Ирина Роскина

В Москве поезд стоит шесть часов. Я успела сходить к своим знакомым, и потом побродила по Москве и была в Щукинской галерее. Ты там был когда-нибудь? Я не помню, бывал ли ты в Москве. В живописи я профан, как и во многих других вещах (пожалуй, во всех, кроме машинки) и кроме Эрмитажа ничего хорошего на свете не видала, а современную французскую живопись даже в репродукциях не видела. Так что впечатление получила очень сильное, настолько, что я очень многое запомнила, пробыв в галерее всего около часа, что со мной редко случается. На обратном пути из Москвы я была Морозовской галерее - там мне ужасно Пикассо понравился - потому ли что я его во второй раз видела, но нет, по-моему, он просто гораздо лучше, чем у Щукина...

Каждый поэт - или пророк, или ему хочется быть пророком. Поэты свои пророческие качества ценят. Галич очень ценил и каждое исполнение «Петербургского романса» всегда предварял пояснением: «Это было написано до (повторяю: до!) того, как несколько московских интеллигентов вышли на Красную площадь в знак протеста против оккупации Чехословакии». И от этого «до (повторяю: до!)» строки: "Можешь выйти на площадь,/Смеешь выйти на площадь,/Можешь выйти на площадь,/Смеешь выйти на площадь/В тот назначенный час?!" приобретали иную (более высокую) степень значимости...

21 августа утром я возвращалась с Ленинградского рынка. Помню, что купила много брусники – мы любили делать моченую, очень вкусно с мясом или дичью. Тогда на Сретенке был магазин, что-то вроде «Русская быль» назывался, там продавали куропаток и рябчиков – не дороже обычных кур. И вот я шла с рынка с тяжелыми сумками, почему-то точно запомнилось место – с Красноармейской завернула за старый писательский (Черняховского, 4) – и там встретила Костю Богатырева, переводчика. На нем буквально лица не было. Он рассказал мне, что советские войска вошли в Прагу. Впечатление было совершенно ошеломляющее. Шок...