Россия

Самолет приземлился в Пулково в ранних сумерках. В аэропорту меня встречает человек, которого я знаю... цифра звучит страшновато... ну, скажем так, - со времен нашей общей студенческой юности. Я называю его детским именем. Он - один из немногих, кто помнит мою девичью фамилию. Когда в той, прошлой жизни, мне было восемнадцать, а ему пятью годам больше, мир делился для меня на две неравные части. В одной, большей, был он. В другой - весь остальной мир...

Отвечаю на Ваше письмо, милый друг. Дело вот в чем. Всю жизнь я больше всего любил душевную мускулатуру, силу. Дряблости во мне никогда не бывало. Ненавидел расхлябанность, слюнтяйство. Всю жизнь был настолько силен, что даже не нуждался в друзьях. Меня, как и Лиду, сломать можно, а согнуть нельзя. Даже в 1943 году, когда уничтожали «чуковщину» - и при всяких других катастрофах такого же рода - я не проявлял равнодушия.

От Корнея Ивановича я получила печальное письмо, в котором он мне сообщает, что Некрасова надо похерить и пр. Я смотрю на это письмо как на плод болезни и усталости и того странного, несвойственного ему способа работы, к которому он прибег в последние месяцы. Я очень хочу прочесть наконец эту книгу; умоляю прислать мне рукопись - не знаю, пришлет ли? Очень прошу Вас с ним об этом не говорить; я все написала сама...