Из семейного архива. Переписка Л.З. Копелева и Р.Д. Орловой с Н.А. Роскиной. Часть 4. Окончание  

Опубликовано: 2 декабря 2017 г.
Рубрики:

      Публикация и комментарии Ирины Роскиной 

                                               

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 

 

                                                От Копелевых Н.А. Роскиной

 

         9 февраля 1982

         Дорогая Наташа,

впервые за время нашей здесь жизни я больше месяца писала только дочерям

 

 

[1]. Тому есть причины, не буду к ним обращаться, результат - то, что я про себя называю «вторым оледенением». Очень прошу не отвечать взаимностью в этом.

         Не могу сама себе объяснить, в чем тут дело, но не только Лев, я тоже радовалась возвращению в Европу. Между тем, я снова очутилась за языковой стеной[2], а после Америки это ощущалось еще болезненнее. Там я читала лекции, много выступала, это приносило радость - все же оказалось, что родство со старой Европой залегает где-то очень глубоко и слова Достоевского о священных ее камнях,[3] - не риторика. Как Вам «Последний год жизни Достоевского» в «Новом мире»[4]? Мы оба прочитали с огромным интересом. Перечитали здесь переписку Мандельштама и Пастернака (я дома читала в рукописи)[5]. Перечитывая, поразилась и вот чему: не знала в какой мере Пастернак в 20 годы ощущал свое безденежье. Давно поняла, насколько относительно это, насколько фраза «у меня совершенно нет денег» наполняется каждый раз особым содержанием. Но, ведь он так ощущал, он не голодал и близкие его не голодали, - единственный, пожалуй, объективный показатель нищеты, голодал Мандельштам, но тогда уже почти не писал писем. В свете этих писем еще раз ощутила, до какой степени Пастернаку нужно было, нужно как человеку и как поэту, чтобы в погребе стояло две бочки засоленной капусты (об этом он пишет Фрейденберг)[6]. А Мандельштаму так совсем не надо, ни для жизни ни для поэзии. Это никого не умаляет, просто они разные. И еще, - как не синхронны их чувства! Я это раньше нередко видела, читая переписку любовную, - того же Пастернака, уж никаких симпатий не испытывала к Зинаиде Николаевне, особенно после того, как услышала ее воспоминания[7], она их читала в Переделкине зимой 65 года, - но мне за нее было обидно, когда после диких всплесков страсти, письма БЛ холодеют и холодеют...

       

 Но я пишу о тех самых писательских письмах, которые Вы не цените[8], даже не знаю, почему так вышло. Все-таки бодливой корове Бог рог не дает, - вот зачем мне ездить в замки? - А Вам бы очень кстати[9].

         Наверно в свое время писала Инне про «нашего» графа Германа[10]. Познакомились мы на кухне у АД[11]. Герман - племянник Марион Дёнхоф[12], с которой Лев дружил давно. Несколько раз приезжал к нам. Мыл у меня на кухне посуду. А здесь, в самом начале, он прямо от Бёлля[13] увез нас к себе в замок, и с тех пор мы бывали там раз пять-шесть. Замок стоит лет 600. Герману сейчас 40, он рано остался сиротой, отец погиб в России, мать умерла через год от горя. Марион заменила ему мать. Юношей он уехал в США, там учился и лет 15 жил словно его родового замка и не существует, жил среди левых студентов, а вернувшись в Германию, ощутил свой долг по отношению к земле предков и самому замку и начал хозяйствовать. По профессии он лесовод, занимается и научно проблемой сохранения лесов и шире - сохранения среды. Есть тут такая партия - «зеленых», везде, но в Германии они особенно сильны.

         Проснувшись как обычно рано, мы в первое наше пребывание в замке отправились к столовой, вошли на кухню, там захлопотали, мы попросили кофе, и, оглянувшись, Лев заметил: «мы здесь выпьем кофе», кухня натурально огромная. Это заявление вызвало большой переполох, нас естественно препроводили в парадную столовую, где чашка кофе сопровождалась множеством серебряных ложек и тарелок... Не говорю уж о лакее в белых перчатках.

         Мы подружились, и я - отдельно от Левы, мы с Германом подолгу гуляли, места дивной красоты, бродят олени и муфлоны, это меня привлекает гораздо больше, чем белые перчатки, от которых испытываю одну только неловкость. Он постоянно и жадно расспрашивает о России, нам только радость рассказывать. Мы год назад вместе ездили в Амстердам - это он нам дарил. Время от времени заезжает к нам, то один, то со своей милой подружкой, так тут называют невенчанные браки. Она - Ангелика, художница, замужем за двоюродным братом Германа, она тоже Дёнхоф, дочь очень богатого бизнесмена, вот на кухне, где я вам пишу, у нас висит ее натюрморт, очень недурной. Трое детей. Муж - в Северной Африке. Фактически и давно разведена, и давно с Германом. Но сейчас муж заболел рассеянным склерозом. В общем - всюду свои проблемы. Герман красив, очень высок, на полголовы выше нашего Льва (которому, между прочим, неумеренные поклонницы адресуют письма «великому писателю»).

