Люди и время

1945-1946 годы. Наша семья вернулась домой из эвакуации. Семья – это я и младший братишка. Мне 10 лет, брату – 8. Дом, в котором мы жили до войны, уничтожен полностью. Хлеб по карточкам. На рынке - 100 рублей буханка. Маме нужна была только временная прописка, чтобы устроиться на любую работу. Она пошла в горисполком. Сытые морды в новеньких, пороху не нюхавших гимнастёрках, в орденах и медалях... Они посочувствовали и тут же дали предписание - в течение 24-х часов покинуть город и уехать на 101-й километр. Двое маленьких детей, без денег, без вещей, зима на носу. Что им стоило дать временную прописку? Не дали. Мама спряталась, обманула, нашла работу на стройке за копейки. Выжили.

Что мы с мамой пережили позже, надо рассказывать отдельно. Это космополитизм, антисемитизм, дело врачей, проблемы со здоровьем… В 1949 г., когда я уже учился на первом курсе института, появилась и первая своя песня, а потом ещё и ещё. Среди моих песен есть несколько о войне и Победе: «А всё-таки мы победим!», «Медсестра», «Баллада о пяти журавлях», «Монолог обелиска», «Помню», «Воспоминание о еврейском местечке»...

На пластинке было написано карандашом — «Петр Лещенко» (Petro Lescenko). Родство со стихами Жемчужникова несомненно, только рифма кое-где похуже да отличаются некоторые строки, но, в общем и целом, совпадение один в один. А Лещенко на несколько лет стал для нас самым главным человеком. Нет, не только из-за «Журавлей». То, что он тоскует по родине, это нормально, эмигранту так и положено (так нас учили другие советские песни). Но там ведь было несколько десятков названий: и «Вино любви», и «Черные глаза», «У самовара», «Не уходи» и «Татьяна»...

В 1957 Альбер Камю получил Нобелевскую премию «За огромный вклад в литературу, высветивший значение человеческой совести...» Торжественную речь, произнесённую в Стокгольме, он посвятил своему школьному учителю Луи Жермену, которому впоследствии признавался: "…Без Вас, без Вашей руки, сердечно протянутой маленькому бедному ребёнку, каким я тогда был, без Вашего преподавания и примера ничего бы этого не было…». Лучший писатель-гуманист ХХ века всю жизнь был признателен за поддержку дорогому человеку, однажды поверившему в его талант и неповторимую творческую судьбу...

Были и совсем замечательные типы и дамы. Вот какой-то господин весьма солидного вида (пальто «джерси», чёрные очки, залысины) с большим баулом подошёл к нашему столику, отозвал меня в сторону («ты тут всех, мол, знаешь??!»), тайно раскрыл баул и вытянул оттуда непонятного вида металлическую загогулину: это была немецкая ручная бензопила с жёлтой ручкой. И предложил мне реализовать тут же партию этого добра.