О тех, кому обязан
Прожив почти два года в Уильямсбурге, бруклинском районе ультраортодоксальных сатмарских евреев, мы решили оттуда уехать. Когда мы там поселились, мама радовалась, что все вокруг говорят на идише, даже дети; что вывески в витринах магазинов - на еврейском языке; что она, не понимавшая по-английски, может самостоятельно делать покупки, разговаривать с фармацевтом и с врачом. Во всех окружающих она видела друзей, почти родственников.
Но вот однажды днём она, возвращаясь с репетиции в театре Фольксбине и выйдя на станции сабвея Marcy Avenue, сделала кое-какие покупки и направилась к дому. Вдруг к ней подбежал смугловатый парень, скорее всего латиноамериканец, и стал вырывать сумки. Мама закричала "Ратевет мих! Хоб рахмонес ратевет мих!" На её мольбу о помощи, о спасении никто из хасидов не бросился к ней. Это произошло днём на людной улице, где мимо шли студенты иешивы, где прогуливались с колясками женщины в париках, где у входа в магазин стояли покупатели. Грабитель убежал с мамиными сумками, включая ту, в которой были деньги. Для мамы это был шок не столько оттого, что её ограбили, сколько оттого, что свои не помогли. После этого мы спешно переехали на Брайтон-Бич, взяв в аренду первую попавшуюся квартиру: на первом этаже шестиэтажного дома на шумной Brighton 12 Street, напротив школы.
Мне с любавичскими хасидами повезло гораздо больше, чем моей маме с сатмарскими. Радио "Горизонт", созданное организацией "ХАМА", становилось всё популярнее, заполняя информационный вакуум в русскоязычной общине Нью-Йорка. Русского телевидения тогда ещё не было. Я также оставался внештатным сотрудником радио "Свобода". С разрешения главного редактора нью-йоркского бюро "Свободы" Юрия Гендлера я брал сделанные мною там программы и включал их в передачи радио "Горизонт". В то время кинорежиссёр Слава Цукерман вёл на "Свободе" рубрику "Культурная и общественная жизнь американских евреев". Вскоре он решил сконцентрироваться на основной профессии - кинорежиссёра, а свою рубрику на радио передать мне. Гендлер согласился. Так, благодаря Славе Цукерману, я из дикторов "Свободы" перешёл в авторы или, как там говорили, в "стрингеры", то есть во внештатные журналисты.
Поскольку в Советском Союзе оставались все наши родственники, носившие фамилию Сиротин, я, чтобы не осложнять им жизнь (ведь радио "Свобода" тогда было "вражеским", "цереушным" и его продолжали глушить), придумал себе псевдоним: Ян Рунов. Под этими именем и фамилией я проработал на радио "Свобода" более 30 лет, выходя в эфир практически каждый день.
На Кавказе говорят: "В неначатом деле змея сидит". Для меня самое интересное и значимое в жизни - решиться на что-то новое, неопробованное, неизвестное. Выходя на сцену, ты преодолеваешь некий барьер и будто идёшь в атаку. Садясь перед чистым листом бумаги и мучаясь первой фразой, ты преодолеваешь внутреннее, подсознательное сопротивление. Перед броском в воду с трамплина ты преодолеваешь сомнение в себе, страх.
А как страшно было решиться на эмиграцию! Так я поначалу боялся взяться за репортажи для радио "Свобода": ответственность уж больно высока. Но Слава Цукерман помог сделать шаг вперёд. Через несколько лет другой сотрудник радио "Свобода" Евгений Муслин, будучи редактором, поручил мне делать интервью с американскими экспертами для новостных выпусков, утренних и вечерних. Я этим раньше не занимался и не знал, как сделать материал в очень короткий отрезок времени.
- Справишься, - спокойно сказал Женя Муслин, в прошлом автор научно-фантастических рассказов и повестей.
С его лёгкой руки я освоил новый для себя жанр радиожурналистики. К радиорепортажам с улицы для ежедневной передачи "Бродвей 1775" привлёк меня Юрий Гендлер. Этот жанр тоже на преодоление. А делать новостные телевизионные репортажи научил меня телеоператор Александр Беликов... Каждый раз к новому делу, к борьбе со "змеёй" меня подводили люди, верившие в мои возможности больше, чем я сам. За это я очень им благодарен.
