Ольга Трифонова-Тангян

В доме на Верхней Масловке мастерские были просторными, с высокими потолками и окнами во всю стену. Использовались они мультифункционально. В них создавали новые работы, хранили старые холсты, рамы и другие принадлежности. Иногда художники в них просто жили: раздвигали кушетку, готовили пищу на плитке и принимали гостей. У моего деда вечерами в мастерской собирались друзья поиграть в карты — «расписать пульку». Рассказывали, что он любил зазывать к себе молодых людей и вести с ними бесконечные беседы о французском искусстве, о секретах мастерства Сезанна, Моне и Ван-Гога...

Художник, скульптор-анималист, писатель Иосиф Константиновский прошел сложный жизненный путь. Он занимался несколькими вещами одновременно и для каждого рода деятельности выбирал отдельный псевдоним. Обосновавшись в Париже, как скульптор он выбрал себе имя Джозеф Констан — на французский манер, а как литератор подписывался Мишелем Матвеевым — подчеркнуто по-русски...

Федеру было ясно, что ждало его впереди. Три месяца вместе с другими арестантами он провел в пересыльном лагере Дранси, где создал серию портретов узников и собственный автопортрет с желтой звездой. Автопортрет Федер написал примерно за две недели до своей гибели. Ему хотелось запечатлеть людей перед лицом смерти и одновременно вселить в них надежду, что они не исчезнут бесследно...

Заглядываю в Старый город. В чайхану. Надо прощаться со всеми этими живописными уголками. Все это через десяток лет исчезнет. Вид потрясающий. Старик с лицом короля. Жесты. Как пьют чай, едят. Живые «Будды»...

Сегодня ночью была облава. В 3ч. ночи постучали в окно. Милиция. Два милиционера и узбек какой-то. Хозяин впустил. Они уже знали все обо мне. И мне ничего не оставалось, как соглашаться со всем тем, что соседи им передали. Держались грубо. Забрали документы и предложили сходить во 2-ое отделение. Там в отвратной форме начальник 2-ого отделения учинил мне допрос. Я ему в мягкой, почти заискивающей форме рассказал о себе, о больной Полине. Начальник выслушал. Глаза были подобны двум кусочкам льда. — Итак. Ваша национальность? — Еврей! Зачем это Вам? — Распоряжение Союза, что Вам следует выехать из Ташкента в 24 часа...

Жизнь художника Амшея Нюренберга (Елисаветград, 1887 – Москва, 1979) пришлась на эпоху главных российских потрясений двадцатого века — революций 1905 и 1917 гг., а также Японской, Гражданской и двух мировых войн. Когда началась Великая Отечественная Война, Нюренбергу было 54 года. Он не подлежал призыву, но все тяготы претерпевал вместе со всеми. В 1941 году он с соседями по Дому художников на Верхней Масловке в Москве рыл траншеи, а ночами дежурил на крыше дома, гася и сбрасывая вниз зажигательные бомбы. В октябре 1941 г. он был эвакуирован в Ташкент, но уже в 1943 г. вернулся обратно...

Освобождение из лагеря в Советском Союзе не означало восстановления в правах. Бывшие заключенные не имели право селиться и даже появляться в 17 главных городах, а где можно было проживать, их не брали на хорошую работу. Выйдя из заключения в 1952 году, Демин получил направление на три года ссылки в Абакан, но, собираясь заняться литературой, в нарушение всех предписаний поехал в Москву. Бывшему блатному не так легко было стать советским писателем. Хотя Демин заявлял, что всего хотел добиться сам, он решил обратиться к своему кузену Юрию Трифонову, которого считал баловнем судьбы...