Проза

Любимая женщина? Считалось, что она у младшего есть, он следовал за ней по пятам – певица, была она в вечных гастролях, - старался стать полезным для ее семьи, престарелого мужа, взрослеющих дочерей, своевольного подростка-сына...

- Что? Стойте! Не нужно, я жива!!! Откройте! Выпустите! Слышите? Я жива!!!

Неужели я и правда умерла, или я только думала об этом? Но что значит думать? Нет, я бы не прыгнула! Просто я подошла к мосту.… Да, помню мост. Я просто смотрела в мутную воду, думая о свободе, о бегстве. От чего? Хм, сама не знаю. Но нет! Я не прыгнула!

В одном из трехкомнатных номеров столичной гостиницы громко вещал репродуктор. Диктор бодро рассказывал о первом советском дизельном тракторе, успешном чкаловском перелете, боях на испанских фронтах. В глубине кожаного кресла лежали доставленные курьером центральные и ташкентские газеты. Поселившийся здесь гость вставал по старой армейской привычке совсем рано. Но гостиничного номера старался не покидать: ждал звонка по своему, отправленному неделю назад в Кремль служебному письму. Впрочем, вызова туда, если учесть тон сегодняшних радиосообщений и газет, вполне могло и не быть.

ОН осмотрелся… Дааа…, мир очень изменился. Огромные дома, самодвижущиеся повозки, люди в немыслимых одеяниях. Отец предупреждал, что будет сложно… С чего начать? О! В конце улицы храм! Быстрее туда. Красивое строение. Купола, похоже, золотые. Негоже это. Ведь, чай недёшево! Неужто все богатеями стали?

Будущий нобелевский лауреат, создатель Центра в Гарварде и Института в Нью-Йорке действительно еще не один раз приезжал в Россию, когда началась перестройка – второй за столетие великий российский эксперимент. Как и от первого – большевистского - Леонтьев был от него не в восторге. Да, конечно, он приветствовал рыночные демократические реформы, но он был в шоке от социально-экономической «шоковой терапии».