         Какая из вас получилась бабушка? А из Мурика какая мать? Продолжайте писать, дорогая, это очень нужно.

         Еще немножко про замок напишу: Герман зимой живет в башне, замок отапливать невероятно дорого. Нам Ефим[14] сказал, что ему предлагали замок кажется в Северной Франции, а м.б., и в Шотландии всего за 100 долларов, но топить. А это под силу только магнатам. Башня - это четыре этажа, очень большие комнаты внизу: главная часть - гостиная, там в углу и его письменный стол (у него есть, конечно, и оффис с секретарем, но в соседнем замке, тоже ему принадлежащем, мы там не были, всё не соберемся, хотя давно приглашают). Из гостиной ведет дверь в столовую - небольшую, а сзади кухня. По винтовой лестнице, - три этажа, - спальни и комнаты для гостей. Там, на втором, мы и ночевали, и ранней весной и недавно. В первый раз били каждые пятнадцать минут огромные башенные часы, а на этот раз Герман на ночь из-за моей бессонницы остановил. Сейчас в замке появились две огромные собаки - волкодавы, близняшки. Им выстроен на стене свой собачий дворец. Совсем не дурной. Эти громадные собаки очень под стать большому хозяину. Замок окружен двумя стенами. Между ними ров с водой (проточной), в нем форели и карпы.

         Герман старательно вырезает из американских журналов, он получает много, для нас всё, что связано с рус.культурой. Так он в прошлом году послал нам воспоминания Исайи Берлина о встречах с Ахматовой и Пастернаком. Вы читали? Мы посылали по-английски. А сейчас опубликован и русский перевод[15], пошлю.

         Когда прочитала по-английски, удивилась и несколько больно мне стало за АА[16], тут ясно было дано понять, что чувств ее он нисколько не разделял, и вообще можно ощущать мифологичность ощущений у великого нашего поэта и великой женщины. А по-русски почему-то это ощущение ослабилось. И всё таки очень интересно и бесценные есть детали там. Хотя по его словам он никаких дневников не вел, а вспоминает как никак больше 30 лет спустя.

         Вот Анне Андреевне очень «пошел» бы замок. Впрочем ей всё шло. Мне бывает радостнее с Германом видеться у нас или на нейтральной почве, там я постоянно ощущаю себя не в своей тарелке, хотя по сравнению с первым ударом и это притупилось. Ко всему человек может привыкнуть, видимо, даже и к замку.

         На днях мы с Левой слушали нашу московскую запись - Липкин и Лиснянская[17]. Очень было важно. Верно ли (нам написали), что за счет Высоцкого произошло некое умаление Галича, что гораздо меньше его слушают[18]. Верно нужен юбилей.

        

         [На обороте письма Р.Д. Орловой от 9 февраля 1982 г.][19]                                                                                                                                                         

         11.II.82

         Дорогая Наташенька,

         Рая так много расписала замок (Schloss Crottorf)[20], что мне остается только вставить мелкие поправки. А пока что мы наслаждаемся нашим дворцом: три комнаты + приступ, кухня + туалеты (совмещенные) - зал! Ванна, душевая кабина, стиральная машина и т.п. Главное за домом начинается парк - (и зовут его Beethoven Park) тянется на километры. Днем и в субб.-воскр. довольно много гуляющих, гл. образом дети, но по вечерам блаженная тишина и т.к. здесь не Нью-Йорк, то гуляем перед сном, иногда и до полуночи одни на весь парк с озерком, лебедями, кувшинками...

         Это хорошо. И то, что работы много и писем горы, тоже в общем хорошо, а вот то, что [2 слова неразб.] и хвори цепляются с разных концов. Но тут то мы часто вспоминаем тебя и нашу нну[21] - вы обе предстаете нам не просто прекрасными, но и вполне реальными идеалами, «делать жизнь с кого», как сказал бы нам наш «лучший, талантливый (ейший)»[22]. Пожалуйста пиши encore и encore[23]. Мурика целуй очень нежно. Помни, твои письма нам очень важны.

         Обнимаю

         Твой Лев

        

 

От Н.А. Роскиной Копелевым

 

      22 июля 1982

         Дорогие! Получила Ваше письмо, которое шло до меня с 9 февраля – вот бред! И сама не писала сто лет... Итак, у Мурика дочь Александра, родилась 31 января. […] Девочка с очаровательным характером, такая милая, прелесть. На мордочке написана уверенность в себе, даже самодовольство, и она явно довольна, что ее родили (чего у Иры на лице никогда не было). Я стала бабушкой что надо. Ребенок тут же завладел всей квартирой, всеми мыслями, всеми планами, всюду стоят его соски, его пеленки всюду висят, все будущее ему принадлежит. Но так как девочка на удивление не капризная, всегда веселенькая и понятливая, то это не обидно!

