Люди и время

Второй год подряд меня приглашают на фестиваль моды и одежды в Иране с работами на исламскую тематику. На моих костюмах вышивки миниатюр из Шахнаме, Низами, оттоманской живописи и каллиграфии. Довольно самонадеянно учить народ его же истории. Но на выставке в Иране, добродушные посетители иной раз даже возвращались, чтобы уточнить, какой именно персонаж изображен на платье и откуда взяты стихи - не из Хафиза ли?! Кроме того, на одном из костюмов было вышито моё имя на арабском (как оказалось, с ошибкой) На что мне и было указано. Конечно, когда-то иранцы все это проходили в школе, но многое забылось,- ведь "Шахнаме" - гигантский по объёму текст,- и здорово, что мои работы явились поводом для дискуссий...

Закрытым указом Президиума Верховного Совета СССР за штурм дворца Тадж Бек награждены были около семисот человек. Некоторым присвоили звания Героев Советского Союза, другие получили ордена Ленина. Полковника Кузнеченкова посмертно наградили Орденом Красной Звезды. Полковнику Алексееву никаких орденов не досталось. Дали лишь грамоту, да и то с ошибками в тексте. Большего не заслужил. Жив остался – и хорошо. Но это на Родине. А вот за ее пределами нашелся человек, который счел Алексеева достойным поистине уникальной награды. Этот человек – папа Иоанн Павел II. На международном симпозиуме по Медицине катастроф, проходившем в Италии, он вручил Алексееву символический «Пропуск в Рай» за самоотверженность при спасении людей в экстремальных условиях...

Впервые увидев Игоря, Элла отметила: ничего особенного, черты лица неправильные, все резко очерчено, как на черно-белой фотографии. Сидя рядом с Игорем, она не могла не почувствовать, что от него исходит какой-то магнетизм, особенно, если он что-то рассказывает. Бедолага тоже прогорел на вступительных экзаменах, хотя с математикой все в порядке. Оказалось, что они — абсолютные ровесники, родились в один и тот же год и день. Болтали на переменах и по дороге домой, но вне курсов никогда не виделись...

В Америку Езерская приехала с мужем и сыном в сорок восемь. Конечно, ее тут никто не ждал, да и «булки на деревьях» не росли. Иногда спрашивала себя: неужели жизнь кончилась? Но отвечала себе так, как ответит ей вскоре молодой эмигрант Василий Аксенов: это важно - «ощущать сопротивление общества», это нужно - уметь «начинать все сначала, проходить весь путь заново». И ей повезло! Дебют в старейшей эмигрантской газете «Новое русское слово» - очерками о любимом Пушкине (очерки приметили многие, в том числе – Мстислав Ростропович, который станет потом ее другом); учеба в университете, а затем в аспирантуре по русской литературе; сложный, противоречивый, но пьянящий атмосферой свободы мир эмигрантской культуры: Белла Езерская вошла в этот мир, как входят в родной дом...

Формально газета «Новое Русское Слово» прекратила своё существование 12 ноября 2010 года, но фактически в коматозное состояние она впала намного раньше, когда перестала быть ежедневной. Это произошло 10 апреля 2009 года, то есть 10 лет назад. Столь печальному событию был тогда посвящён мой материал, подготовленный для Радио «Свобода», где я сотрудничал под псевдонимом Ян Рунов. Газета прожила очень интересную жизнь вместе с тремя волнами русскоязычной эмиграции. Сегодня хочется вспомнить о некоторых этапах большого пути этой газеты, и о людях, судьба которых была связана с «Новым Русским Словом»...

Иван Тургенев внешне был похож на свою мать Варвару Петровну Тургеневу. Однако по-человечески сильно отличался от той, которая писала ему в письмах «я тебя люблю как душу» и была капризной, жестокой, закореневшей в привычках владелицы крепостных душ. Но есть у писателя и его матери одна общая черта: у обоих замечалась некоторая странность поведения. Правда, странность Варвары Петровны не выходила за пределы обычной помещичьей чудаковатости. В «Былом и думах» Герцен изобразил таких чудаковатых помещиков – отца и дядю. От скуки, от вседозволенности, имея много свободного времени, помещики могли чудить вволю. Никто им был не указ. Природа «странности» Ивана Тургенева – иная. Он из тех свободных людей, которым нестерпимо жить в рабовладельческой стране, среди помещиков, не считающих крепостных людьми...