Несколько слов к читателю, который следит за «Поэтическим альбомом», буде такой читатель найдется. Недавно я рассказывал о «комиссаре» Б.Слуцком, потом о «контрике», как бы сказали в 20-х годах, Н. Гумилеве. И вот теперь, чтобы замкнуть треугольник,- о человеке, который был полной противоположностью и тому, и другому. Люди совершенно разные. А судьбы? Есть, о чем задуматься...
Этот очерк посвящен Поэту. Я не случайно написал это слово с большой буквы - поэзия была целью и смыслом жизни этого человека. Причем сам себя он называл поэтом только в стихах. Очевидцы рассказывают, что при первом знакомстве Евтушенко, протянув руку, представился : «Евтушенко, поэт» . И получил ответ: «Чичибабин, бухгалтер».
Чичибабин был погружен, скорее насильственно, чем по собственному желанию, в политическую жизнь страны. Его кратковременный публичный взлет для широкой публики прошел не слишком замеченым. Поэтому в нашем сегодняшнем рассказе недостаточно обычного цитирования. Многое из его стихов приходится приводить почти полностью.
Сколько вы меня терпели!..
Я ж не зря поэтом прозван,
как мальчишка Гекльберри,
никогда не ставший взрослым....
...Детство в людях не хранится,
обстоятельства сильней нас,-
кто подался в заграницы,
кто в работу, кто в семейность.
Я ж гонялся не за этим,
я и жил, как будто не был,
одержим и незаметен,
между родиной и небом....
…. Не командовать, не драться,
не учить, помилуй Боже,-
водку дул заради братства,
книгам радовался больше.
Кем-то проклят, всеми руган,
скрючен, согнут и потаскан,
доживаю с кротким другом
в одиночестве бунтарском.
Сотня строчек обветшалых -
разве дело, разве радость?
Бог назначил, я вещал их,-
дальше сами разбирайтесь...
...А когда настанет завтра,
прозвенит ли мое слово
в светлом царстве Александра
Пушкина и Льва Толстого?
Борис Чичибабин (Полушин) родился в 1923 году, закончил школу в 40-ом, поступил на исторический факультет Харьковского университета, где проучился полгода. Дальнейший отрезок биографии предопределен. Как только исполнилось 18, призван в армию, где и служил до 1945 г. Место службы - Закавказский военный округ. В это же время там служил и Б.Окуджава, и тоже солдатом минометной роты. Кстати, если кто забыл, там тоже шли бои, служба была “не сахар”. В результате Чичибабин был демобилизован по инвалидности с тяжелым артритом ног.
Вернулся в Университет, их было тогда довольно много, парней, донашивающих свои армейские шинели. Вернулся уже на факультет литературы, сдавая экзамены сразу и за первый, и за второй курсы. Из этого курса впоследствии вышло несколько довольно известных поэтов. В отличие от них, Чичибабин не только писал стихи, но и “издавался”.
Делалось это так: покупалась школьная тетрадка, разрезалась вдоль пополам, а потом еще перегибалась вдоль опять пополам. Получалась такая узенькая книжечка, где он своим мелким, изумительно разборчивым почерком, этот почерк сохранился у него на всю жизнь, писал свои стихи. Этот, пожалуй, первый “самиздат”ходил по рукам среди сокурсников, что в конце концов и определило дальнейшее. В 1946 году Чичибабин был арестован. Шло общее «подмораживание» обстановки в государстве. Что было в этих стихах - неизвестно, они не сохранились, а Чичибабин не пытался их восстановить. Скорее всего - ничего в них не было. Срок, который он получил (пять лет лагерей), по тем временам считался «детским». И вот там, в тюрьме, родился настоящий поэт.
В 1951 году Чичибабин, отбыв заключение, был освобожден и, когда уже я учился в Университете (1954/ 59 гг), мы знали чичибабинские “Красные помидоры” и “Меняю хлеб на горькую затяжку”:
“...Как я дожил до прозы
Горькою головой?
