Люди и время

Челищев-младший сейчас вдруг подумал, что Чарли Доусон тысячу раз прав, говоря о «русских крайностях», прав, намекая на то, что он, Челищев, словно, за соломинку, держится за свою псевдопатриархальную русскость. Да, он продолжает говорить дома на русском языке, ходить в русскую церковь, читать русские книги. Но что, по-настоящему связывает его с Россией, что будет связывать его сына, его внуков? Да разве это все не иллюзия, не глупая дворянская фанаберия: рисовать в альбомах ветвистое генеалогическое древо, когда уже давно срублено под корень и выкорчевано само дерево русской истории?!

Более эмоциональный подход Эльмана к исполнению музыки продолжал быть популярным у слушателнй в Южной Америке. В США такое исполнение становилось всё менее популярным. Хейфец выигрывал битву – и со слушателями, и с критиками. Одна из типичных жалоб рецензентов на исполнение Эльманом концерта Бетховена была: «Не только он «сентиментализировал» благородство мелодии, но он исказил правильную длительность нот, так что чистота и возвышенность музыкальной мысли была испорчена и Бетховен звучал по- чайковски».

Фидельман оставался Мишиным учителем на протяжении следующих пяти лет. Согласно Мише Эльману, “у него был исключительный талант. С точки зрения педагогики, он не был хорошим учителем. Технически, он мне не дал правильной основы. Он дал мне нечто большее.” Фидельман дал Мише серию целей. Когда Миша брал новое произведение, Фидельман играл его; отшлифованное исполнение его не только передавало контуры произведения для ребенка, но и подавало ему идеи, что можно было сделать с пьесой, когда ноты уже были выучены.