К изданию первой книги - сборнику рассказов - подтолкнул меня писатель Виктор Некрасов, который, прочитав в газете "Новое Русское Слово" мой рассказ "Москва - Нью-Йорк", написал мне похвальное письмо. Вернее, написал Андрею Седых на адрес газеты "Новое Русское Слово" для передачи мне. Не скрою, для меня было огромнейшей честью получить такой отзыв от автора повести "В окопах Сталинграда" и заместителя главного редактора журнала "Континент" Виктора Платоновича Некрасова, которого я бесконечно уважал и как писателя, и как гражданина, потребовавшего от советских властей установить памятник евреям - жертвам Бабьего Яра. Он мне писал:
"Дорогой Александр Сиротин! Молодец! Первый класс! Сидел, пил "своё" утреннее кофе с круасаном в парижском кафе, но вместо Figaro (сегодня воскресенье) захватил с собой Н.Р.С. ("Новое Русское Слово"-А.С.) "Москва - Нью-Йорк"... Да ещё мелким шрифтом. Вяло начал... А потом - со мной этого обычно не случается - стал смеяться... Да так, что французы с удивлением глядели на меня, как на поца... И не только ведь смешно! Ещё раз - молодец! Жму! Кто Вы? Откуда? В. Некрасов".
Хвастаюсь? Да. Ибо есть чем. Завязалась переписка. Его письма выходят далеко за рамки простого обмена мнениями. Некрасов высказывается о литературе, о жизни в эмиграции, об Америке, о Франции, о Советском Союзе. На мой взгляд, его письма - очень интересные документы времени и судьбы русского писателя в изгнании.
"Дорогой ребе (в будущем) Саша!
Один человек нашёл где-то интересующее Ромена Роллана и послал ему. Тот ответил благодарственным письмом, на которое тот русский человек, естественно, ответил. Р.Роллан, как западный, воспитанный человек, тоже ответил на ответ. Короче - кажется всего 100 писем, не знаю вошедших или не вошедших в том "Переписка"... Это так, между прочим, и пусть Вас не отпугивет.
За сим. Второй рассказик - с зеркалами - тоже хорош. Оба читал вслух Витьке - сыну и его жене. Смеялись. И С.Довлатовский тоже читал вслух (люблю, считаю, что умею) и тоже доставил слушателям удовольствие. Оба вы молодцы - не ноете и не матюкаете Америку, какая бы она ни была, с гангстерами, пуэрто-риканцами и прочими малосимпатичными деталями. И вообще - все забыли, гады, как было дома! Что касается меня - помню каждую минуту и считаю своё изгнание лучшим подарком Советской власти. Да, но всё это присказка. А сказка - пришлите с полдюжины рассказиков мне, может удастся "всунуть" в "Континент". Это не многим более 9 долларов за штуку, но зато марка и слава на всю Россию. Ничего не обещаю, но... Второе. Есть у меня в Н.Йорке друг (ему я тоже читал "Вас"), работает на "Liberty". Хороший парень, Юрка Дулерайн (Украинская редакция). Разыщите. Так и скажите - Вика велел позвонить. За сим - желаю успехов, денег, славы, и чтоб никогда, нигде, никакой ностальгии! Жму etc... В.Некрасов".
Благодаря Некрасову, мы с Юрой Дулерайном прониклись друг к другу симпатией на многие годы. Блестящий журналист, он возглавлял Украинскую редакцию радио "Свобода" в Нью-Йорке. Недавно он подарил мне свою новую книгу "Киевские записки". Там есть очень интересная глава, посвящённая Некрасову.
В одном из писем Виктор Платонович рассказал, что Владимир Максимов отобрал несколько моих рассказов для публикации в "Континенте", но именно эти рассказы уже были опубликованы в "Новом Русском Слове" и по этой причине Максимов их не взял, передав мне через Некрасова, чтобы я прислал что-то новое. Пока я собирался, Некрасов разругался с Максимовым, а через голову Некрасова я в "Континент" ничего отправлять не стал.
