Александр Сиротин

По нынешним масштабам 5 часов в неделю - смешно, однако в 80-х годах прошлого века этот ежевечерний радиочас был для русскоязычных эмигрантов Нью-Йорка окном в мир, тем более, что слушали эту станцию бесплатно на обычных приёмниках. На Брайтон-Бич вечером люди прогуливались по набережной вдоль океана, приложив к уху миниатюрные приёмники, из которых чётко, по-русски, слышалось "Говорит радио "Горизонт". У микрофона Александр Лахман"...

Там, в редакции, которая занимала второй этаж дома №1775 по Бродвею, угол 57- Авеню, рядом с круглой площадью Колумба, какое-то время была удивительная атмосфера московско-ленинградского творческого клуба. После того как развалился Советский Союз, в Конгрессе решили, что надобность в радио "Свобода" отпала, и сократили финансирование, уволив продюсеров, звукооператоров, библиотекарей, секретарей и так далее.

Вот что вспоминал о нём актёр Вацлав Янович Дворжецкий: "К нам в Омский театр приехал режиссёр Меер Абрамович Гершт, очень творческий человек. Как «космополит» он был изгнан из Куйбышевского театра и по этой причине начал выезжать на разовые постановки. С нашей труппой он решил ставить «С любовью не шутят» Кальдерона. И вот он собирает труппу и рассказывает, как видит спектакль: в зрительном зале, в первой ложе, во второй, поют серенаду, занавес ещё закрыт, но музыкой наполнен весь театр, атмосфера ночи, и тут из самой верхней ложи летит бык, ударяется в занавес, занавес открывается… Гершт не закончил речь, ибо поднялся Гена Нежнов, секретарь парторганизации, подверженный влиянию «обстоятельств»: «Простите, Меер Абрамович, мы вам тут формализмом заниматься не позволим!»...

Осенью 1983 года состоялась премьера. Отзывы о спектакле "Hard to Be a Jew" в газетах, включая ""Нью-Йорк Таймс", были положительные. Кто-то из рецензентов напомнил, что первыми исполнителями главных ролей в пьесе были знаменитые актёры американского еврейского театра Морис Шварц и Пол Муни. Большое внимание англоязычной нью-йоркской прессы к еврейскому театру, игравшему на языке идиш (в начале 80-х годов спектакли шли без титров на английском и русском), было не частым. Мне для роли пришлось из шатена перекраситься в блондина, что, действительно, приблизило меня к возрасту моего персонажа. Я получал огромное, неведомое мне до тех пор удовольствие от игры на еврейском языке...

Ирина Бриннер всегда улыбалась. Когда я бывал у неё дома в небольшой манхеттенской квартире, она с удовольствием поила меня чаем и радовалась возможности ещё что-нибудь рассказать о себе, показать свои книги, альбомы, каталоги выставок. Она делилась со мной своей давней мечтой: поехать во Владивосток, навестить родные места, но решилась на это только после распада СССР - в 1992 году. По возвращении она была переполнена впечатлениями: её принимали там очень хорошо. Он выступала с концертами, пела романсы русских композиторов, подарила местному краеведческому музею семейные фотографии и документы.

"Дорогой Александр Сиротин! Молодец! Первый класс! Сидел, пил "своё" утреннее кофе с круасаном в парижском кафе, но вместо Figaro (сегодня воскресенье) захватил с собой Н.Р.С. ("Новое Русское Слово"-А.С.) "Москва - Нью-Йорк"... Да ещё мелким шрифтом. Вяло начал... А потом - со мной этого обычно не случается - стал смеяться... Да так, что французы с удивлением глядели на меня, как на поца... И не только ведь смешно! Ещё раз - молодец! Жму! Кто Вы? Откуда? В. Некрасов"...