Вечером на допросы
Водит меня конвой.
Лестницы, коридоры
Хитрые письмена...
Красные помидоры
Кушайте без меня!...”
И еще:
“Меняю хлеб на горькую затяжку,
Родимый дух приснился и запах.
И жить легко и умирать не тяжко
С дымящейцся цигаркою в зубах.
И здесь, среди чахоточного быта,
Где камеры зловонны и мокры,
Все искушенья жизни позабытой
Слились в одну лишь пригоршню махры
Горсть табаку, газетная полоска...
И нету счастья проще и острей.
И вдруг в зубах погаснет папироска
И заскучает воля обо мне.”
“И заскучает воля обо мне”. Для тех, кто не курит, поясню. У курильщиков есть примета: когда вдруг гаснет папироса - это значит, что кто-то по тебе скучает.
Из «Вятлага» в 1951 году он вернулся вместе с Клавой Поздеевой - сотрудницей этого лагеря. Напомню, что Чичибабин был демобилизован из армии по инвалидности, и в лагере бывали случаи, когда с работ в барак его приходилось тащить буквально на руках. И вот, его, доходягу, Клава там не раз спасала. Она сама была очень больным человеком (тяжелая эпилепсия) и, освобождаясь из лагеря, Чичибабин уговорил ее поехать с ним - в Харькове климат помягче, врачам можно показаться. Не знаю, что это был за брак, но через пару лет Чичибабин радостно сообщал друзьям: «Клава выходит замуж!»
Возвращение поэта к нормальной жизни проходило тяжко. Ни о каком университете не могло быть и речи. Место работы - Харьковский драматический театр им. Пушкина, должность- “рабочий сцены”. Не знаю почему, но время от времени Театр им. Пушкина служил прибежищем для таких неприкаянных. Так, через 10 лет после Чичибабина там же, и тоже “рабочим сцены”, работал мой школьный товарищ, знавший и разговаривавший на 12 (двенадцати!) языках, так и не нашедший себе применения в нашей советской действительности.
Через пару лет, после окончания бухгалтерских курсов,Чичибабин стал бухгалтером в домоуправлении, а затем в Харьковском трамвайно-троллейбусном управлении “экономистом-товароведом”, кем и оставался до 66-летнего возраста.
Писались стихи, как бы и созвучно времени, но все же “как-то не так”. Ну вот же, напиши, как люди, что вот, мол, на 20 съезде Партия осудила культ личности, а получалось вот что:
«Однако радоваться рано —
и пусть орет иной оракул,
что не болеть зажившим ранам,
что не вернуться злым оравам,
что труп врага уже не знамя,
что я рискую быть отсталым,
пусть он орет, — а я-то знаю:
не умер Сталин.
Как будто дело все в убитых,
безвестно канувших на Север.
А разве веку не в убыток
то зло, что он в сердцах посеял?
Пока есть бедность и богатство,
пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться, —
не умер Сталин.
Пока во лжи неукротимы
сидят холеные, как ханы,
антисемитские кретины
и государственные хамы,
покуда взяточник заносчив
и волокитчик беспечален,
пока добычи ждет доносчик, —
не умер Сталин.
И не по старой ли привычке
невежды стали наготове —
навешать всяческие лычки
на свежее и молодое?
У славы путь неодинаков.
Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков, —
не умер Сталин.
А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится,
когда мы истины не ищем,
а только нового боимся?
Я на неправду чертом ринусь,
не уступлю в бою со старым,
но как тут быть, когда внутри нас
не умер Сталин?
Клянусь на знамени веселом
сражаться праведно и честно,
что будет путь мой крут и солон,
пока исчадье не исчезло,
что не сверну, и не покаюсь,
и не скажусь в бою усталым,
пока дышу я и покамест
не умер Сталин!»
(1959)
Да, прошло почти шестьдесят лет, а написано, как вчера. Грустно!