Вот ещё одно письмо, из которого ясно, что Виктор Платонович очень огорчён размолвкой между Сергеем Довлатовым и Евгением Рубиным. Эта размолвка привела к тому, что Рубин ушёл из созданной им вместе с Довлатовым, Борисом Меттером и Алексеем Орловым еженедельной газеты "Новый Американец" и создал свою, конкурирующую "Новую газету". Кстати, главным редактором "Нового американца" был сначала Рубин. После его ухода это место занял Довлатов. С "Новым американцем" я не сотрудничал, поскольку не хотел ссориться с Андреем Седых и терять свои еженедельные публикации в "Новом русском слове". А рубиновскую "Новую газету" Седых не считал конкурентом, и я печатался на страницах обеих газет. Но Виктор Некрасов верно заметил, что эмигрантское литературье - что в Париже, что в Тель-Авиве, что в Нью-Йорке - жило жизнью пауков в банке.
"Дорогой Саша! Поздравляю! Прочитал вчера в НРС ("Новое Русское Слово" - А.С.) о Ваших успехах. Рад! Если б к этому ещё и пару копеек - совсем бы хорошо. А как вообще живёте? Меня душат налоги - кончится всё долговой ямой. Рассчитываю на передачи друзей... Ну а так? Что в вашем гадюшнике? Судя по всему, беря с нас пример, стали разругиваться? Что это там у Довлатова с Рубиным? Кто кого обскачет? Горестно... Говорил недавно по телефону с Ю.Кимом (у нас отсюда в Москву теперь автомат - кошмар!) Весело потрепались, он мне даже песенку спел... Вот так-то... Привет хорошим людям. В.Н. Если я чего-то не напутал, Вы были в Израиле. Ну и как?"
...Когда Некрасов прилетал из Парижа в Нью-Йорк, мы встречались. Это он посоветовал мне издать сборник. По возвращении в Париж, он написал мне новое письмо.
"Дорогой Саша!
Простите, что не сразу отвечаю. А надо бы... Рад «чтецко-писательскому» успеху... Ваши рассказики очень «читабельны» — в смысле можно читать их вслух, что я и делал с Вашим первым «Москва — Нью-Йорк» — направо и налево. Продолжайте в том же духе — и за письменным столом (если он есть), и на эстраде...
Я когда-то тоже читал, но без особых оваций в зале. Почему-то Маяковского «Скрипку и немножко нервно», «Любовь к лошадям», а в первый день войны — первое появившееся в «Правде» стихотворение Н.Асеева. Напрочь его забыл. То, что сейчас, это не удивительно. Но забыл его на сцене. От волнения... Забыл последнее четверостишие и... тут же сам его (от волнения) придумал. Это первые и последние стихи в моей жизни.
Кроме того, читал К. Станиславскому. Знаете ли Вы об этом эпизоде моей жизни? Я об этом писал, но вряд ли Вы читали. Я оказался последним, кого он соизволил прослушать. А через 2 месяца умер. Понимал, старый хрен, что после моего Хлестакова жить уже не стоит (я ему показывал 2-й акт). Кроме того, читал мною же придуманный рассказ. Выдал его за рассказ никогда не существовавшего литовского писателя Скочиляса.
— Как, как? — переспросил К.С.
— Скочиляса...
— А-а... Знаю... Ну, начинайте.
Вот они какие — гении.
Гастролями своими вполне доволен. Нью-Йорком в частности. Вами тоже. И Довлатовым... А вот Моргулисом - не очень. Если увидите его, скажите ему, что он - бл..дь (найдите только более интеллигентное определение). Он взял мою плёнку прослушать - и с концами... Фэ... Так и скажите - Некрасов сказал фэ... И Арк. Львов не очаровал. Зато заговорил насмерть.
А Нью-Йорк всё-таки ничего городишко. Жить можно. Хотя, вероятно, и не легко. Но легче, чем в Париже. Грызёмся уж больно мы здесь между собой. Осто.....о до чёртиков. Пытаешься не втягиваться, куда нибудь сбежать, но, увы, не всегда удаётся.
Кстати, о бегстве. Подтвердился вариант — Австралия. И даже Н.Зеландия. Через 2 недели все бросаю — дрязги, семью, заботы о хлебе насущном (не умрут!) и через 20 с чем-то часов окажусь под Южным Крестом. Что-то надоела мне Полярная звезда. 1 ½ месяца буду трепать языком, поливать помоями Родину, а заодно глазеть по сторонам. В результате допишу, вернувшись домой и скрывшись куда-нибудь в глухомань, то, что во «Вр. и Мы» № 48—49 было начало... Гавайи, Калифорния, ваш городок, ну и Западное полушарие...
