Люди и время

И запуганные особи, они же – люди, делают и думают, что велено. Привыкнуть жить без выбора легко. Анализировать, выбирать не надо. В Древнем Риме рабы как-то подняли восстания из-за того, что их заставили не просто собирать плоды, а еще и сортировать по принципу «большие-маленькие». То есть поставили перед проблемой выбора. Жить под девизом «не надо думать, с нами тот, кто все за нас решит», куда как проще...

Какой ужас! Умер Сергей Юрьевич Юрский. Хочется крикнуть – Не может быть! Юрский должен быть всегда. Артист, по которому мерят мастерство его коллеги. Кто-то удостоился чести быть «одной восьмой» Юрского, кто-то «четвертью». Сегодня, увы, нет тех, кто бы претендовал на «полного Юрского». Таким - неповторимым, неожиданным, гениальным – был он один. Но Сергей Юрьевич был еще и редким человеком, и его человеческие качества также могли служить образцом, причем не только для коллег по цеху. Наверное, оппозиционером назвать его нельзя. Но его гражданская позиция всегда была четкой и бесстрашной. Началось это еще с времен, когда его, молодого, но уже знаменитого актера товстоноговского БДТ, невзлюбил «хозяин» Ленинграда, первый секретарь горкома Григорий Романов. Почему невзлюбил? Не потому ли, что чувствовал уже тогда мужественное сопротивление Юрского всему мракобесному...

Весь отрезок пребывания Эйнштейна в Америке (1933 – 1955), и даже еще раньше, с 1921 года, когда ученый в первый раз приехал в эту страну вместе с Хаимом Вейцманом, Гувер и его команда ведут за ним слежку, перлюстрируют почту, слушают разговоры, короче, видят в нем опасного врага, от которого мечтают избавиться тем или иным способом. Он для них – коммунист, анархист, еврей, не желающий скрывать свое еврейство и свои свободные от догматизма взгляды. Только всемирная известность спасает ученого от высылки, а, возможно, и от гибели...

Ташкент преобразился. Грязный, неумытый город покрылся кучей розовых и нежно-белых садов. Во всех грязных, гнилых переулках — стены и притулившаяся к ним цветущая вишня. Чудесные дворики! Заглянешь — радостно на душе станет. Всюду — цветущая вишня, урюк, персики, миндаль. За городом потрясающие уголки, подобные замыслам Коро и Сислея. Боже мой, какие уголки!...

Недавно прочитал стихи неизвестного мне до сих пор поэта. Стихи были одновременно лёгкие и серьезные, лирические и героические, смешные и грустные, ироничные и сатирические. Оказалось, этот поэт был достаточно хорошо известен в свое время. Максим Горький, называя его «развеселый негодяй», считал его «одним из наиболее даровитых, уцелевших в эмиграции поэтов», отмечал, что это «человек неглупый, зоркий и даже способный чувствовать свое и окружающих негодяйство». Марина Цветаева писала «Вы … куда больше – поэт, чем все те молодые и немолодые поэты, которые печатаются в толстых журналах. В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем их серьезе … Вы – своим даром – роскошничаете»...