Проза

Быстрым нервным шагом подходит к раскрытому Стейнвею, допотопному, довоенному. На крышке – паутинка трещин и черный лак по краям облупился. Да и клавиши уже тронуты желтизной... На минуту мелькает страх: так много накопилось эмоций - старик Стейнвей может не выдержать ее напора. Рухнет под руками, как слон в цирке - сразу на все подпорки. Вот сейчас так отбабахаю, - решает, опускаясь на стул, - не то, что в музучилище, в посудомойки не возьмут...

И из уст девушки полился напев, как она сказала собственного сочинения. А цзедуши Чень сидел, потихоньку прихлёбывая вино из чаши и размышляя: «Что же мне делать с этой певуньей? Отпустить… нельзя. Она была в крепости, видела наши укрепления. Потребовать выкуп у её родных? А потом убить? Но мои воины донесли мне, что её братья погибли в бою… Кто заплатит? Да и к тому же до меня доходили слухи от лазутчиков из вражьего стана, будто её род не в чести у хакана… может быть, завтра он сам вырежет всех её родственников? Кто же мне заплатит? А может поразвлечься с ней? Нет…зачем портить такой товар? Лучше завтра продам её заезжим работорговцам подороже…»

Вспомнил саму Ольгу – высокую, белокожую, с копной рыжих волос, попытался представить, как раздевает её, и не смог – даже в воображении начинал путаться в застёжках и молниях – опыта не хватало. Аллка, жена, всегда, даже в их первый раз, раздевалась сама, а больше женщин у него и не было. Он ещё раз достал записку, убедился, что уже помнит номер наизусть и понял, что позвонит. Ну, не сегодня, так завтра, но точно позвонит. А Женька... а что Женька? В конце концов, он к ней не приставал – она сама ему телефон дала. За женой следить лучше надо...

Довелось видеть ранее, как именно она наводила порядки. Так, забредший на территорию школы черный котенок был немедленно атакован, да так, что еле ноги унес, бедненький. Ворона с криком налетела, зависла над ним на мгновение, хлопая крыльями, и пошла на второй круг. Котенок не стал дожидаться. С взрослыми кошками, впрочем, такой номер не проходил. Те садились на задние лапки и настороженно ждали нападения. Каркать вороне приходилось издали.

Муниципальный бассейн радовал необыкновенно свежей и прозрачной водой, хотя, конечно, и в других она не мутная, но тут в прозрачности было что-то океаническое. В том ли причина, что бассейн назван именем писателя Монтерлана? А он жил в прошлом двадцатом веке в шестнадцатом округе, самом чистом, ухоженном, богатом районе Парижа, как говорят, буржуазном? И буржуа больше других любят литературу? И чистую воду. И пляж океана в Бьяррице...

После первой же недели пребывания в Штатах я твёрдо убедился, что это страна победившего автомобилизма, где пешеход низложен как класс, и всё здесь во имя автомобиля и на благо оного. Человек, не имеющий хоть какого-нибудь авто, вызывает вежливое удивление. Так мягко удивляются и сочувствуют, когда видят тихого душевнобольного или просто увечного. И во взгляде людей читается, что они надеются, что это пройдёт...