         Я сегодня прошла свой последний ВТЭК[24]. Четыре часа сидела с народом. Он (народ) производит ужасное впечатление. Нищета, все одеты чудовищно, на лицах уныние, все всё хают и при этом все всё это самое обожают, вот это и есть истинная картина рабства. Вот некий человек – он показал мне все свои документы, Иван Николаевич Макаров, казалось бы, уже хорошо, не так ли? Но подождите за него радоваться. У него справки из Мясниковки, где сказано, что у него гипертоническая болезнь II степени, стенокардия напряжения, атеросклероз, диабет средней тяжести, остеохондроз шейных позвонков с нарушением чего-то и чего-то, я опускаю еще десяток болезней (хотя ему всего 54 года) и вот он нервничает, дадут ли ему вторую группу, я заверяю, что наверняка, но он не успокаивается, спрашивает женщину, которая, видимо, юрист и все знает: если ему дадут третью группу, а работать он все равно не будет, так как не может, то не будут ли его преследовать в общественном порядке как тунеядца? И он отнюдь не какой-то сомнительный, он описал все свои в высшей степени респектабельные службы. Но именно потому, что он эти посты занимал, он и знает, что выпасть – не дай бог.

         Сейчас тут мой двоюродный брат Саша, он рассказал, как вы виделись с ним в Н.-Й.[25] Рассказывал, что Рая в Америке очень понравилась, показалась очень интеллигентной, понимающей свою аудиторию, интересно рассказывала, с пониманием ее запросов. Присутствие его нам, конечно, очень приятно, хотя он больше всего озабочен своим продвижением и уделяет нам не так уж много времени. Однако все же это – родственник. Между прочим, он мне очень мило сказал, что раньше у меня был знаменитый родственник в США (дядя)[26], а теперь у него есть знаменитая родственница в Москве (это я, так как, по его словам, все русскоязычные меня читали[27]). Здесь теперь уже тоже постепенно так становится. Например, мне достали работу в газете «Социалистическая индустрия»[28] - редактирование литературной почты – и редактор отдела сказал, что он очень доволен тем, как у нас идет сотрудничество, но что у него ко мне есть личная просьба: дать почитать мою книжку. Я сказала: а как это повлияет на наше сотрудничество? Он ответил, что самым лучшим образом! Это сын С.С. Смирнова Костя[29] (младший; старший Андрей – режиссер). Кстати: огромное спасибо Е.Гр.Э.,[30] который дал мне возможность удовлетворить просьбу Кости и ряда других. Наконец-то его поручение честно выполнено (до этого нахально крали). Я просила прислать его адрес – ведь он переехал? – по такому случаю уж написала бы ему! С перепиской дело плохо. Я от своей двоюродной сестры из Ленинграда, переехавшей в Сан-Франциско, получаю одно письмо из трех, и она от меня также. А вот Б.Г. Закс и Сара послали мне посылочку к рождению ребенка, она пришла на московский почтамт 30 сентября, а мне прислали извещение, после их запроса, 10 апреля. Комбинезончик уже ребенку маловат! Ну, не сволочи ли? И мне на почте сказали так: «Мы вас разыскали, а вы недовольны», Разыскали! Будто я в лесу живу.

         Получила работу в Гослите – готовить текст «Петра I» Алексея Толстого[31]. Потрясена степенью его подхалимства. Напрашивается тема: «Война русских с германскими народами в освещении Алексея Толстого и Льва Копелева»[32]. В третьей части «Петра» (вообще я его со школьной скамьи не перечитывала и забыла, что это за бардак) русские берут Нарву, они, конечно, не только не мародерствуют, а исключительно жалеют детишек коменданта крепости; самого же коменданта, вместо того, чтобы разорвать на кусочки, только хотят провести по улицам, чтобы оставшиеся в живых осажденные его осудили, что не сдал крепость раньше. Или вот еще такой разговор: «Ты же не крымский татарин, ты русский генерал!» (это в сорок пятом году напечатано впервые; напрашивается тема «Алексей Толстой и русский генерал Григоренко»[33])». Но мое дело маленькое, я просто готовлю текст, в надежде получить денежки.

         Вы, конечно, уже знаете, что у нас в доме арестовали сына Кагарлицкого[34]. Я видела его только один раз в жизни, как раз у вас, когда он пришел после своего исключения из института, объяснил, что он троцкист (??? еврокоммунист???), и вы его пытались уговорить, что это совсем не то, чем сегодня стоит увлекаться. Ему сейчас 24 года. Для родителей, говорят, это как гром среди ясного неба, они ничего подобного не ожидали. Мама[35] недавно сломала ногу и на костылях.

