Мемуары

Мне восемнадцать лет. И значит, я уже окончил школу и устроился на завод, где работал отец, при НИИ «Полиграфмаш». Четыре месяца я работал учеником радиомонтажника, сдал разрядный экзамен и стал полновесным рабочим – радиомонтажником 4-го разряда. Уже через год после моего прихода на завод меня стали уговаривать вступать в партию. Мои ровесники и знакомые из НИИ в такой возможности были ограничены: для так называемых ИТР (инженерно-технических работников) существовала определённая квота...

Около 20 лет я работала в Госфильмофонде – в киноархиве, находящемся под Москвой. Хочется вспомнить. В 1971 году я окончила филологический факультет МГУ, романо-германское отделение. Почему-то в дипломе нам записали «учитель английского языка в средней школе». Предыдущим выпускам писали что-то более благозвучное – не помню точно что. Для нас, считавших себя выше высшего, «школьный учитель» звучало унизительно, мы боялись, что с такой записью мы нигде не найдем работы. Но многие мои сокурсники, несмотря на эту запись, быстро и прекрасно устроились. А со мной застопорилось...

Комсомольское собрание было посвящено награждению комсомола орденом Ленина за освоение целины. Нам было предложено послать по этому поводу благодарственное письмо в ЦК партии. Такое письмо было делом привычно ритуальным, его зачитала наша учительница немецкого Зоя Михайловна Красовская. Оставалось только проголосовать. Уже произнесли: «Кто за то…» – как я прервал рутинное представление. – А почему, – спрашиваю, – мы должны благодарить за награду ЦК партии, когда награждает президиум Верховного Совета?

Про ВХУТЕМАС дальше не будет. Я в нём не учился. Не мог ни по возрасту (уже в 1927-м он был переименован во ВХУТЕИН, который в 1930-м расформировали), ни по дарованию. Да и вообще я не цитирую, а констатирую факт. Мне четырнадцать лет. Сквозь замутнённое сознание доносится: «Вот наворую, мы с тобой такие ликёры будем пить! Ты пил “Шартрез”?» Сашкино лицо качается и расплывается. Но если закрыть один глаз, оно останавливается. «Нет», – говорю. «Будешь, – уверено говорит Сашка, – вот наворую…» И он подливает в мой и свой стакан меловой, сладкой и невероятно крепкой браги...

Получила работу в Гослите – готовить текст «Петра I» Алексея Толстого. Потрясена степенью его подхалимства. Напрашивается тема: «Война русских с германскими народами в освещении Алексея Толстого и Льва Копелева». В третьей части «Петра» (вообще я его со школьной скамьи не перечитывала и забыла, что это за бардак) русские берут Нарву, они, конечно, не только не мародерствуют, а исключительно жалеют детишек коменданта крепости; самого же коменданта, вместо того, чтобы разорвать на кусочки, только хотят провести по улицам, чтобы оставшиеся в живых осажденные его осудили, что не сдал крепость раньше...

Ох, Лева, до чего мы горды и счастливы, что ты стал так любим во всем мире! Но вполне представляем себе, до чего это утомительно. Перечитала письмо и почувствовала потребность добавить опять про Трифонова и Закса: ведь противно у Трифонова не только то, как он описал лично Закса, а то, что он изображен противным эмигрантом, который жадно съедает две порции макарон, в то время, как сам Трифонов ест, как красная девица, только дыню...