Году в 1974-75-м, когда я только закончил московскую школу №2, к тому времени уже основательно разогнанную за диссидентские настроения, мы, помню, передавали друг другу перепечатанный под слепую копирку самиздат «Похождений Вани Чмотанова». Их автор Николай Боков в 1975-м под давлением КГБ был вынужден уехать из страны. С тех пор он жил за границей, в основном во Франции (где мы с ним и познакомились уже много позже), стал известным писателем, все его книги изданы и переведены.
В годы перед эмиграцией он получил философское образование в МГУ, вместе с друзьями активно перепечатывал самиздат. История современной литературы обязана сегодня их труду: тогда впервые были собраны в машинописи такие базовые материалы, как трёхтомник стихов Яна Сатуновского (подготовлен и издан в Самиздате С.Бычковым), поэтические сборники Всеволода Некрасова, Геннадия Айги, Иосифа Бродского.
Сразу после отъезда с 1978 по 1981 год Боков с Арвидом Кроном издавали во Франции журнал «Ковчег», в шести вышедших номерах которого публиковались авторы неофициального искусства, оставшиеся в СССР. И это тоже то, что сегодня уже прочно входит в историю нашего искусства: конкрет-поэзия Вилена Барского, коллажи Бахчаняна, перформанс «Куча» Монастырского, картотека «Это всё» Рубинштейна, саунд-поэзия Мнацакановой, стихи Л.Черткова и Г.Оболдуева, «Обход профессора» М.Соковнина…
«Обход» был одной из самых любимых Боковым вещей, часто поминаемых к слову, в том числе - и в больнице в ноябре 2019-го, когда он был уже тяжело болен. В 1981-м средства на издание журнала иссякли. Его закрытию поспособствовало и отношение к нему газеты «Русская мысль», в частности таких корреспондентов её, как Марк Сергеев.
В1982 году до того считавший себя «агностиком» Боков принял христианство, а с 1985-го совершенно сознательно и добровольно, порвав с писательством, начал бездомный образ жизни, перешедший в странничество: он без документов добрался до Израиля, жил на Афоне, где даже пытался остаться в монастыре, побывал во многих паломнических местах Европы. Об этом – его книга «Зона ответа».
А с 1992 года, так и не приняв монашества, Боков избирает себе «келью» в Ганьи, в 17 км. от Парижа в известняковой пещере. Обустраивает жилище, разводит огород. В то время здесь его уже навещают близкие и друзья, приезжающие из России. Книги, впоследствии изданные в «Амазоне», он так и помечал: «Editions de la Caverne», наверное, никак не связывая это с заболеванием лёгких, которое через шесть лет заставило его перебраться в Париж: пещеру хозяин оборудовал печкой и полиэтиленовой плёнкой, сохранявшей тепло в холодное время года. Надышавшись угарного газа и полиэтиленовых испарений, в 1998 году Боков попал в больницу, едва оставшись в живых.
Для него начинается новая жизнь, о которой в пещере он и не помышлял. Литературную известность ему принесла, ставшая бестселлером книга «На улице Парижа», изданная с предисловием аббата Пьера, знаменитого покровителя бездомных, основателя движения «Эммаус» в помощь бедным. Боков рассказывал: «Ещё до того, как вернуться, у меня была мысль записать этот уникальный опыт, который я пережил. Опыт моего обращения. В единственном экземпляре. Никакой доказательной силы. Я ничего не могу доказать. Просто вот то, что было – я записал это как документ, и после этого я спокоен, что это существует на бумаге. Потом я возвращаюсь. Точней, меня выбрасывает в эту жизнь. Получается так, что то, что я хотел записать, очень легко и быстро издаётся по-французски. И, казалось бы, всё закончено. Но я продолжаю жить, тем не менее, и возникает момент недоумения: чем заниматься дальше? Я как бы на Пенсии с большой буквы»
Надо сказать, что «Пенсия» обернулась очень активным литературным трудом: написанием и изданием книг, часто вспоминательных по характеру, аналитической эссеистикой, переводами, созданием интернет-блогов, где размещены материалы по истории литературной жизни его круга и поколения, а также замечательной коллекцией фото, начиная с чёрно-белых, ещё 60-х годов (Боков был ещё и мастером фотографии).
Кроме того он регулярно вёл «Journal d’un pere interdit» («Журнал запрещённого отца»), группу в фейсбуке, где привлекал внимание читателей к жизни и правам инвалидов: его дочь Мария Бокова, инвалид детства, по сей день содержится в приюте нормандского города Verneuil-sur-Avre. Отец пытался помочь дочери адаптироваться психологически: кроме замечательной книги «Loin de la tour Eifel» («Далеко от Эйфелевой башни») вспоминается, например, его письмо 2013 года президенту Франсуа Оланду с просьбой разрешить Марии иметь в приюте кошку.
Характерно, что Боков не только монахом не стал, но и просто официального богословского образования получить так и не сподобился: опрощённо-человеческое мешало статусно-богословскому. Боков описывал случай, когда он вывел из себя протоиерея Михаила Осоргина, преподавателя Свято-Сергиевского богословского института в Париже, где он тогда обучался, явившись к нему среди ночи, «озарённый» открытием, что алтарь институтской церкви ориентирован не на восток (как полагается), а на запад.
Подобные курьёзы сопровождали его и на Афоне, где камнем преткновения оказался запах, исходивший от рясы соседа-монаха.