         Так давно не писала вам, и вот думаю, что еще сообщить, да и раньше всегда думала, о чем же я буду вам писать? Скудность жизни потрясающая, особенно у меня. Читая мое более или менее связное письмо, вы, возможно, не поверите, что я на бюллетене у психиатра из-за астении и полного раздрызга. Поэтому я совершенно не выхожу по вечерам, да и вообще выход из дому для меня каторга – нет сил. Вот «Петра» нужно готовить в Отделе рукописей ИМЛИ, для меня ездить туда пытка, хотя вам хорошо известно, что недалеко и нестрашно.

         Вы, Рая, пишете мне: «...Я пишу о тех самых писательских письмах, которые Вы не цените». Не обобщайте, все я ценю, что интересно, я с радостью прочла бы переписку Мандельштама и Пастернака, хотя письма Мандельштама и Надежды Яковлевны показались мне совершенно неинтересными, а письма Пастернака к Ольге Фрейденберг тоже не бог весть какая сила. Конечно, когда знаешь наизусть Мандельштама (было время, сейчас малость отошло, когда я все знала или почти все наизусть), хорошо и письма его узнать. Если так хорошо помнить «Анну Каренину» и «Войну и мир», то и дневники Толстого нужно прочитать, тем более, что он-то понимал их значение для печати. Но общее теперешнее настроение на это чтение я не разделяю, и вот только об этом и писала Вам. В этом и чувствую то же оскудение общее, что чувствую в себе после длинной тяжелой жизни и тяжких болезней. Молодые люди должны читать не чужие мысли, пусть даже и писателей, а то, что эти самые писатели писали для них, то есть получать гораздо более сложную пищу для своих зубов и желудков, чем разжеванная пища писем, где мысли выражены в упрощенной и прямой форме. А вовсе не так, что я письма не ценю. Получается какая-то Мариэтта Чудакова[36]: «Пишите письма! Читайте письма!» - то есть призывы поворачивать культуру в ее вкусе и духе. А вот от друзей письма получать и писать им – это для меня радость огромнейшая, я как бы продолжаю прежнюю жизнь, которая была куда полнее и важнее.

         Лев в замке – боже мой, какой восторг вызвал бы этот рассказ в шарашке, если бы в машине времени туда приехать и прочитать ваше письмо! Да, я бы с вами туда с удовольствием съездила, но Раечка, и тут, наверно, Вы слишком всерьез принимаете всякие глупости, которые я говорила или писала, на кой мне замок? Правда, я люблю старые вещи, у меня есть какое-то влечение к тому, чтобы иметь их вокруг себя, заложенное в меня моим астрологическим знаком или же предками или не знаю кем и чем, но мне так же точно не нужен лакей в белых перчатках, как и Вам, я тоже не могла бы чувствовать себя хорошо, я даже домработницу-то не могу из-за этого завести. Ей-богу, нас объединяет больше, чем разъединяет. Во-первых, это способность чему-то или кому-то отдаваться до беспредельности, а во-вторых, нежелание вранья в любых формах. Третье общее труднее описать, но я чувствую, что Вы любите всех тех же людей, что и я, и этих людей много, то есть природа симпатий одна и та же. В основном.

         Кстати, о симпатиях, поговорим об антипатиях. Видали ли Вы Нюшку[37] или же слыхали что-то о ней?

         Вы спрашиваете, верно ли, на мой взгляд, что Галича уже меньше знают и любят. Я думаю, что это именно так, и давно уже так. Но не потому, что его вытеснил именно Высоцкий[38], Окуджава или еще что-то. Как всякое сложное явление культуры, и это тоже имеет целый комплекс причин. Галич являл собою ярко социальную форму, которая быстрее других обречена отойти. Кроме того, вышел из моды магнитофон. Теперь у золотой молодежи (а ведь с нее начался успех Галича) в моде видеомагнитофон, чтобы купить к нему пленку заграничного фильма вроде «Последнее танго» или «Гнездо кукушки»[39] и дома крутить. Галич – это было какое-то совместное действо, и оно отошло. Но, наверно, есть и еще много причин, однако никогда, никогда уже я не слышу, чтобы он лился из окон, как десять лет назад.

         Высоцкий – другое, тут огромную роль все же сыграло кино.

