Дебют

И из уст девушки полился напев, как она сказала собственного сочинения. А цзедуши Чень сидел, потихоньку прихлёбывая вино из чаши и размышляя: «Что же мне делать с этой певуньей? Отпустить… нельзя. Она была в крепости, видела наши укрепления. Потребовать выкуп у её родных? А потом убить? Но мои воины донесли мне, что её братья погибли в бою… Кто заплатит? Да и к тому же до меня доходили слухи от лазутчиков из вражьего стана, будто её род не в чести у хакана… может быть, завтра он сам вырежет всех её родственников? Кто же мне заплатит? А может поразвлечься с ней? Нет…зачем портить такой товар? Лучше завтра продам её заезжим работорговцам подороже…»

Барышня прошмыгнула за спину Маяковского и грубо рывком забрала корзину, собранную ранее для Осипа Эмильевича. Нервы его не выдержали, он вскочил, задев локтем Маяковского, из его груди непроизвольно вырвалась высокая, как визг, нота. Маяковский повернулся, доброжелательно глядя чуть вниз на Мандельштама, тот же в крайнем раздражении, запрокинув голову, в гордой позе верблюда впился глазами в глаза мнимого обидчика. Это комическое противостояние в течение долгих пяти-шести минут запомнилось присутствующим. Валентин Петрович Катаев, свидетель этой сцены, любил показывать её в лицах...

Когда-то на отдыхе с родителями он случайно увидел девушку у шеста, и вдруг в какофонии пестрых пятен забрезжил какой-то смысл. Элис не знала, было ли переживание стриптиза для него эротическим, возможно, что и было, но одно было очевидно - полеты вокруг шеста, напряжение мышц голого тела, острый угол невероятно высокого каблука, вся эта геометрия чудесным образом успокаивала то бушующее, клокочущее внутри него болезненное несоответствие, то страшное несовпадение себя и мира, которое заставляло его громко кричать, и качаться из стороны в сторону, и закрывать голову руками...

В Ленинградский Театральный институт имени А.Н. Островского Таисья Аверьянова поступила с первого раза, прямо из областного детдома. Была она маленького роста, худая, с круглым личиком, почти половину которого занимали огромные бледно-голубые глаза. Глаза тоже были круглые, как блюдца, и казались прозрачными. Она могла без грима сыграть лемура, да и ростом была не намного его выше. - Что вы нам прочтёте? - спросил её председатель приёмной комиссии, Народный Артист СССР. - Так я и наизусть могу басню рассказать. - Хорошо, давайте "наизусть"...