За сим обнимаю!
Ваш В. Ник.
Позвоните Юрке Дулерайну и напомните ему, что он обещал мне Г. Снегирёва по-украински".
(Гелий Снегирёв - украинский актёр, кинорежиссёр, журналист, писатель, диссидент. Вместе с Некрасовым требовал от властей установки памятника расстрелянным в Бабьем Яре евреям - А.С.)
Кстати, Виктор Платонович владел украинским так же, как и русским. Это подтвердил Юрий Дулерайн, который привлёк Некрасова к передачам радио "Свобода" на украинском языке. Некрасов в своём письме упомянул ещё одного бывшего земляка-киевлянина - Моргулиса. Михаил Моргулис в те годы издавал в Нью-Йорке журнал "Литературный курьер". Моргулис был очень плодовитым автором, но зарабатывал не литературой, а проповедями христианства. К нему как к литератору писатели относились с иронией. Например, Довлатов шутил:
- Знаете, какая разница между Львом Толстым и Михаилом Моргулисом? На могильном камне Толстого скромно выбито "Лев Толстой". А на могильном камне Моргулиса будет начертано "Михаил Моргулис, писатель".
Эта довлатовская шутка похожа на старый еврейский анекдот: "Какая разница между Карлом Марксом и Кларой Марковной? Карл Маркс был экономист. А Клара Марковна - старший экономист".
На письмо Виктора Некрасова я ответил довольно подробно:
" Дорогой Маэстро!
Поначалу попытаюсь объяснить своё несколько затянувшееся молчание: зачем, думал, писать, раз он (он - это Вы) всё равно в Австралии и в Новой Зеландии?
Но раз уж Вы приехали и полны впечатлений, то интересно было бы послушать (или почитать). Все Ваши поручения аккуратно исполнил: кому надо - позвонил, кого надо - послал, остальным передал Ваше "фэ". С удовольствием читал Ваше письмо. Особенно мне любопытен был писатель Скочиляс. Не дядя ли он другого "литовского" литератора Ниториса? (Так я иногда подписывал свои юношеские литературные пробы. Ниторис - это фамилия Сиротин, прочитанная в обратном порядке).
Теперь о своей нью-йоркской жизни. Испытал тянувшийся месяца 2-3 творческий кризис: не писалось. Даже не думалось. Выйти из такого состояния помогла транспортная забастовка. Пришлось целыми днями сидеть дома. Зато было время отобрать рассказы для книжки. Очень нуждаюсь в редакторе. Иногда читаю то, что взял в сборник, и думаю: "Нельзя такое оставлять. Стыдно!" И выбрасываю из книжки чуть ли не половину. А потом, будучи в другом настроении, начинаю всё восстанавливать. Я в общем-то могу отличить ерунду от чего-нибудь стоящего, но только у других. А у себя отличить то, что чуть выше среднего, от того, что чуть ниже, трудно. Посоветоваться не с кем. Сейчас надеюсь на ироничный и справедливый глаз художника. Взялся оформить книжку Вагрич Бахчанян - карикатурист, коллажист, юморист, философ. Уникальный человек. Знаю его ещё по Москве, по "Литературной газете".
Хочу просить Вашего позволения использовать в предисловии ваши добрые слова обо мне. Хотелось бы ещё процитировать Вашу дарственную подпись на Вашей книге, но, боюсь, это будет уж совсем нескромно. Кроме Вас, возьму одну фразу Андрея Седых. Это у меня будет вместо предисловия. Полагаю, художник будет работать один месяц, и в конце мая я смогу сдать книжку в типографию. Печатать буду за свой счёт. Хотел бы всего одну тысячу экземпляров, за что надо уплатить 3 тысячи долларов. Половина этой суммы у меня есть, а недостающую половину мне обещали дать в долг. На доход не рассчитываю. Хорошо бы окупить расходы.