         Недавно по телевизору была (в «Кинопанораме») передача Райкина[40], с ним беседа и отрывки из его работ. Я думаю, он недалек от ухода в лучший мир – вид у него ужасно больной и слабый. Трогательно держался его сын Костя[41], которого показывали вместе с отцом. Райкин переехал в Москву, он тоже, конечно, относится к любимым людям народа в лучшем смысле слова. Хотя анекдоты он выдавал с экрана телевизора совершенно в том же духе, как в ожидании ВТЭК – Иван Николаевич Макаров (в комиссии сидели ослы, поэтому осел прошел комиссию и т.д. и т.п.). Мы с Ирой в этой связи задумались: где же тут Галич перешел границу, почему он не мог держаться в рамках вот этой же критики заведующих? Трудно сказать, главное, возможно, в том, что он хотел ее перейти, а Райкин хочет сохранить свой театр и иметь возможность говорить свое. Галич откровенно давал понять, что он не будет считаться ни с кем, кроме себя художника. Дело, вероятно, в поведении. Возможно, и мое тихое сидение сыграло роль, почему мне все же дают работу. Впрочем, кто дает, а кто и нет. Бердников[42] не дает. Недавно он сделал такой номер. У поэта Гитовича есть сестра Нина Ильинишна,[43] чеховед, автор «Летописи жизни Чехова». Она уже старуха. В свое время сделала «Летопись» довольно слабо, потом подготовила второе издание. Но это второе издание ей не дали выпустить, а теперь Бердников стал издавать «Летопись» как труды института, силами штатных сотрудников. Разделил тома между самыми большими сволочами (так как порядочным не хотелось подличать перед живой Гитович), а один том дал все же на сторону, жуткой одной, безграмотной мерзавке <…>.

         Ну, пока кончаю, а если будут еще идеи, то изложу – письмо, скорее всего, долго проваляется.

         Левочка, а какие болезни тебя мучают, напиши. Целую. НР

 

 

 

Н.А. Роскина – Л.З. Копелеву

 

 

         29 июня 1989[44]

         Дорогой Лев, вот уже месяц, как этот листок лежит на столе, а я все не решаюсь коснуться его. Невольно кажется, что если письмо не написано, то и события не было... Я думаю, что Раю не забудет мир. Она выросла в крупнейшую фигуру, но почему, почему ей не дали хотя бы еще десяти лет?..

         Левочка, я ведь тоже очень плоха. Мне не решались делать химиотерапию из-за слабости. Потом назначили, но пришлось изменить, так как резко упала кровь. Вот я и думаю, что бедная Рая чувствовала, каково ей было, когда подступало расставание с теми, кого она так любила, а любить она умела...

         Я, честно говоря, мало кого люблю, но Ты, дорогой Лева, в их числе. Сколько я знаю о тебе не просто хорошего, а замечательного. Вы были такой прекрасной парой, да и вид Раи в ее предпоследний приезд (больше я ее не видела) вообще не ассоциировался со смертью: моложавая, оживленная, с прекрасной кожей, легко откликающаяся... Это вообще была кажется ее ведущая черта: откликаться. Ноль эгоизма. Но не могу сказать, что это не было оценено – как теми, на кого смотрела ее душа, так и теми, кто наблюдал ее со стороны.

         Не буду писать тебе о всякой чепухе. Во-первых, у меня нет сил, во-вторых, у тебя нет времени. Я знаю, что твоя миротворческая деятельность на взлете. Эх, Лева, Лева, на кой черт был нам с Раей этот проклятый рак... Я-то, конечно, думала, что с помощью нашей знаменитой медицины уйду раньше и Раи, и Камила[45]. Но всё решается не столь прямолинейно...[46]

         Целую тебя крепко, дорогой бородач.

         Твоя старая приятельница НРоскина.                      

  

________________________________________

[1]        У Л.З. Копелева были две дочери от первого брака: Майя Львовна Литвинова (они с мужем-правозащитником Павлом Литвиновым – после ссылки в 1974 году эмигрировали в Америку) и Елена Львовна Копелева, которая была замужем за московским математиком М.И. Грабарем. И у Р.Д. Орловой были две дочери -  Светлана Леонидовна Иванова и Мария Николаевна Орлова, обе они в то время оставались в Москве.

[2]        Постепенно Раиса Давыдовна выучила и немецкий язык.

[3]        У этих слов нет прямого источника. Обычно в качестве пояснения приводятся следующие цитаты из Достоевского. В романе «Подросток» (1875) слова Версилова: «Русскому Европа так же драгоценна, как Россия; каждый камень в ней мил и дорог. Европа так же точно была Отечеством нашим, как и Россия... О, русским дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого божьего мира, эти осколки святых чудес; и даже это нам дороже, чем им самим!» В романе «Братья Карамазовы» (1879-1880) слова Ивана Карамазова, сказанные Алеше Карамазову: «Я хочу в Европу съездить, Алеша, отсюда и поеду; и ведь я знаю, что поеду лишь на кладбище... вот что!.. Дорогие там лежат покойники, каждый камень под ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и в свою науку, что я, знаю заранее, паду на землю и буду целовать эти камни, и плакать над ними, - в то же время убежденный всем сердцем моим, что все это давно уже кладбище, и никак не более».

