Николай Боков

Он даже цену припомнил – все та же, и все тот же город Париж, где он заваривал чай в это утро. Он уж готовился к тому, чтобы посетовать на бегущие дни, на грядущую старость, – вот он, о опыт, ускорения времени! О, человек, – он начинал смаковать меланхолию и готовился умилиться, но взгляд его упал на число граммов: там, где всегда было 200, теперь красовалось 150. Вот где собака зарыта! – он вздохнул облегченно. Перемена произошла изнутри. Эврика небольшая, однако вернула ему благодушие утра. Он обратился за сахаром, – не за «белою смертью», как называли сахар из свеклы подкупленные врачи, а за очень полезным из тростника – ба! И тут изменение: кусочки были меньше, чем раньше...

И хотя он принадлежал – как бы принадлежал, конечно, но все-таки – по-разному своей дочери, Омбелине, и подруге своей Элиане, между женщинами возникло молчаливое противостояние, если не борьба; он чувствовал это напряжение душевных сил, сходившихся на нем и стремившихся его перетянуть на свою сторону, не заботясь о том, что так можно и разорвать.