После одного из моих выступлений ко мне подошёл переводчик (ваш земляк-киевлянин) Грэгори Тайтельман и предложил перевести на английский несколько моих рассказов. Бесплатно! Я дал. Он перевёл. Видимо, удачно, потому что на одной из литературных встреч с американцами я читал им по-английски рассказ "Москва - Нью-Йорк". Приняли очень хорошо. Это вдохновило переводчика на продолжение нашего сотрудничества. Ладно, заговорил я Вас совсем. Я подослал Вам в Париж хороших ребят-актёров Льва Круглого и Наташу Энке. Они играют "Бедных людей" и "Кроткую" Достоевского. В Москве, до эмиграции, они были хорошими актёрами. И ещё я узнал от них, что мой сокурсник по Щукинскому театральному училищу Анатолий Антосевич вроде бы открыл в Париже ресторан "Калинка". Вы там уже побывали? От меня привет хозяину. Передайте, что я велел кормить и поить Вас бесплатно. Приятного аппетита и прочее.
Ваш А.С."
...К сожалению, с Вагричем Бахчаняном работа не заладилась: он был не в рабочем состоянии. Книгу симпатично оформил художник с театральной фамилией - Яков Гитис (в Москве ГИТИС - это был Государственный институт театрального искусства). На обложке он изобразил еврейскую семью, перелетающую через границу из СССР в Америку. Набор сделали у Евгения Рубина в "Новой газете", тираж - в польской типографии по рекомендации Валерия Вайнберга из "Нового Русского Слова". Я тут же послал экземпляр Некрасову и получил от него ответ:
"Дорогой Саша!
Книга дошла-таки. Спасибо! Очень рад её появлению, хотя не совсем понял, кем она издана. Вами? Тогда на какие шиши? И принесёт ли она что-нибудь кроме славы?
Короче — поздравляю!
А американские дела — литературно-газетные — меня огорчают. Взяли пример с нас, парижан — наобижались и переругались. Жутко огорчён. Чего не поделили? Обе газеты читаю. Обе нравятся (Довлатовская посильнее, похлеще), но стоит ли заводиться на все эти еврейские темы?
И милый наш Цвибак — мудак. Испугался их...
О-о-ох!
Ну, а театральные как Ваши дела? Кино? Поделитесь планами. Обнимаю! В.Некрасов"
Для тех, кто не в курсе: Цвибак (Яков Моисеевич) — это настоящая фамилия Андрея Седых, главного редактора и издателя газеты «Новое Русское Слово».
По поводу качества одного из моих давно написанных рассказов под названием "Книжка с картинками" я сомневался, ибо написал не свойственный мне ужастик. Решил отослать Некрасову на его оценку. И он дал:
"Дорогой мой А. Сиротин!
Всё имеет право на жизнь. И этот рассказик тоже. Но мне он не... Почему? А потому что даже в «сюре» надо что-то не сюрное, а страшно, немыслимо реалистичное. Тогда это действует. Пример? Мой собственный (простите) рассказ «В мире таинственного» или «В высшей степени странная история». Если не читали, прочтите. А когда прочтете и скажете, что поняли, о чем я говорю, то пошлю одну мою нигде не опубликованную вещь, которую считаю своей жемчужиной. Кстати, о первой строчке этого письма... Нет, не все имеет право на жизнь. Например, то, что опубликовал Исаич (Солженицын - А.С.) в № 132 «Вестника РХД». Найдите и прочтите. У меня волосы стали дыбом... Объяснение одно — сошел с ума. Физически... Психически... Прочтите... Мир рушится...
Скажите, Саша (Шура?) — а с кем вы пьете? Я — сволочь и негодяй, порвавший с алкоголизмом, иной раз все же нарушаю, и в этом есть великая прелесть... Вчера, например, нарушал с юными советскими (антисоветскими) хлопцами. Рижанином и ленинградцем... Ах, как было хорошо! Понимаем друг друга с полу, с четверть слова, в меру хохмим — и все это в парижских кафе и в полный голос — и так весело, легко... Вообще, Саша, жизнь прекрасна! Если бы не была такой засранной до ушей.
А почему вам не приехать в Париж? Лучший, лучший в мире город. Несмотря на наличие нас, всех этих...
Обнимаю!
В.
P. S. «Чтоб вы были мне здоровенькие»...
*) Это письмо вы когда-нибудь продадите за 1000000 долларов. "
...Не продал. Хотел было бесплатно отдать дому-музею Виктора Некрасова в Киеве, но ни дома-музея, ни музея-квартиры в родном городе писателя не оказалось. Лишь очень хорошо выполненная памятная доска на доме, где он жил. Не получил Виктор Платонович даже звания почётного гражданина Киева. Не нашлось пророку места в своём отечестве. Жаль!..
Добавить комментарий