Люди и время

Его песни потрясали и библиотекаршу, и крановщицу, и живописца, и физика, и офицера, и призывника, и машиниста, и смазчика. Записями заслушивались и блатной Вася и Ванька-золотишник, и член Политбюро, горестно наклонившийся над рюмкой в ожидании отставки и ссылки послом в Японию (какое падение!). И даже старший сержант доблестных органов, занятый прослушкой лихорадочных и не всегда свободных от ненормативной лексики разговоров как раз Владимира Семёновича...

Последняя прижизненная мамина фотография была сделана для книги The Soviet Jewish Americans, написанной профессором истории Дартмутского колледжа Аннелиз Орлек. Материал для книги Аннелиз Орлек начала собирать в середине 80-х годов, а вышла книга в 1999-м. К моему удивлению, автор поставила мою фотографию на обложку. Прочитав книгу, я понял, что попал в переплёт не только в буквальном смысле слова...

«Монолог в четырех частях. Николай Цискаридзе». Фильм был показан в эти дни на канале КУЛЬТУРА. Цискаридзе ушел из театра рано. Объяснение этому есть в последней серии, когда он говорит о фотографиях. Он любит смотреть на свои фотографии в балетных партиях. И дейститвительно, на них он молод, необыкновенно красив и очень артистичен. Обаяние молодости уходит: «Я физически очень изменился». Он, по его словам, поставил себе границу – и хладнокровно подошел к этой границе, протанцевав на сцене Большого театра ровно 21 год...

Многие знают писателя Юрия Трифонова, автора Студентов, Обмена и Дома на набережной. Меньше известен его двоюродный брат, поэт и прозаик Георгий Трифонов, публиковавшийся под псевдонимом Михаил Дёмин. На слуху его песни, но автора не вспоминают, думая, что слова народные. Например: Костюмчик серенький, колесики со скрипом,/Я на тюремный на бушлатик променял…

Вот что вспоминал о нём актёр Вацлав Янович Дворжецкий: "К нам в Омский театр приехал режиссёр Меер Абрамович Гершт, очень творческий человек. Как «космополит» он был изгнан из Куйбышевского театра и по этой причине начал выезжать на разовые постановки. С нашей труппой он решил ставить «С любовью не шутят» Кальдерона. И вот он собирает труппу и рассказывает, как видит спектакль: в зрительном зале, в первой ложе, во второй, поют серенаду, занавес ещё закрыт, но музыкой наполнен весь театр, атмосфера ночи, и тут из самой верхней ложи летит бык, ударяется в занавес, занавес открывается… Гершт не закончил речь, ибо поднялся Гена Нежнов, секретарь парторганизации, подверженный влиянию «обстоятельств»: «Простите, Меер Абрамович, мы вам тут формализмом заниматься не позволим!»...

Осенью 1983 года состоялась премьера. Отзывы о спектакле "Hard to Be a Jew" в газетах, включая ""Нью-Йорк Таймс", были положительные. Кто-то из рецензентов напомнил, что первыми исполнителями главных ролей в пьесе были знаменитые актёры американского еврейского театра Морис Шварц и Пол Муни. Большое внимание англоязычной нью-йоркской прессы к еврейскому театру, игравшему на языке идиш (в начале 80-х годов спектакли шли без титров на английском и русском), было не частым. Мне для роли пришлось из шатена перекраситься в блондина, что, действительно, приблизило меня к возрасту моего персонажа. Я получал огромное, неведомое мне до тех пор удовольствие от игры на еврейском языке...

Самый конец декабря 1993 года. Нью-Йорк. Довольно поздно. Тихий район Манхеттена. East. Ни тепло ни холодно. Идет легкий, но какой-то не нашенский, непривычно сильной колючести снежок. Прохожих – единицы. Одни ежась, кутаются в легкие плащи, другие дуют в кулаки, и быстро исчезают в темноте ... Но нам весело. Мы идем из гостей. С 14-й улицы на нашу –10-ю. Домой, в «Дом Альберта» Это совсем близко.