Люди и время

Хорошей школой для меня было моё присутствовие на репетициях Еликониды Поповой-Яхонтовой, вдовы артиста-чтеца Владимира Яхонтова, повезло слушать и даже беседовать о специфике театра одного актёра с такими мастерами художественного слова, вахтанговцами, как Дмитрий Николаевич Журавлёв и Яков Михайлович Смоленский. Учиться режиссёрской работе с чтецами, которых когда-то называли "декламаторами", можно было просто слушая актёрское чтение таких мастеров слова, как Эммануил Каминка, Игорь Ильинский, Александр Калягин...

Многие из новых сотрудников были много старше Николая Ивановича, имели больший опыт работы, а теперь становились его подчиненными. Чтобы органично, без трений, сходиться с ними, требовалось много такта и дипломатичности. Как правило, Вавилову это удавалось без особых усилий – этому способствовали его природные качества. Его простота, веселость, доброжелательность, отсутствие фанаберии и формализма, широта научного кругозора притягивали к нему людей. Он был щедр на похвалы и не придирчив...

И вот помню выступающего Евтушенко, под дождем возле вечного огня, (а может быть, нас к этому времени уже перегнали к памятнику Гоголя на Театральный сквер), но кто-то сказал Евтушенко, что здесь Чичибабин. И Евтушенко вытащил его из толпы, худого, высоченного, с какой-то нелепой кошелкой в руках. Он что-то прочел, но это было только начало. Следующее воспоминание: переполненный огромный зал “Дома культуры железнодорожников” и Чичибабин, более двух часов подряд читающий свои стихи. Наверное, в эти два часа он был счастлив!

"...И умру я не в летней беседке от обжорства и от жары, а с небесной бабочкой в сетке на вершине дикой горы." В этих строчках Набоков поэтически и пророчески предсказал причину своей смерти за пять лет до того, как 2 июля 1977 года она настигла его на больничной койке в швейцарской Лозанне...

Николай Николаевич по натуре своей – жизнелюб, и это оптимистическое восприятие мира четко прослеживается в большинстве его произведений. Прекрасные пейзажные зарисовки, цветы, женщины, дети – всё, что украшает нашу жизнь. Когда-то он начал свою детскую серию с наброска мальчишки-беспризорника. А потом у него появились собственные дети – Наташа, Андрей, Арина – замечательные модели, в течение длительного времени вдохновлявшие мастера. Я не знаю в истории изобразительного искусства другой такой галереи образов малышей и подростков – ни по объему, ни по теплоте и душевности. Художник уловил множество интереснейших моментов – от детской непосредственности до серьезных размышлений маленькой личности, только-только вступающей в жизнь...

Фото с рукопожатием Рабина и Арафата стало хрестоматийным. В центре его, как и полагается по праву хозяина, на лужайке перед Белым Домом, оказался Клинтон, не имевший к этому событию отношения. Его участие проявилось в том, что он мягко подвинул Рабина по направлению к Арафата и тем самым заставил его пожать руку террористу...

Есть американская поговорка: «Опыт ничем заменить нельзя», и это верно – как ни командуй, как ни учись по книжкам, как ни копируй то, что сделано в других странах, как ни воруй чужую технологию — никогда не удастся наладить производство качественных изделий, если предварительно не набраться практического опыта. А это занимает годы и годы. Именно носителей опыта в СССР почти не осталось. Тем не менее, за невероятно короткий срок опыт появился и даже преумножился. Откуда он взялся? Как это получилось? Правду от нас тщательно скрывали при советской власти, да и сейчас очень мало про неё известно, хотя в наш век интернета раскопать эту правду не так уж и трудно. Суть её в том, что создание мощной советской индустрии оказалось возможным благодаря двум евреям, российскому и американскому.