Ну ладно, напиши, что Партия осудила депортацию целых народов. Но не так же:
“Колонизаторам — крышка!
Что языки чесать?
Перед землею крымской
совесть моя чиста.
Крупные виноградины...
Дует с вершин свежо.
Я никого не грабил.
Я ничего не жег.
Проверить хотелось версийки
приехавшему с Руси:
чей виноград и персики
в этих краях росли?
..Люди на пляж - я с пляжа.
Там у лесов и скал
Я спрашивал:-Где татары?
Я всюду татар искал......
Шел, где паслись отары,
желтую пыль топтал,
«Где ж вы,— кричал,— татары?»
Нет никаких татар...
…..Доля была их солона.
Брали их целыми селами,
Сколько в вагон поместится,
Шел эшелон по месяцу.
Девочки их зачахли -
Ни очага, ни сакли.
Родина, оптом скажем,
Отнята и подарена,
А на земле татарской -
Ни одного татарина!...
...Умершим — не подняться,
не добудиться умерших...
но чтоб целую нацию —
это ж надо додуматься... “
Все знают, что «..поэт в России больше, чем поэт...» (Евтушенко). Так получается само собой, если ты приличный человек. Выше я написал, что Чичибабин был вовлечен в политику. Это не совсем верно. Никакой политической жизни в теперешнем понимании этого слова не было. А было отвращение к происходящему. И вот тут стихам Чичибабина, любым, можно верить безоговорочно. Это все пропущено через сердце.
«Покуда есть охота
покамест есть друзья,
давайте делать что-то,
иначе жить нельзя.
Ни смысла и ни лада,
и дни, как решето, -
но что-то делать надо,
хоть неизвестно что.
Ведь срок летуч и краток,
Вся жизнь - в одной горсти,
так надобно ж в порядок
хоть душу привести.
Давайте что-то делать,
чтоб духу не пропасть,
чтоб не глумилась челядь
и не кичилась власть...”
Во время работы в домоуправлении Чичибабин регистрирует брак с паспортисткой того же домоуправления Матильдой Якубовской (домашние звали ее просто -Мотя). Про нее впоследствии друзья Чичибабина наговорили много недобрых слов и, по-моему, зря.
Из мелких обмолвок возникает примерно такая картина :
Мотя являлась владелицей «дворца» под самой крышей, т.е. комнаты то ли в десять, то ли в двенадцать квадратных метров, окно которой выходило прямо на крышу. А поскольку Чичибабин был личностью публичной, туда набивалось человек по двадцать гостей, и иногда приходилось открывать дверь на лестничную площадку. Для непоместившихся. Зная нравы харьковчан того времени, я догадываюсь, что выпивку гости соображали приносить с собой, а вот закуска , а потом уборка - все это доставалось хозяевам. И Мотя все это терпела, хотя она была настоящей украинской женщиной и могла при случае дать доброго прочухана и мужу, и его приятелям. Одного у нее нельзя отнять - даже по отзывам недоброжелателей она, далекая от поэзии вообще, безошибочно определяла, какие стихи мужа ему удались, а какие не очень. Вместе они прожили лет двенадцать
А жизнь-то стала налаживаться. В 1963 году и в Москве, и в Харькове вышли сборники стихов Чичибабина, а в 1966 г. он был принят в Союз Писателей. И квартиру Борис получил, и дачка-сарайчик недалеко от источника Сковороды возникла, и даже деньги появились. Вот этого, по моему, Мотя вынести не смогла («Да я ж его...Да... И кто теперь в доме главный? »). Отношения обострились.
«Уходит в ночь мой траурный трамвай.
Мы никогда друг другу не приснимся.
В нас нет добра, и потому давай
простимся.
Кто сочинил, что можно быть вдвоем,
лишившись тайн в пристанище убогом,
в больном раю, что, верно, сотворен
не Богом?
