Мемуары

По нынешним масштабам 5 часов в неделю - смешно, однако в 80-х годах прошлого века этот ежевечерний радиочас был для русскоязычных эмигрантов Нью-Йорка окном в мир, тем более, что слушали эту станцию бесплатно на обычных приёмниках. На Брайтон-Бич вечером люди прогуливались по набережной вдоль океана, приложив к уху миниатюрные приёмники, из которых чётко, по-русски, слышалось "Говорит радио "Горизонт". У микрофона Александр Лахман"...

Нью-йоркское бюро русской редакции Радио "Свобода", тогда оно ещё находилось по адресу Бродвей 1775. Пройдя мимо кабинета Крача, мы попадали в другой зал, где работали редакторы: раньше Шидловский и Сильницкая, затем Гендлер, Пётр Вайль, Муслин. И ещё секретари-машинистки Берта Сковронская, Ольга Галкина и Рая Вайль. Позже Гендлер привлёк Раю к радиожурналистике, а Галкину сделал автором программ. К авторам репортажей, то есть ко мне, Морозову, Рае Вайль присоединилась неизвестно откуда появившаяся у нас красавица Надя Попова, которая вскоре была убита неведомо кем и за что. А Галкину взял менеджером в ресторан "Русский самовар" его владелец Роман Каплан...

Последняя прижизненная мамина фотография была сделана для книги The Soviet Jewish Americans, написанной профессором истории Дартмутского колледжа Аннелиз Орлек. Материал для книги Аннелиз Орлек начала собирать в середине 80-х годов, а вышла книга в 1999-м. К моему удивлению, автор поставила мою фотографию на обложку. Прочитав книгу, я понял, что попал в переплёт не только в буквальном смысле слова...

Вот что вспоминал о нём актёр Вацлав Янович Дворжецкий: "К нам в Омский театр приехал режиссёр Меер Абрамович Гершт, очень творческий человек. Как «космополит» он был изгнан из Куйбышевского театра и по этой причине начал выезжать на разовые постановки. С нашей труппой он решил ставить «С любовью не шутят» Кальдерона. И вот он собирает труппу и рассказывает, как видит спектакль: в зрительном зале, в первой ложе, во второй, поют серенаду, занавес ещё закрыт, но музыкой наполнен весь театр, атмосфера ночи, и тут из самой верхней ложи летит бык, ударяется в занавес, занавес открывается… Гершт не закончил речь, ибо поднялся Гена Нежнов, секретарь парторганизации, подверженный влиянию «обстоятельств»: «Простите, Меер Абрамович, мы вам тут формализмом заниматься не позволим!»...

Сочинял Фима лихо. Был замечательным рассказчиком. Когда он выходил вечером на деревянную набережную вдоль брайтонского пляжа, вокруг тут же собиралась толпа. А он, как истинный артист, импровизировал, рассказывая невероятные истории о своих приключениях. Большой живот трясся от смеха, бородка вздрагивала, глаза хитро светились. Его слушали, вставая на цыпочки, чтобы разглядеть получше из-за спин стоявших ближе к рассказчику. Я рад был узнать, что в его родном Бобруйске энтузиасты поставили Фиме красивый памятник. Севела был бы доволен!

Комиссия появилась ровно в 10 утра, и Майкл устроил грандиозное представление с роскошным угощением и подарками каждому гостю. Конвейер гостям показали издали, объяснив, что люди с улицы могут занести пыль, а потому близко подходить нельзя. На совещании я сидел в уголке и делал умное лицо, когда Майкл на меня указывал как на главного эксперта и руководителя его американского исследовательского отдела...