В то утро он удивился немного, не найдя в коробочке достаточно для заварки чая. Он кончился раньше обычного, словно время протекло быстрее, или еще что-нибудь, и было б приятно понять, отчего. Он понюхал оставшуюся щепотку, потряс коробочкой в воздухе, решил впредь отмечать на коробочке дату и докопаться. Чай был все тот же, russian earl grey, «русский графский серый», – единственное, что его еще связывало со страной, где он когда-то, ужасаясь, родился, и никто не сказал бы, почему чай этот «русский», хотя, будучи английским, он мог обрусеть за последние двадцать лет, как и сама земля Альбиона, столь предрасположенная к Чехову, что и сам Шекспир потеснился на сцене театров. А он сам признал этот английской засыпки русский чай ради примешанных в нем лепестков василька, высушенных, конечно, пришедших в рецепт, пожалуй, из Грузии вместе с лепестками цветов апельсина.
Он даже цену припомнил – все та же, и все тот же город Париж, где он заваривал чай в это утро. Он уж готовился к тому, чтобы посетовать на бегущие дни, на грядущую старость, – вот он, о опыт, ускорения времени! О, человек, – он начинал смаковать меланхолию и готовился умилиться, но взгляд его упал на число граммов: там, где всегда было 200, теперь красовалось 150. Вот где собака зарыта! – он вздохнул облегченно. Перемена произошла изнутри. Эврика небольшая, однако вернула ему благодушие утра. Он обратился за сахаром, – не за «белою смертью», как называли сахар из свеклы подкупленные врачи, а за очень полезным из тростника – ба! И тут изменение: кусочки были меньше, чем раньше.
Уменьшение – знак времени, – сказал он себе, оглядывая себя в зеркале, не забыл ли чего-нибудь на лице, неприличного для прохожего, но нет, все хорошо, шляпа, впрочем, кажется чуть меньших размеров, но голова этого не почувствовала, и он не стал мучить себя вопросами, почему. Всему свое время, оно и берет свое, не спрашивая ни у кого разрешения.
Его улица выходила на площадь одной из семи и была наименее оживленной, немного провинциальной, пролегая рядом со старинной больницей, королевской когда-то, упираясь в канал и мост. Парижские чайки кричали время от времени, как призыв далекого моря, а вместе с ним – слышалось эхо дальних странствий, свободы, Америки.
Его ждало важное предприятие покупки новых ботинок, поскольку складка на левом протерлась и стала заметной, несмотря на крем обувной и втирание щеткой. Нет, так оставить нельзя, ботинки очень важны при определении социального положения, – ему-то, разумеется, наплевать, но взгляд опытного капитана города сразу поместит его в меньший по значимости разряд, ухудшится автоматически качество его писаний, и машина власти отодвинет его в сторону, откуда уже не вернуться! Скорей в магазин!
Ему приглянулась черная пара с липучками вместо шнурков. Но его ли размер? Уж слишком малы они были на первый взгляд, хотя коробка казалась приличной, из добротного картона. Примерка решает всё в деле покупки обуви! Усевшись, он опять сомневался: обновка рядом со старым ботинком казалась миниатюрной, но была не была, – он ногу разул и – сердце сжалось, настолько стопа его выглядела уменьшившейся, попросту неестественной, и не одна она только, но и вторая, левая, – обе в новые туфли вошли как литые, он даже почувствовал оторопь, страх: окна магазина расширились, потолки поднялись. Кассир протягивал сдачу маленькими бумажками и улыбнулся на его обескураженный взгляд: «Еще не видели? Новый формат». Мир менялся, почва делалась скользкой.
С коробкой под мышкой он чувствовал себя предметом внимания пассажиров. «Что это у него в коробке?» – прочел он мысль стоявшего позади господина и ответил ему вежливо: «Ботинки черного цвета». – «И какого же размера?» – не унимался тот, и он уже ответил ему вслух, повернувшись и глядя в глаза:
– Сорок третий!
Попутчик густо покраснел, разоблаченный. А он смягчился, держась за поручень и чуть-чуть нависая над молодой женщиной, сидевшей перед ним со смартфоном. На экране пробегали новости одна за другой, и пришла основная этого дня. Слов он слышать не мог, но и так понимал: крохотный президент страны спешил навстречу крохотному очень важному гостю, тоже главе, но в чем-то другому: он выбирал себя сам в президенты. Тем не менее, они подружились, кажется, оба любили охоту и сауну, есть общие темы. С высоты ехавшего в метро пассажира на маленьком экране оба они казались пигмеями. Смартфон заиграл неожиданно мелодию Моцарта, и пигмеи исчезли.
– Я в метро, – говорила молодая женщина в телефон, глядя перед собой и мечтательно улыбаясь. – Проезжаю Барбес. Целую.
Она еще улыбалась своим мыслям, подняв голову и встретившись с ним взглядом, и даря ему нечаянно ласку.
Добавить комментарий