Мемуары

Вдруг в поле моего зрения, прямо у моего песчаного строения, возникли, как бы ниоткуда, мамины коричневые туфли на венском каблуке со шнурочками спереди. Вижу их как сейчас… Эти мамины туфли врезались в мою память… У меня все холодеет внутри, сердце учащенно бьется, я боюсь поднять голову и признаться себе в том, что это - мамины ноги, и это она сама здесь. Полный ужас сковывает меня, а в голове проносится мысль: “Почему мама вдруг приехала неожиданно в будний день, она ведь должна быть на работе?”...

Отец начал вести дневник в Иерусалиме, в июне 1974 года. Последние записи были сделаны в августе 1978. Записей между августом 1974 и августом 1977 не осталось - скорее всего, их не было. Отец писал о жизни и о людях, об Израиле, о России, о любимой им русской литературе и поэзии. Тень болезни, поразившей его вскоре после приезда в Израиль в 1973 году, временами отступала, но никогда не исчезала. Есть разные мнения по поводу этики посмертной публикации дневников, когда нет на этот счет выраженной воли самого автора, у которого не было возможности установить окончательный вариант текста...

Прабабушка Рахиль была из семьи польских евреев. Отец её, Арон, был из кантонистов, то есть из тех еврейских мальчиков, которых насильно забирали в армию на четверть века. Семейное предание не сохранило подробности того, как его «забрили» в армию, но известно, что он служил в армии Николая I, или, как в народе говорят, Николая Палкина, и был, что называется, «николаевский солдат»...

Подошла к лошади и увидела, что на ней нет ни седла, ни стремян, есть только уздечка и повод. На ее спине лежала старая засаленная телогрейка, которая, наверное, заменяла пастуху седло. Я протянула Бурке хлеб, та аккуратно взяла его с моей ладони влажными губами, с удовольствием сжевала, слизала оставшиеся на ладони крошки и благодарно ткнулась мордой мне в плечо...

У меня были три юные жены. Всех их я любил. Но больше всего я люблю сейчас Пушкина, моего умного, страстного друга. Наши судьбы во многом сходны. Он писал стихи, я рифмованную прозу. Зависть и злоба всю жизнь сопровождали солнце нашей поэзии. То же и у меня. Пушкин до конца демократичен и народен. И я тоже всем сердцем люблю свой народ, живу его думами и несу в душе его жизнь. Народ любит и знает меня - Пушкина тоже...

20-го июня 1941 года решили отметить на даче четырёхлетие моего младшего брата Бори Фогеля. Празднование затянулось на 2 дня. Веселье прервалось сообщением диктора Ю.Левитана о начале войны. Все быстро вернулись в Москву. Мэри вспоминает: воздушные тревоги и быстрые сборы в бомбоубежище, которое находилось рядом с домом. Это здание сохранилось до нашего времени...