Даже на самих похоронах получилось что-то вроде шутки, когда приехавший служить панихиду на Père Lachaise из того же храма преподобного Сергия Радонежского (Свято-Сергиевского подворья) священник не мог добиться от служителей La Coupole (место прощания) ответа на вопрос «votre Coupole est-elle orientée?». Те просто не понимали что значит «orientée», так что в результате вычисляли по компасу. Но «человеческое» было и опытным поиском подлинного, постоянным вслушиванием и ожиданием (один из его рассказов-воспоминаний о странствиях так и называется Bath-Kol, «голос свыше» по-еврейски).
Думаю, название книги «Зона ответа» напрямую связано с его мировоззрением и способом жить. Мы не знаем, когда и каким придёт ответ на что-то очень важное для нас, но мы будем ждать, вслушиваясь, и меняться, ожидая. Будем «считать» происходящее с нами как непрекращающийся диалог. И, безусловно, тут слышится и «ответственность».
Жизненный путь Бокова – это траектория непрерывного роста, переходы со ступени на ступень.
Это путь странствующего философа и, прежде всего – человека, исключительно одарённого верой.
Иногда в некоторых его вещах кажется, что литературная «оболочка» автору даже немного мешает: ведь после его возвращения, как он сам о том рассказывал, литература была для него только простой служебной формой месседжа, передачи «уникального пережитого им опыта».
Мне кажется, что к такому месседжу, и даже, может быть, в ещё более чистом и совершенном виде, принадлежат и две его последних молитвы, написанные незадолго до его ухода из этой жизни. О них хотелось бы сказать особо. Боков прислал их мне недели за две до своего ухода. Потом обсуждали их уже в больнице. В последние годы он искал новой формы в литературе, как бы и не литературной вообще, принципиально иной. Я увидел её в этих 2-х молитвах, и сразу сказал ему, что это такой подарок, то как раз, что он и искал. И ничего, что их мало: к чему тут «наращивать массу»? Достаточно факта существования, качественного перехода в новое. Видно было, что он готов согласиться, сказал, что будет об этом думать и позже написал: «Вы мне подарили много мыслей и бодрость».
Я и сейчас так думаю. Удивляет реальность этого предстояния в последний час. Спокойствие - да («Невозмутимость моей души - Ваш дар»), но и сама эта реальность Персон, к которым обратился автор («Обращаюсь к Вам лично впервые»).
Боков говорил мне, что молитвы эти для него «очень личные», и в полной мере как литературу он их, как и «уникальный опыт своего обращения», думаю, не воспринимал. Но однако ж запечатлелось в них не только «своё», но и общее, то, что нам как раз важно сохранить, как мне кажется, как общий опыт. Это, похоже, именно тот случай, о котором не раз говорил Всеволод Некрасов, когда речь заходила о его поэтическом методе: «чем ты ближе к себе самому, тем ты прозрачнее (ближе) для всех». В двух последних молитвах Бокова и католик, и православный одинаково могут увидеть свою традицию, каждый прочитает их «своим голосом». Но интересно, что они, обе эти наши конфессии, и неразделимы в них в то же время.
Может быть, это и есть одно из самых важных пониманий во всём его творческом наследии - что в самой своей сути между восточным и западным христианством никакой схизмы никогда не было. Все злоключения и судьбы истории не в состоянии ни затушевать, ни скомпрометировать факта реальности (если не сказать «обнажённой реальности») Персоны, к которой «впервые лично» в последние дни земной жизни обратился Николай Константинович. А тот дух, в котором они написаны, вполне говорит, как я думаю, о том, что есть не только вера конфессий, но и жизнь в «просто христианстве» (термин Клайва Льюиса), причём практически-опытная, хоть, может быть, пока и немногих.
Боков участвовал как в православной, так и в католической литургии (оно и понятно: она одна, и событие, происходящее в ней, - одно, взаимно признаваемое как теми, так и другими), хорошо знал о жизни католических общин, о работе современных литургистов.
Но для того, чтобы эти молитвы попали к нам, их автору, кроме благоговения, пришлось-таки остаться писателем!
(молитвы см. Сергей Бычков. Художник. Мыслитель. Поэт. После ухода Николая Бокова. Журнал ЧАЙКА, 14 дек. 2019)
***
Библиографический список изданий Николая Бокова на русском языке:
1) Изд. «Editions de la Caverne» (Amazon):
«Зона ответа», Париж, 2016 (первое издание: Нижний Новгород, изд. «Дятловы горы», 2008)
«На восток от Парижа», Париж, 2016 (первое издание: Нижний Новгород, изд. «Дятловы горы», 2008)
«Дни памяти и ночи сновидений», Париж, 2015
«Созерцания и вздохи», Париж, 2015
2) Изд. «Franc-Tireur USA»:
«Фрагментарий», 2008 (существует редакция автора, состоящая из фрагментов этой книги, озаглавленная им «Куда идёт Россия и Франция вместе с ней», 2008; на русском до сих пор не издана)
«Текстотворения», 2010
«Пик Доротеи», 2012
Н. Боков, Б. Петров «Смута новейшего времени, или удивительные похождения Вани Чмотанова», 2012
3) Изд. «Алетейя»:
Франсуа Деблю «Фальшивые ноты», Спб, 2017 (перевод Н.Бокова)
Добавить комментарий