас… Эти мамины туфли врезались в мою память… У меня все холодеет внутри, сердце учащенно бьется, я боюсь поднять голову и признаться себе в том, что это - мамины ноги, и это она сама здесь. Полный ужас сковывает меня, а в голове проносится мысль: “Почему мама вдруг приехала неожиданно в будний день, она ведь должна быть на работе?”...

Отец начал вести дневник в Иерусалиме, в июне 1974 года. Последние записи были сделаны в августе 1978. Записей между августом 1974 и августом 1977 не осталось - скорее всего, их не было. Отец писал о жизни и о людях, об Израиле, о России, о любимой им русской литературе и поэзии. Тень болезни, поразившей его вскоре после приезда в Израиль в 1973 году, временами отступала, но никогда не исчезала. Есть разные мнения по поводу этики посмертной публикации дневников, когда нет на этот счет выраженной воли самого автора, у которого не было возможности установить окончательный вариант текста...

Прабабушка Рахиль была из семьи польских евреев. Отец её, Арон, был из кантонистов, то есть из тех еврейских мальчиков, которых насильно забирали в армию на четверть века. Семейное предание не сохранило подробности того, как его «забрили» в армию, но известно, что он служил в армии Николая I, или, как в народе говорят, Николая Палкина, и был, что называется, «николаевский солдат»...