Самый конец декабря 1993 года.
Нью-Йорк.
Довольно поздно.
Тихий район Манхеттена. East. Ни тепло ни холодно.
Идет легкий, но какой-то не нашенский, непривычно сильной колючести снежок. Прохожих – единицы.
Одни ежась, кутаются в легкие плащи, другие дуют в кулаки, и быстро исчезают в темноте ...
Но нам весело. Мы идем из гостей. С 14-й улицы на нашу –10-ю.
Домой, в «Дом Альберта» Это совсем близко.
Мы – это я самый;
Профессор русского языка в «Publik sсhool» Марина Минская, моя близкая приятельница еще со времен питерской молодости
И ее дочь – врач-терапевт Полина Лисс.
Я – впереди, они за мной.
Идут – хохочут.
Ибо я едва тащу на правом плече, наперевес, как гимнастический шест, длинное дерево - разлапый фикус с огромными желто-зелеными словно жестяными листами, накрепко посаженный в вычурно-плетеную кадушку с позолоченными обручами.
Подарок Николая Леонидовича Слонимского.
Да-да! Того самого юного любимчика – секретаря Зиночки Гиппиус – Мережковской из «Дома Мурузи» на Литейном, которая наблюдала мир и людей снисходительно через лорнет на серебряной цепочке.
А дело было так.
Поднявшись нас проводить наверх (большая квартира его дочери - Электры находилась под первым этажом, так что ее окна были на уровне мостовой), Николай Леонидович, 99 –летний русский господин и настоящий сноб в подтяжках в шашечку и деревянных туфлях, раскланиваясь сначала с дамами а потом со мной, вдруг замер заприметив на противоположной стороне улички этого стройного одинокого печального растительного гиганта.
И тихо улыбнувшись, на ходу, запинаясь и дуя в кулачок, без остановки, дискантом затараторил своё ...
-... Женя, помните, вот точно такой же фикус стоял на страже у входа в зал ресторана «Вена» на углу Гороховой, Аверченко вешал на него свою шляпу, а по другую сторону стоял медведь во весь рост с открытой пастью, вытаращенными стеклянными глазами и когтями, помните Женя? Еще на него Аверченко вешал свою трость ...
Я там играл за пятачок – вечер на пятачок. ... Возьмите на память - вместе с кадушкой ... Дарю!
Да и жалко.
Здесь так принято, менять мебель, а старую выставлять вон ... Хотел себе взять на память о прошлом ...
Торчит еще с утра, наверное, надоел хозяевам. Поседел от снега.
А Вам еще послужит.
Помните, Мариночка ...
Пушкина рифмовал «Пушкин-Кадушкин», мой старший брат, Александр, полусоветский пушкинист, в юности коллекционировал рифмы на «Пушкин».
Он был очень интересный и смелый человек. Представьте, Полиночка ...
Вы немного похожи на Изочку Кремер, вам никто не говорил такого, так я вас уверяю...
Так вот, Александр мой, уже став знаменитым профессором, где-то в своем кругу вдруг ляпнул, что Гоголь в Хлестакове видел Пушкина.
И это в то время, Женя, когда у вас Пушкина считали почти большевиком и декабристом, карбонарием и ненавидящим царя.
Смелая мысль, могли посадить, как вы думаете, могли, а …?
Через два дня он улетел в свой Ангельский Город (Лос-Анджелес).
Домой.
В свою музыкальную квартиру, по его словам, напрочь забитую книгами, нотами и украшенную преогромным белым роялем.
Правда, я так не попал к нему в Лос-Анджелес.
Но никак иначе невозможно представить жилище человека, всю жизнь пишущего серьезную музыку и составляющего и издающего суперобъемные многотомные биобиблиографические Словари и Музыкальные Лексиконы ...
Тогда же на лесенке, на прощанье, пригласив меня к себе в Лос-Анджелес, Николай Леонидович, в ответ на мою частную просьбу – найти для одного моего ленинградского ученого-коллеги (К.А) хоть один портретик своей знаменитой сестры - философки Юлии Леонидовны Сазоновой – Слонимской и ее мужа – Миллиоти, с юмором, подцокнув языком, упредил:
«Не обещаю, это будет не очень-то легко. Из-за этих книг и этого ужасного рояля ...»
Его веселое столетие мы договорились отметить в апреле, в его родном Ленинграде, на Канале Грибоедова ...
Не получилось.
Король умер! Да здравствует Король ...
Ему было уже 100 с гаком …
А познакомил нас годом раньше Сергей Слонимский, племянник-композитор, сын его брата Михаила (писателя, из племени братьев «серапионовых»).
Nikolas Slonimsky приехал, приплыл, прилетел в Россию с дочерью, вышеназванной Электрой и внучкой Катей, художницей кукольного театра.
Деятели «Союза композиторов» поселили знаменитого русского американца где-то на отшибе (наверно, в целях экономии) в гостиницу «Карелия», троллейбусы туда редки, такси - дорого ...
Однако эта штука с транспортом, то есть его долгое ожидание, оказалась мне, что называется, «на руку».
Передо мной носом к носу, лицом к лицу полулежит на гостиничной лежанке маленький человек, в твидовых брючках и в малиновой, в рубчик, рубашке и, полузакрыв глаза, тихим голосом, скрестив маленькие ручки на животе, рассказывает (и показывает «в лицах») байки «глубокой старины»...
Это вообще была картинка.
« ... Зиночка призывала убить царя, а меня просила написать новую «Марсельезу» для своей матушки; потом Глазунову и Блоку Ленин заказали гимн советов;
Мейерхольд всех пугал, жестикулируя руками и ногами, Головин это заметил и боялся стоять рядом, чтобы не получить ненароком оплеуху ни за что ни про что;
Я жалею, что уехал из России в 1918 году и не слышал, как жена Блока, Любинька, читала его убийственную поэму, вот влюбился и уехал, билеты в Дом графини Паниной остались на память
У меня под стеклом, дома....
Маяковский много курил сквозь зубы, а вы курите? бросьте;
Розанов был такой гений, под Москвой умер, бородку носил сивую, хитрован был, колдун;
Ремизов - такой человечек смешной, курносый, везде оставлял свои калоши, жена была его, полная такая, Довгелло, его умнее ...
Прочтете мои мемуары, пальчики оближете ... Пальчики.
И так далее ...
Пришла машина.
Надо было собираться в путь, в Филармонию на репетицию, а потом, на его встречу с публикой.
В тот самый «серапионов» Дом Искусств, 59.
Вскоре я получил в ответ на мое бескорыстное любопытство и эрудицию (так он сам и сказал) мемуар на английском «Абсолютный слух», он просил меня «включить все свои связи», чтобы организовать его перевод и издание в Ленинграде ...
Что я и сделал, правда, много позднее ...
А фикус Слонимского до сих пор стоит в «красном углу» в Манхеттене, в квартире профессора Марины Минской, что на углу 10 и 23 Ист, в доме Альбрехта. В апреле в день рождения и в честь композитора и петербуржца Николая Слонимского, вечером, собираются друзья, и Полина Лисс на флейте играет по нотам его сонаты.
Добавить комментарий