Авторский Блог: Ирина Чайковская

Далеко не вся интеллигенция – диссиденты. Часть интеллигенции живет, не обращая внимания на то, что делается в стране, - занимается своим делом, растит детей. К сожалению, рано или поздно эти люди получают неожиданный удар под дых – власть напоминает о себе: не забывай, где ты живешь. Но многие из тех, кого называют «соль земли», тяготеют к протесту. И даже если, как Андрей Тарковский, Александр Аскольдов, Кирилл Серебренников, прямо против власти не выступают, всем своим поведением, своим творчеством, свободным и бесстрашным, становятся для нее мишенью, жупелом, сильным раздражителем...

А в день рожденья приезжали гости. Взрослые. Это были наши общие гости, но немного мамины. Мама кончала с этими веселыми людьми аспирантуру. Они называли ее Саркой и Чаечкой. Они привозили нам беспрерывное веселье с момента приезда до момента отъезда. Разве можно забыть такой день рожденья, когда ты без остановки смеешься, радуешься, рот до ушей? Они вспоминали всякие случаи. Упоминали незнакомые фамилии: - А помнишь, Ермольева? - А однажды Зильбер... Молодая была компания, ученые- микробиологи, вступающие в жизнь...

Деятели театра еще не все посажены, и кое-кто из непосаженных отваживается поднять голос в пользу сидящих коллег. А время Эрдмана, то бишь 1928 год, как я уже сказала, время полного молчания. Время зачистки всякого другого мнения. Подать голос отваживаются только Сумасшедшие, Самоубийцы. Семен Подсекальников просит права даже не на голос – на шепот...

Эту тему подсказала мне набирающая обороты передача, проходящая по субботам на канале КУЛЬТУРА и носящая название АГОРА. Идет она в прямом эфире и ее виртуозно ведет Михаил Швыдкой. Спор велся на тему «Революция и искусство» и, естественно, был вызван близящимся столетним юбилеем Великой октябрьской. В эти дни на тему революции говорят многие, аспект «искусства», обсуждаемый на АГОРЕ, конечно, не мог увести дискутирующих от высказываний на главную тему...

Мне показалось, что я отыскала отгадку замысла режиссера. Она действительно «за пределами картины», но картина на нее наводит всем своим зрительным рядом, своим пронзающим душу лиризмом. Вглядитесь в эти деревья, мимо которых из школы, с ранцем за плечами, возвращается Алеша. Вдохните этот предзимний воздух, которым напоена лента...

Инженер-электрик, кандидат технических наук, Юлий Зыслин всегда тянулся к искусству. Можно сказать, ощущал свою близость к нему и к его творцам в самом прямом смысле. Вот он пишет о себе: «Родился на Тверской 14, в 50 метрах от памятника Пушкину, в 300 метрах от места рождения Марины Цветаевой и в 600 метрах от места рождения Бориса Пастернака". Не эта ли реально ощутимая связь дала впоследствии толчок к тому, что технарь сделался гуманитарием, стал создателем Вашингтонского музея поэзии и музыки, два главных персонажа которого – Пушкин и Цветаева, если рассматривать в диахроническом срезе, были его «московскими соседями»?

Эта красивая седая женщина всегда спешит. Наверное, такой характер. Последние 12 лет ее жизни отданы «Русскому камерному обществу» (The Russian Chamber Art Society). У Веры Данченко-Штерн есть своя система обучения, своего рода волшебная палочка, ведущая студентов-вокалистов к овладению русской романсовой культурой... А вообще разговаривать с моей собеседницей – одно удовольствие. Как выразительно она рассказала о своем уже умершем друге канторе Луисе Данто! Или о замечательном певце Михаиле Александровиче! Или об одной уникальной фотографии, где ее отец, скрипач Госоркестра, стоит рядом с молодым Ваном Клиберном...

Что ж, хочется надеяться, что дело это прояснится, Серебренников будет освобожден... Но кто ответит за муки, за нервы, за упущенное время, несозданные работы? Кто ответит за искореженную судьбу? Когда-то, при царизме, точно так, без наличия каких-либо улик, был арестован критик и публицист Николай Гаврилович Чернышевский. Вот что писал Герцен после того, как осужденного Чернышевского правители России выставили к позорному столбу: «Чернышевский был вами выставлен к столбу на четверть часа – а вы, а Россия на сколько лет останетесь привязанными к нему?» («Колокол», 15 июня 1864)...

В несвободном государстве можно говорить только об отдельных островках-школах, где, под прикрытием обычно талантливого и умеющего отражать атаки "начальства", директора, работают творческие, ищущие учителя. Такой была Вторая матшкола в Москве, где в свое время учительствовал историк, литератор и диссидент Анатолий Якобсон... Нет сомнения, что по всей России разбросаны такие школы, в которых учиться и учить интересно, где придумывают, спорят и ищут, а не выполняют начальственные указания, где не боятся новизны и свободы, где не сеют религиозное и социальное мракобесие...