[4]        Книга И.Л. Волгина, печатавшаяся тогда в «Новом мире» была высоко оценена и мамой и ее ближайшей подругой, специалистом по Достоевскому, Л.М. Розенблюм.

[5]        Видимо, имеется в виду публикация «Заметки о пересечении биографий Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака». Память. Исторический сборник. Вып.4. - Париж, 1981, стр.282-337. Кроме того в 1981 г. вышла книга: «Борис Пастернак. Переписка с Ольгой Фрейденберг» / под ред. и с коммент. Э. Моссмана. - N. Y.: Harcourt Brace Jovanovich, 1981, которую Инна Варламова давала почитать Роскиной.

[6]        Письмо Пастернака Ольге Фрейденберг от 15 ноября 1940  необходимо прочесть полностью – см. http://www.litmir.net/br/?b=203677&p=43), чтобы не получилось, что Пастернак из тех, кто думает только про запасы («Какая непередаваемая красота жизнь зимой в лесу, в мороз, когда есть дрова. Глаза разбегаются, это совершенное ослепленье. Сказочность этого не в одном созерцании, а в мельчайших особенностях трудного, настороженного обихода. Час упустишь, и дом охолодает так, что потом никакими топками не нагонишь. Зазеваешься, и в погребе начнет мерзнуть картошка или заплесневеют огурцы. И все это дышит и пахнет, все живое и может умереть. У нас полподвала своего картофеля, две бочки шинкованной капусты, две бочки огурцов»). Интересно сравнить строки этого письма («А поездки в город, с пробуждением в шестом часу утра и утренней прогулкой за три километра темным, ночным еще полем и лесом, и линия зимнего полотна, идеальная и строгая, как смерть, и пламя утреннего поезда, к которому ты опоздал, и который тебя обгоняет у выхода с лесной опушки к переезду») со стихотворением Пастернака «Я под Москвою эту зиму...» (1941). 

[7]        Пастернак З.Н. Воспоминания. Москва : Классика-XXI, 2006. - Читатель может удостовериться в том, что главное в женщине - красота и хозяйственность, а не восприятие поэзии или общее с мужем мировоззрение.

[8]        См. письмо Н.А. Роскиной от 3 ноября 1981 г.

[9]        Роскина отвечает в письме от 22 июля 1982 г.

[10]       Hermann Graf von Hatzfeldt-Wildenburg. Копелев писал о нем Ein ritterlicher Grüner  в Lew Kopelew: Laudationes. Redaktion Karl-Heinz Korn und Brigitte Segschneider-Brückner, 1993, S. 75-78 Про него надо читать по-немецки http://de.wikipedia.org/wiki/Hermann_Graf_Hatzfeldt Hermann Maria Carl August Graf Hatzfeldt-Wildenburg-Dönhoff (* 17. Juni 1941 in Königsberg, Ostpreußen) ist ein deutscher Forstwirt, größter Privatwaldbesitzer in Rheinland-Pfalz und Brandenburg, umweltpolitischer Autor und Herausgeber sowie „Ökomanager des Jahres“ (1998) и т.д.

[11]       АД - Андрей Дмитриевич Сахаров.

[12]       Биографию немецкой политической журналистки графини Марион Дёнхофф (1909-2002) можно прочесть в Википедии. А эссе Марион Денхофф «Лев Копелев: «Отвечаю только перед моей совестью» напечатано в журнале «Иностранная литература» №2, 1998 http://magazines.russ.ru/inostran/1998/2/kopel02.html. И где-то в другом месте она замечательно сказала про Копелева, что он, как волшебник, умел делать свободу из ничего.

