Наталья Роскина

Отвечаю на Ваше письмо, милый друг. Дело вот в чем. Всю жизнь я больше всего любил душевную мускулатуру, силу. Дряблости во мне никогда не бывало. Ненавидел расхлябанность, слюнтяйство. Всю жизнь был настолько силен, что даже не нуждался в друзьях. Меня, как и Лиду, сломать можно, а согнуть нельзя. Даже в 1943 году, когда уничтожали «чуковщину» - и при всяких других катастрофах такого же рода - я не проявлял равнодушия.

От Корнея Ивановича я получила печальное письмо, в котором он мне сообщает, что Некрасова надо похерить и пр. Я смотрю на это письмо как на плод болезни и усталости и того странного, несвойственного ему способа работы, к которому он прибег в последние месяцы. Я очень хочу прочесть наконец эту книгу; умоляю прислать мне рукопись - не знаю, пришлет ли? Очень прошу Вас с ним об этом не говорить; я все написала сама...

Забыла написать самое главное, вчера мы с супругом нанесли визит профессорам и Нина Георгиевна собирается во вторник поехать в Министерство здравоохранения РСФСР к заму по кадрам говорить о Вале. Посмотрим, что из этого получится. Основания веские – квартиры не предоставили и не могут предоставить. Пусть бы не дали Москву, но хоть поближе, хоть сутки езды. Хотя психиатров не хватает и в Москве.