Завтра немаловажная дата для русской поэзии: 140 лет Александру БЛОКУ. Куда ни кинь и как к нему ни относись, а главного ее автора в миновавшем веке. Наряду только с Анной Ахматовой (но это лишь мое мнение; правда, твердое). Во всяком случае для книготорговли эпохи военного коммунизма и начального нэпа был характерен такой разговор покупателя с книгопродавцом: - Блока нет? - Нет, не осталось!- Даже "Двенадцати"? - И "Двенадцати"! - Ну, тогда дайте Ахматову!
В юности мне казалось, что его стихи мне не нравятся. Они раздражали, царапали, в некоторые мгновения лишали разума...С годами я понял, что это и была страстная любовь.
Блок (как позже Пастернак) из груды своих стихов создал целый роман, который мы перечитываем всю жизнь,в каждую её пору с разным вниманием и напряжением относясь к разным страницам. Конечно, наиболее сильные и замечательные стихи замечаются сразу, ещё в юности, но и в тех, которые кажутся неудавшимися, с годами находишь что-то ценное и вдруг волнующее. Да, "Трагический тенор эпохи" - сказала Ахматова (у которой якобы не было с ним романа). Блоковеды за эти слова смертельно на неё обиделись. А что она еще могла бы сказать? Что у него был профундо-бас?..Этот суровый тенор вечно будет тревожить всё новые поколения.
К удивлению публики, убежденной в непрерывном прогрессировании творчества прозревающих величие революции поэтов, Тарковский в интервью, данном в дни далекого уже блоковского юбилея заявил, что лучшей книгой Блока ему кажутся "Стихи о Прекрасной Даме". Своя прелесть в этом мнении однако же есть...
Попытку советских исследователей найти истоки поэмы "Двенадцать" в любовной лирике Блока были абсурдны. Но и то правда, что человек сознательно двигался к катастрофе и жаждал её :"Тайно сердце просит гибели..."
Ну, что делать с таким безумцем, заболевшим высокой болезнью? В ЧК его, было, хотели "взять за шкирку". Но обнаружилось отсутствие "шкирки".
Я нередко писал о нем,о его поэзии и поэтике, и, пожалуй, некоторые самодельные рассуждения приберегу для предисловия к антологической подборке.
Сейчас же некоторые из моих стихотворных записей разных лет.
Михаил СИНЕЛЬНИКОВ
* * *
Пушкин это затевал сражение
И, когда оборонял редут,
Знал, что, прорывая окружение,
Лермонтов с Некрасовым придут.
Что пока прикрытье не готово,
Но они уже недалеки,
Что из ополчения густого
Грянет артиллерия Толстого,
Выйдут Блока легкие полки.
* * *
В «Двенадцати» с дневными снами,
В «Конармии» и день и ночь
Хотелось встать волной цунами
И тяготенье превозмочь.
Пока вещают лжемессии
И хлещет пенная вода,
Подняться с гибелью России!
И опуститься... Но куда?
ШАХМАТОВО
Дорога всё та же,
Но лес поредел,
И в старом пейзаже –
Валун-новодел.
Ухабов и рытвин
Неубранный сор…
Но чист и молитвен
Осенний простор.
Полёт листопада
И небо окрест…
Иного не надо
От Блоковских мест.
БЛОК. «СТИХИ О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ»
Воображая в платье строгом
Ту, что изменит бытиё,
Лишь к Ней спешить по всем дорогам
И уклоняться от Неё.
И вдруг в мечтах о горнем чуде
С тревожной сухостью во рту
Увидеть маленькие груди,
Любви бесстыдной наготу.
* * *
Церковный суд над буйным Блоком
Ещё немыслим потому,
Что в сумасшествии высоком
Ничто анафема ему.
Его большой и страшный гений
В слепом жару незримых слёз,
Как жертву, участь поколений
Любви сжигающей принёс.
- О, девочка моя, как мелок
Тот мир, где появилась ты!
Блестит изящество безделок
Среди вселенской глухоты.
Грядущий век не буду славить,
Ещё бы в нынешнем побыть!
И не с кем мне тебя оставить
И больше некого любить.
* * *
Если огненному богу
Посвящаем пламень свой,
Старый Гнедич нам в подмогу,
Дальнозоркий и кривой.
Потрудившись для профанов,
Злую боль перевели
Вересаев, Вяч. Иванов
Жгучей горечью земли.
Но в служенье Аполлону
Есть предельная черта,
И коринфскую колонну
Обнимает чернота.
Веют пальмы на Востоке,
Снова совесть сердце ест,
И евангельские строки
Проникают в палимпсест.
И в душе смиришься с Блоком,
Расколовшим кочергой
На него дохнувший роком
Дивный лик предорогой.
