Люди и время

Кирилл Серебренников, театральный режиссер европейского масштаба, автор громко прозвучавших фильмов, по надуманному предлогу посажен под домашний арест. Лишить режиссера связи с внешним миром, со своим театром, в котором готовится премьра пушкинских "Маленьких трагедий", с киногруппой, с которой он начал фильм о Викторе Цое, - изощренного вида пытка.

- Юлия Абрамовна, почему вы письма уничтожаете?
- Почему? Потому что это очень личная вещь. Альфредо Паризе, например, писал мне о себе, о своей работе, о своих любовях. Конечно, это и любопытно, и интересно. Но в конце концов, это и очень личное. Письмо можно повернуть по-всякому. Я думаю, что письма нужно или публиковать, если того стоят, или уничтожать.
- В связи с этим хочу спросить о письмах Льва Разгона, которые вы храните. Вы не думаете их частично опубликовать?
- Я их храню до поры, но, наверное, тоже уничтожу, потому что они очень личные, даже интимные...

Юля называла меня Филичка (не уверен в итальянской транскрипции, но надеюсь, понятно о чём речь!). Мне повезло: я жил рядом с Юлей, а не просто знал её. Юля была – и продолжает быть – частью нашей семьи. Глубокий след оставили в моей душе присущие ей стиль и пристрастность во всём...

Поэт Семен Исаакович Кирсанов (Корчик) родился в 1906 г в Одессе в семье довольно известного мужского портного. Учился в гимназии, потом в Институте народного образования, писал стихи, первые его стихи были напечатаны в 1922 г. Но этого ему было мало, хотелось самому читать свои стихи, хотя природа была против. Ценой больших усилий и занятий с логопедом он добился великолепной дикции. Все знавшие Кирсанова вспоминают с удивлением его мощный, казалось бы, несовместимый с маленьким ростом, звонкий голос, готовность Кирсанова читать стихи где угодно и сколько угодно. Говорят, в Донецком цирке он их декламировал, стоя на руках вниз головой...

Всегда, когда я ей звонила, Юля хотела слышать подробности, она любила разделять жизнь с теми, кого любила, – и сама проживала таким образом тысячу жизней. И мне рассказывала о том, что произошло за неделю, зачастую это были рассказы о близких, о старых и новых друзьях, о людях, которые находили её, прочитав её воспоминания или учебники, и просились в гости. Это были Юлины радости. Она увлекалась чужими судьбами, принимала их близко к сердцу, особенно если речь шла о людях сильных, творческих и добрых...

Были годы, когда мы с ней спали в одной кровати в венецианской «Локанда Фьорита», недалеко от университета, где обе преподавали. Ночные разговоры бывали и очень личного свойства: мужья, любови. Но я к Юле все эти годы относилась с придыханием и на «ты» так и не перешла...