При желтизне вечернего огня
как страшно жить и плакать втихомолку.
Четыре книжки вышло у меня.
А толку? ...
...Я все снесу. Мой грех, моя вина.
Еще на мне и все грехи России.
А ночь темна, дорога не видна...
Чужие...”
Да, были и грехи:
“Придет черед, и я пойду с сумой.
Настанет срок, и я дойду до ручки.
Но дважды в месяц летом и зимой
мне было счастье вечером с получки.
Я набирал по лавкам что получше,
я брился, как пижон, и, Бог ты мой,
с каким я видом шествовал домой,
неся покупки вечером с получки.
С весной в душе, с весельем на губах
идешь-бредешь, а на пути — кабак.
Зайдешь — и все продуешь до полушки.
Давно темно, выходишь пьяный в дым,
и по пустому городу один —
под фонарями,
вечером,
с получки.”
И как результат, да какой там результат, - просто сбежал.
А тут еще вдруг...Нет, слово “вдруг” тут не подходит. Прессовали его долго и со вкусом. В 1966-ом была закрыта литературная студия при Доме культуры работников связи, которой руководил Чичибабин. Как по команде, начали приходить извиняющиеся отказы из редакций, а в 1973 последовало исключение из Союза писателей и последующие многочасовые допросы в КГБ. Нет, в этот раз его не посадили. Власть оставалась людоедской, но у этого людоеда зубы уже повыкрошились, и вместо того, чтобы разом проглотить добычу, он предпочитал ее долго и вдумчиво пережевывать.
Но самым страшным было то, что его, поэта, отлучили от литературы, более двадцати лет не появлялось ни одной напечатанной чичибабинской строчки:
“...В тихом шелесте читален
Или так, для разговорца,
Глухо имя Чичибабин.
Нет такого стихотворца.”
Я не был знаком с Чичибабиным, хотя встречал его почти каждый день в этот период. Дело в том, что более тридцати лет мы пили кофе в одной и той же кофейне. “Вот и еще один человек, сломленный властью,”- вот, пожалуй, основное чувство, возникавшее от этих встреч. Я понятия не имел о “чичибабинских средах”, где собирались харьковские поэты, я не знал, что он продолжает писать...
“Не в игрищах литературных,
Не на пирах, не в дачных рощах-
Мой дух возращивался в тюрьмах-
Этапных, следственных и прочих
Я был одно с народом русским,
Я с ним ютился по баракам,
Я лес валил, подсолнух лузгал,
Каналы рыл и правду брякал.
На брюхе ползал по пластунски
Солдатом роты минометной
И в мире не было простушки
В меня влюбиться мимолетно...
...Влюбленный в черные деревья
И свет восторгов незаконных,
Я не внушал к себе доверья
Издателей и незнакомок.
Я был простой конторской крысой,
Знакомой всем грехам и бедам,
Водяру пил, с начальством грызся,
Тайком за девочками бегал.
И все-таки я был поэтом,
Я был взаправдвшним поэтом...
Сто тысяч раз - я был поэтом!
И подыхаю, как поэт.”
Поэты - Евтушенко, Межиров, Окуджава, другие - поддерживали с ним связь, безуспешно пытались помочь.
“Сними с меня усталость, матерь смерть!
Я не прошу награду за работу,
Но ниспошли остуду и дремоту
На мое тело, длинное, как жердь.
Я так устал, мне стало все равно...
Ко мне всего на три часа из суток
Приходит сон, томителен и чуток,
И в сон желанье смерти втелено.
Мне книгу зла читать невмоготу,
А книга блага вся перелисталась.
О матерь смерть, сними с меня усталость,
Укрой рядном худую наготу.
На голову и грудь дохни своим ледком,
Чтобы уснуть легко и беспробудно.
Я так устал, мне сроду было трудно
То, что другим привычно и легко.
Я верил в дух, безумен и упрям,
Я бога звал и видел ад воочью.