[13]             Немецкий (ФРГ) писатель Генрих Бёлль  (1917-1985) был очень любим в СССР. «Едва ли кто-либо из зарубежных писателей был при жизни так популярен в Советском Союзе, как Бёлль, — не будет преувеличением сказать, что у нас его любили еще больше, чем у него на родине, где он тоже не обойден был славой», пишет переводчица Е.А. Кацева  (http://magazines.russ.ru/znamia/2002/3/kac.html).  Об этом же вспоминает и сын Г. Белля Рене Белль: «...там у вас был огромный интерес к творчеству моего отца. Просто безмерный. У него тогда были колоссальные тиражи в России. Мне кажется, он был в тот момент самым известным зарубежным автором в СССР вообще.» (https://www.colta.ru/articles/boell/16622). (Для точности нужно сказать, что в нашем тогдашнем табеле о рангах на первом месте стоял все-таки Хемингуэй, недаром поэт А.Кушнер написал про него: «Он в свитерке, / Он в свитерке по всем квартирам / Висел, с подтекстом в кулаке», - но  на втором месте был Бёлль.) Г.Бёлль часто приезжал в СССР и встречался со многими диссидентами - в основном он подружился с Копелевыми и К. П. Богатыревым.  Однако, как пишет Р.Д. Орлова, «После 1975 года книги Бёлля в СССР не публиковались. Его помощь Александру Солженицыну, его дружба с Андреем Сахаровым, его гневно-горестная статья про убийство Константина Богатырева, его предисловие к книге «Хранить вечно» и горько-ироническая заметка в связи с тем, что у нас отключили телефон, его новые высказывания о политических преследованиях в СССР, в Польше, в Чехословакии – превратили его для наших идеологических инстанций в persona non grata.» («Мы жили в Москве»). Подробнее обо всем этом мы, видимо, узнаем из переписки Генриха Бёлля и Льва Копелева, публикация которой в издательстве libra при поддержке Фонда им. Генриха Белля приурочена к 100-летию писателя.

[14]       Ефим Григорьевич Эткинд.

[15]       "Meetings  With Russian Writers in  1945  and 1956" впервые  опубликовано в  книге:  Isaiah  Berlin  Personal  Impressions,  The Hogarth Press, London, 1980. Русский перевод впервые: Исайя Берлин. Встречи с русскими писателями 1945 и 1956 (пер. с англ. Д. Сегал, Е. Толстая-Сегал, О. Ронен в сотрудничестве с автором) // "Slavica Hierosolymitana". The Magnes press. The Hebrew University. Jerusalem. 1981. С. 593-641. Лишь спустя двадцать лет воспоминания изданы в России (Берлин, Исайя. История свободы. Россия. – М.: Новое лит. обозр., 2001.

[16]       Анна Андреевна Ахматова.

[17]       Видимо, магнитофонная запись чтения ими своих стихов.

[18]       См. ответ Н.А. Роскиной (без даты).

[19]       Написано на оборотах машинописи Раисы Давыдовны - для экономии бумаги. Не потому, что в Германии с бумагой было трудно, а потому что перевозилось по левым каналам, передавали много писем сразу и хотели сократить объем посылки.

[20]       На Интернете много фотографий этого замка.

[21]       Маму и Инну Варламову  Копелевы вспоминают в данном случае, потому что они обе перенесли рак груди. Они обе от этого рака умерли, но тогда казалось, что ничего - пережили. Инна была очень-очень милой женщиной. Не помню, к сожалению, с чего Иннино диссидентство началось. Меня это занимает, потому что она казалась мягкой, примиряющейся. Инна написала роман «Мнимая жизнь» - про болезнь и всё вокруг - опухоль разъедает. (По-моему, похоже на «Раковый корпус» Солженицына, но я могу ошибаться, я с тех пор не перечитывала).   Этот роман напечатать не удавалось. Быть может, именно из-за сходства с Солженицым. А тут Копелевы, которые до этого жили по Красноармейской в доме 21, переехали в дом 29, в двухкомнатную в том подъезде, где жила Инна (про это и про то, как им на первом этаже бросали кирпичи в окна  уже рассказывалось выше). Их вообще изводили: запугивали, мучили, выживали. Каким образом преследуемые КГБ люди имели возможность переехать из одной квартиры в другую (меньшей площади, но все-таки) внутри одного престижного кооператива - это трудно понять. Но и все остальное в нашей жизни было очень трудно понять. И вот эта соседская близость Копелевых и возникшая дружба с ними очень Иннину жизнь изменила. Копелевы познакомили ее с основателями издательства «Ардис» Карлом и Эллендеей Профферами, с которыми очень подружились. Впоследствии оказалось, что у Л.З. Копелева и Карла Проффера были противоположные литературные взгляды - см. письмо Л.З. Копелева А.С. Солженицыну в журнале «Синтаксис» №37, 2001, - но тогда это не имело значения. Роман И. Варламовой «Мнимая жизнь» издали в «Ардисе», а Инна после отъезда Копелевых стала буквально центром связи с Профферами и вообще диссидентским перекрестком. Об Инне Варламовой, по-моему, мало писали, ее роль в диссидентском движении совсем не оценена: отчасти потому, что умерла рано, пока на эти темы еще не начали писать.

[22]       Из поэмы Маяковского «Хорошо»:  «Юноше, обдумывающему житье, решающему, делать жизнь с кого, скажу, не задумываясь - делай ее с товарища Дзержинского». Слова «Маяковский - лучший, талантливейший поэт нашей советской эпохи» были впервые написаны Сталиным на записке Л. Брик (она жаловалась  1935 г., что Маяковского мало переиздают). С тех пор они произносились беспрерывно.

