Авторский Блог: Михаил Синельников

В Шри Ланке праздник Медин Поя. Посвященный визиту Будды к своему отцу, королю Судходана и родному клану Сакья. Цейлон (особенно после посещения близлежащей Индии) мнится земным раем. Да и является таковым. Впечатлений на всю жизнь - и невероятный Храм Зуба Будды, и чайные фабрики, и ананасные плантации, и крокодильи фермы, и слоновьи сообщества, и знаменитый Ботанический сад в Канди, которым некогда был восхищён еще Николай Иванович Вавилов. Там я, ещё молодой, сорвал с веток на память пару мускатных орехов (чей вкус и запах милы придирчивой дорожной полиции), а также засохшую струйку сока гевеи - ленту натуральной резины. И сфотографировался с детьми смотрителя.

Вялый татуированный слон,
Настороженно-хмур,
Взошел, задыхаясь на скальный склон,
Доставил меня в Джайпур.

День памяти Торквато Тассо (1544 - 1595), творца прежде всего поэмы "Освобождённый Иерусалим". 430 лет, однако! Участь гениального итальянца, заключённого в темницу для душевнобольных, вызывала по ходу столетий сочувствие людей искусства: картина Делакруа, стихи Шелли и наших Батюшкова и Кюхельбекера. Нельзя не вспомнить содержавшие весьма разные смыслы упоминания в стихах Пушкина, Раича, Брюсова, Кузмина, Мандельштама, Сергея Маркова...

Какие ассоциации? Неподалеку ныне несуществующий Пустозерск, родина великой русской прозы. Вызывавшая в детстве слёзы ненецкая сказка об улетающей от неблагодарных детей кукушке. "Поздно, детки!" Тыко Вылко, стихи о нём выдающегося поэта Сергея Маркова и музей чудесного ненецкого художника, перенесенный из опустевшего Пустозерска. Артём Весёлый и роман Каверина "Два капитана", поэт и завсегдатай былого ЦДЛ Николай Леонтьев...

Отчетливо помню этот день, проведенный мною в среднеазиатском городе, где весна уже была в разгаре. Всё время опадали и летели по ветру лепестки отцветающих урюков и яблонь. На протяжении дня всё нарастало ощущение потери и вечером она ощущалась уже во всей громадности, изменяя цвет времени.

225 лет со дня рождения Евгения Абрамовича БОРАТЫНСКОГО (в другом написании Баратынского, но остановимся на том, какое мило было Пушкину и другим современникам). Я с ужасом думаю о том, что мой отец в перипетиях века потерял поочередно две самоотверженно собранные им библиотеки. И среди книг и рукописей (в том числе, рукописи "Столбцов" Заболоцкого, подаренной автором после ночи, совместно проведённой за корректурой) и книжечку Боратынского "Сумерки".

Как известно, лорд Байрон, красавец и гений, кумир прекраснейших женщин, был пессимистом, а Лев Ошанин, наш славный поэт-песенник, оптимистом. Игра судьбы!

Когда-то меня поразили стихи Чаренца, к нему обращенные. Это, вероятно, последнее перед арестом стихотворение великого армянского поэта. Сказано примерно следующее: когда я был юн и влюблен, я полюбил твою "Книгу песен", Генрих Гейне. В зрелом возрасте мне стали близки твои сатирические стихи, потом я оценил и твои поэмы. И теперь, когда я скоро погибну, я с любовью. вспоминаю твои последние стихотворения.

Не могут забыться эти строки: " И выковыривал ножом/Из под ногтей я кровь чужую..." и "Мы не от старости умрем, / От старых ран умрем..." Такая недолгая жизнь, такая верность одной теме - войне! Прошло непосредственное ощущение, и поздние попытки в новой обстановке были менее удачны. Но самое последнее стихотворение трогательно. Возможно, этого немало.

Конечно, в моем нынешнем состоянии интерес к национальному напитку у меня скорей академически-теоретический. Но почтительный, уважительный. Собственно говоря, употребление на Руси крепких горячительных напитков упомянуто еще в свидетельствах одиннадцатого века. Но издавна существовали весьма разные взгляды на рецептуру и градусность. Содержимое петровских штофов бывало разнообразно. Окончательно в строй и ясность всё привела докторская диссертация Д. И. Менделеева "О соединении спирта с водою", защищенная в Петербурге 31 января 1865 года.

День образования республики Дагестан. Помню друзей. Привет живым, поклон ушедшим! "Хаджи-Мурат" для меня - лучшая книга, написанная на русском языке. Но были замечательные книги и после толстовской. Я с отрочества люблю "Записные книжки" Эффенди Капиева. Он был лакец и при этом крупный русский писатель. Кроме того выдающийся переводчик поэзии.

Его место на вершине советской литературной иерархии было высоким: пожалуй, он входил в первую тройку чтимых властью писателей. Лоялен, культурен, из русских распрорусских, живёт на отшибе, на чудесном русском языке искусно и безобидно пишет о птичках и листочках...Бывали и трудные времена выживания, но на протяжении ряда лет налицо домашнее благополучие и благоволение высокой администрации. Но вместе с тем его обожали и многочисленные читатели всех возрастов.

Какие первые ассоциации? Музыка прежде всего, это понятно. Но тут и всякие попутные мысли о крестившемся предке композитора и успешной дореволюционной карьере Глиэра, рано вовлеченного в композиторскую элиту. Преподавание. Его учениками стали известнейшие русские композиторы ряда поколений - и советские, и оказавшиеся в эмиграции. Между прочим, и юный Пастернак, всё же выбравший поэзию (музыковеды пишут, что по чисто профессиональным соображениям, а мне-то, профану, думается, что под разрушительным воздействием рокового для неарийцев сочинения Вагнера)...

Однажды А. П. Межиров задало мне риторический вопрос: "Почему при упоминании его имени хочется снять шляпу?!" Я застал и помню рассказы о нем его младших современников: Тарковский, Липкин, Колау Надирадзе... Записанные мною грузинские новеллы вошли в мои мемуары, частично опубликованные.

Хочу сообщить многочисленным поклонникам Евгения Рейна, его любящим читателям, в последнее время пребывающим в неизвестности, что поэт, слава Всевышнему, жив и бодр. Вчера я поздравлял его с 89-летием, и телефонный голос был мощен и свеж. Всё же Евгений Борисович - Феникс, всегда воспаряющий из полосы уныния, иногда неизбежной для лирика. С этими, даже негаданными воскрыльями связано много историй, и одну я, пожалуй, расскажу сегодня.