И рвется тело в судорогах ночью,
И кровь из носа хлещет по утрам.
Одним стихам вовек не потускнеть.
Но сколько их останется, однако?
Я так устал, как раб или собака,
Сними с меня усталость, матерь смерть!”
Неожиданной моральной поддержкой в это время оказался приезд в Харьков Мустафы Джемилева с подарками от татарского народа. Помните?
“Умершим — не подняться,
не добудиться умерших...
но чтоб целую нацию —
это ж надо додуматься... “
Кстати, не следует думать, что он как-то особенно любил крымских татар . Этот нелепый человек любил всех:
«...Армения, горе твое от ума,
Ты-боли еврейской двойник.
Я сдуну с тебя облака и туман.
Я пил из фонтанов твоих....»
«...С украиной в крови, я живу на земле Украины.
И, хоть русским зовусь, потому что по русски пишу,
На лугах доброты, что ее тополями хранимы
Место есть моему шалашу...»
И есть только один народ, который он позволяет себе ненавидеть. Ненавидеть потому, что любит больше всех. Это русский народ.
«...Мы все привыкли к страшному,
На сковородках жариться.
У нас не надо спрашивать
Ни доброты, ни жалости...»
«...Я вижу зло и слышу плач,
И убегаю жалкий прочь.
Коль каждый каждому палач
И никому нельзя помочь...»
Вся русская история (напомню, что до начала войны он учился на историческом факультете), все Иваны Грозные и Петры Великие, все представляется ему непрерывной кровавой смутой .
«...Знать с великого похмелья
Завязалась канитель:
То ли плаха, то ли келья,
То ли брачная постель.
То ли к завтраму, быть может,
Воцарится новый тать...
И никто нам не поможет,
И не надо помогать...»
«...Тебе, моя Русь!
Не богу, не зверю -
Молиться молюсь,
а верить - не верю!...»
А корни всех этих бед по Чичибабину (и это, конечно, не позиция профессионала-историка, а религиозно - эмоциональная реакция поэта) находятся там, в старой истории убийства Бориса и Глеба. Вкратце напомню, если кто забыл:
В начале 11 века умер киевский князь Владимир. По стечению обстоятельств ближе всех оказался сын Владимира Святополк (его потом прозвали «окаянным»), который и стал править в Киеве. А к двум ближайшим соперникам на княжение Борису и Глебу Святополк подослал убийц. Вот это и был тот самый «первородный грех» братоубийства, за который Россия расплачивается уже целое тысячелетие. «Каин, где твой брат Авель?»
Эта трагедия для Чичибабина носит почти космический характер.
“...Ночью черниговской с гор араратских,
шерсткой ушей доставая до неба,
чад упасая от милостынь братских,
скачут лошадки Бориса и Глеба...
...Ныне и присно по кручам Синая,
по полю русскому в русское небо,
ни колоска под собой не сминая,
скачут лошадки Бориса и Глеба.”
Я на время отступил от последовательности событий, прервав рассказ где-то на уровне 1968 года, самого тяжелого для Чичибабина времени. Спасла его тогда встреча с Лилей Карась. Женщины вообще или спасают поэтов, или убивают их. Так вот - это было спасением! Очень мягко она сумела упорядочить его жизнь, возникли уже знаменитые «чичибабинские среды». Вместе они, в меру своих возможностей, побывали в разных уголках страны и прожили рядом 26 лет. После Чичибабина осталось большое число лирических стихотворений, посвященных Лиле, к которым я не смею прикасаться руками постороннего.
И все-таки вдумайтесь: четыре года войны, пять лет лагерей, более двадцати лет изгнания из литературы! Да отнимите у Мишеля Лермонтова хотя бы любые десять лет, что бы от него осталось?
“Из всех скотов мне по сердцу верблюд
Передохнёт - и снова в путь, навьючась.
В его горбах угрюмая живучесть,
века неволи в них ее вольют...
...Мне, как ему, мой Бог не потакал.
Я тот же корм перетираю мудро,
и весь я есть моргающая морда,
да жаркий горб, да ноги ходока.”
А потом произошло триумфальное возвращение. Если память меня не подводит, это было то ли в 1987, то ли в 1988 г. Мы, харьковчане, были тогда одержимы идеей выдвинуть на предстоящих выборах в Народные депутаты В. Коротича и Е. Евтушенко. Мы бегали на митинги, милиция нас гоняла. И вот помню выступающего Евтушенко, под дождем возле вечного огня, (а может быть, нас к этому времени уже перегнали к памятнику Гоголя на Театральный сквер), но кто-то сказал Евтушенко, что здесь Чичибабин. И Евтушенко вытащил его из толпы, худого, высоченного, с какой-то нелепой кошелкой в руках. Он что-то прочел, но это было только начало. Следующее воспоминание: переполненный огромный зал “Дома культуры железнодорожников” и Чичибабин, более двух часов подряд читающий свои стихи. Наверное, в эти два часа он был счастлив!
Затем последовала серия выступлений в Киеве, в Москве по Центральному телевидению, восстановление в Союзе писателей, поездки в Германию и Израиль, Государственная премия (1991г.), премия им. Сахарова “За гражданское мужество”, присужденная ему писательским объединением “Апрель”. Два фильма (один по первому каналу ТВ, другой - снятый в Харькове).
Но все это были “цветы запоздалые”, как и сам поэт, запоздалый поэт-шестидесятник.15 декабря 1994 г. поэт умер. Вряд ли он ужился бы и с новой украинской властью. Чичибабин всегда был неудобен любой власти и “несвоевременен” для любого времени. Вот кусочек из одного его последнего стихотворения, плача по СССР :
“...Нам бездной обернулась высь
И гаснет белый свет.
Мы в той отчизне родились,
Которой больше нет!”
В свой последний приезд в Харьков я назначал свидания своей знакомой на улице Чичибабина под его барельефом. И тогда вдруг почему-то вспомнились стихи другого поэта по другому поводу, написанные сто пятьдесят лет назад:
Не предавайтесь особой унылости:
Случай предвиденный, чуть не желательный.
Так погибает по божией милости
Русской земли человек замечательный...
...Кончилось время его несчастливое,
Всё, чего с юности ранней не видывал,
Милое сердцу, ему улыбалося.
Тут ему бог позавидовал: Жизнь оборвалася.
(Н.А.Некрасов)
Так может Чичибабин прав? Что же это, в самом деле, за страна, где, что бы ни происходило, ничего не меняется!
“...Давайте делать что-то
и - черт нас побери-
поставим Дон-Кихота
уму в поводыри!
Пусть наша плоть недужна
и безыcходна тьма,
но что-то делать нужно,
чтоб не сойти с ума.
Уже и то отрада
у запертых ворот,
что все, чего не надо,
известно наперед.“
Комментарии
О поэте Чичибабине
Прочитала очерк Владимира Солунского о поэте Чичибабине. Благодарна автору за хороший очерк о поэте, с которым жила в одном городе и о котором в сущности мало что знала. Такие великолепные стихи и такая трудная судьба! ; 4 года войны, 5 лет лагерей, 20 лет изгнания из литературы, без которой он не мыслил своего существования! И крик души "О, матерь смерть, сними с меня усталость". Поэт-пророк, который в 1959 году предсказал, что Сталин не умер, жив он покуда в обществе есть зло, ложь и страх. И действительно - опрос социологов в 2017 году в России показал, что Сталин занял первое место как самый выдающийся человек всех времен и народов! Сожалею, что жила с поэтом в одном городе и не знала и не посетила собрание в клубе железнодорожников, где он читал свои стихи. А вот могилу его на харьковском кладбище посетила в один из приездов в родной город, с благодарностью поклонилась большому поэту с такой трудной судьбой.
Добавить комментарий