[23]       Encore и еncore - еще и еще (на бис).

[24]       ВТЭК - Врачебно-трудовая экспертная комиссия, осуществляющая экспертизу длительной и постоянной (стойкой) утраты трудоспособности.

[25]       Алекс Рабинович (род. 1934), американский историк, специалист по истории России, профессор  Индианского университета (Блумингтон, США).  В 1982 г. Алекс (мы называли его Саша) получил стипендию для исследовательской работы  в институте им. Гарримана (Колумбийский университет, Нью-Йорк), где в тот момент работали и Копелевы.

[26]       Евгений Исаакович (Юджин) Рабинович (1898-1973), американский биохимик и участника Пагуошского движения ученых за мир, двоюродный дядя Н. А. Роскиной по материнской линии.

[27]       То есть читали мемуарную книгу Н.А. Роскиной «Четыре главы».

[28]       Ежедневная газета, орган ЦК КПСС.

[29]       См. о нем подробно в его интервью http://www.peoples.ru/tv/smirnov/

[30]       Ефим Григорьевич Эткинд.

[31]       Речь идет о подготовке текста романа «Петр I» для Собрания сочинений А.Н. Толстого, том 7, вышедшего в изд-ве Художественная литература в 1984 г.

[32]       В книге Копелева «Хранить вечно» (впервые: Ann Arbor, Ardis, 1975) рассказывается, в частности, о бесчинствах, творимых советской армией, вступившей в побежденную Германию.

[33]       Ставший диссидентом генерал Петр Григорьевич Григоренко (1907-1987) способствовал активизации крымскотатарского движения за возвращение в Крым.

[34]       Ставший известным социологом Борис Юльевич Кагарлицкий (род. 1958), сын театроведа и литературного критика Юлия Иосифовича Кагарлицкого (1926-2000), в апреле 1982 г. был арестован по «Делу молодых социалистов»  (подпольный социалистический кружок) - он был помилован через год.

[35]       Раиса Николаевна Померанцева (1923-1989), переводчик.

[36]       Мариэтта Омаровна Чудакова (девичья фамилия — Хан-Магомедова; род. 1937), литературовед, историк. В книге «Беседы об архивах» (М.: Молодая гвардия, 1975) М.О. Чудакова писала: «Архивы наших современников с каждым годом скудеют перепиской. Нередко в государственные архивохранилища поступают в полном объеме бумаги писателя, ученого, издательского работника; среди рукописей, удостоверений, автобиографий и прочего не могло не быть большого количества писем, однако же они отсутствуют: родственники рассказывают, что переписка целиком или в значительной своей части была уничтожена ими или самим владельцем в предвоенные или военные годы. Сегодня это происходит намного реже. Но, быть может, не менее печальное для архивистов и историков, а, в сущности, для общества в целом обстоятельство заключается в том, что люди вообще все меньше и меньше переписываются».

[37]       Ангелина Николаевна Шекрот (урожд. Прохорова; 1921-1986), вдова поэта А.А. Галича.

[38]       Владимир Семёнович Высоцкий (1938-1980), поэт, актер, бард.

[39]       «Последнее танго в Париже» - итальянский фильм режиссёра Бернардо Бертолуччи, вышедший на экраны в 1972 году. «Пролетая над гнездом кукушки» -  американский фильм кинорежиссёра Милоша Формана, вышедший на экраны в 1975 году. Ни тот ни этот, ни многие другие зарубежные фильмы не выходили в те годы на экраны советских кинотеатров.

[40]       Аркадий Исаакович Райкин (1911-1987),  актёр театра, эстрады и кино, конферансье, театральный режиссёр и юморист, руководитель Театра миниатюр (позже «Сатирикон»).

[41]       Константин Аркадьевич Райкин (род. 1950), актёр театра и кино.

[42]       Георгий Петрович Бердников (1915-1996), литературовед, специалист по истории русской литературы XIX века (в частности по творчеству А. П. Чехова). Как декан филологического факультета Ленинградского университета (1948-1950) был известен активным участием  в травле лучших филологов, в том числе Г. А. Гуковского и В. М. Жирмунского.  В 1977-1987 гг. директор ИМЛИ им. А. М. Горького АН СССР (1977—1987).

[43]       Нина Ильинична Гитович (1903-1994), чеховед, сестра поэта и переводчика Александра Ильича Гитовича (1909-1966).

[44]       Ответ на посланные Копелевым копии печатных материалов, опубликованных после смерти Р.Д. Орловой (она умерла 31 мая 1989). Рукой Копелева было написано только «На память о Рае».

[45]       Писатель Камил Акмалевич Икрамов (род. 1927) проходил курс лечения в Германии, умер 4 июня 1989.

[46]       Н.А. Роскина умерла 1 ноября 1989.

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки