ПРИКАЗАНО БЫТЬ ГОРДЫМ!
Мама мне рассказывала, как однажды в театр на спектакль «Разбойник Бойтре» пришёл один из высших партийных хозяйственников, приближённый Сталина и верный исполнитель всех его приказов Лазарь Моисеевич Каганович. Это был страшный 1937 год, когда миллионы людей оказывались в лагерях. Каганович тоже приложил к этому руку. И вот он пришёл за кулисы: «Мне стыдно, - говорил он. – Посмотрите на меня: я еврей, сын еврея. В нашем роду все были гордые, сильные, здоровые. А вы показываете нам евреев сутулых, слабых, хромых. Вы должны вызывать в публике чувство гордости за настоящее и прошлое евреев. Где наши храбрые Маккавеи? Где поднявший восстание евреев против римлян Бар Кохба? Где биробиджанские евреи, сами строящие новую жизнь?»
Это был приказ. Михоэлс тут же заказал драматургу Самуилу Галкину героико-романтические пьесы «Бар Кохба» и «Суламифь» (на основе пьес Гольдфадена). В «Суламифи» Авессалома играл Марк Шехтер, который потом был маминым партнёром в постановке трагедии Лермонтова «Испанцы».
А Мойше Кульбак, автор пьесы «Разбойник Бойтре», не понравившейся Кагановичу, был вскоре арестован, отправлен в сибирский лагерь и там через три года умер.
Поэт и драматург Перец Маркиш принёс в театр пьесу «Семья Овадис». Параллельно Михоэлс начал работу над пьесой «Тевье-Молочник» по Шолом-Алейхему. В обеих пьесах речь шла о еврейской семье. Как заметил когда-то Давид Бергельсон, у еврейского народа, лишённого своей страны, территории, прав, преследуемого властями и антисемитами, главной опорой в жизни была семья. Вот откуда столь крепкие семейные узы в еврейских семьях и столь горестно переживаемые семейные трагедии.
В «Семье Овадис» рассказывается о жизни в Биробиджане – Еврейской автономной области, искусственно созданной на юго-восточной окраине Сибири в 1928 году по инициативе Михаила Ивановича Калинина –«Всесоюзного старосты», то есть тогдашнего президента СССР. Но даже в лучшие годы в Биробиджане проживало не более 20 тысяч евреев-поселенцев, хотя там существовали еврейская газета и еврейский театр.
О "счастливой" жизни евреев в Биробиджане был создан художественный фильм "Искатели счастья", в котором главную роль с блеском сыграл Вениамин Львович Зускин. Многие фразы из фильма, произнесённые Зускиным, ушли в народ: "Пиня Копман - король подтяжек!" или "Скажите, сколько стоит этот пароход? Приблизительно, конечно".
Когда этот фильм изредка показывали в Кинотеатре повторного фильма, в Повторке у Никитских ворот, мои родители брали меня, и мы все вместе шли смотреть Зускина, Блюменталь-Тамарину и нашу соседку, актрису Сару Фабрикант, которая заканчивала фильм свадебной песней (озвучила песню Ирма Яунзем).
...Госетовская постановка «Тевье-Молочника» вошла в историю мирового театра, как и «Король Лир». Инсценировку создали Ойслендер и Добрушин. Михоэлс в роли Тевье был настолько потрясающим, что через много десятилетий бывшие актёры театра, и в их числе моя мама, рассказывали о его игре, иллюстрируя рассказ жестами Михоэлса, его интонациями.
СИРОТИНА В МОСКОВСКОМ ГОСЕТЕ
Выпускников театрального техникума при ГОСЕТе еврейские театры охотно брали к себе. В тридцатых годах двадцатого века в Советском Союзе было более тридцати еврейских театров на идиш. (Игравший на иврите театр Габима, в котором Евгений Багратионович Вахтангов поставил «Га Дибук» Ан-ского, к тому времени почти в полном составе переселился на Землю Обетованную.) Лучших выпускников техникума Михоэлс забирал в свой, московский театр. Тут произошла семейная драма: мою мать Михоэлс пригласил, а отца – нет. Перед Нехамой встал вопрос – остаться в Москве у Михоэлса, но расстаться с любимым человеком, либо поехать с Фимой в провинциальный еврейский театр. Она решила ехать с мужем, хотя подруги говорили ей, что это ужасная ошибка. Но всё решила судьба. Фиму призвали в Армию, и он уехал служить на Дальний Восток. Тогда Нехама, которую в Москве стали называть Ниной, осталась в театре Михоэлса.
В эти предвоенные годы Нина Сиротина сыграла свои лучшие роли. Прежде всего это трагическая Ноэми в «Испанцах» Лермонтова. Успех, восторженные рецензии… Затем в «Тевье-Молочнике», где в главной роли сам Соломон Михайлович Михоэлс, она, только что окончившая техникум и получившая диплом актрисы, играла дочерей Тевье – то Хаве, то Годл. Это было в 1938 году. А за три года до этого, в 1935-м – крупнейшее в театральной жизни событие: Сергей Радлов и Соломон Михоэлс поставили шекспировского «Короля Лира».
В роли короля – Михоэлс, в роли шута – Зускин. Репетиции, спектакли, грандиозный успех – всё на глазах студентки Сиротиной. Какое воодушевление! Какой восторг!.. Я как-то подсчитал, сколько лет в её жизни можно по праву назвать счастливыми. Все они связаны с еврейским театром. Это годы в театральной школе и в театре с 1934 по 1941, то есть семь лет, и ещё два первых года после войны. Всего 9 лет из 67, которые ей были отпущены судьбой...
Дома я часто слышал восторги по поводу таких спектаклей театра, как «Глухой» Давида Бергельсона, «Путешествие Вениамина Третьего» по Менделе Мойхер-Сфориму, «Человек воздуха» по Шолом-Алейхему. Образ фантазёра, далёкого от реальности Менахема-Менделя стал в устах родителей и их друзей, еврейских актёров, нарицательным. Когда они хотели назвать кого-то фантазёром, они говорили: «Он же настоящий Менахем-Мендель!».
Даже мне порой доставалось от мамы: «Не будь Менахем-Менделем!..» После «Короля Лира» были «Разбойник Бойтре» Моисея Кульбака, «Суламифь» Самуила Галкина, «Семья Овадис» Переца Маркиша... Перед самой войной «Соломон Маймон» М. Даниеля и затем знаменитые «Блуждающие звёзды» по Шолом-Алейхему. Если композитор в театре Михоэлса на все спектакли был за редкими исключениями один – Лев Пульвер, то художники – разные, но какие! И.Рабинович, М. Аксельрод, А.Лабас, А.Тышлер, В. Рындин, Р.Фальк!..
Кстати, поскольку Фальк, а затем Лабас были в своё время мужьями Раисы Вениаминовны Идельсон, сестры Александры Вениаминовны Азарх, то много лет жизнь нашей семьи так или иначе соприкасалась с творчеством этих художников.
ПОЧЕМУ ЗРИТЕЛЕЙ-ЕВРЕЕВ СТАЛО БОЛЬШЕ
По пакту Молотова-Риббентропа СССР получил территории Восточной Польши, Бессарабию, Латвию, потом Литву, Эстонию, и с ними – 17 миллионов населения, включая полтора миллиона евреев.
А когда немцы вошли в Польшу, 350 тысяч польских беженцев (среди которых было много евреев) укрылись в СССР. И еврейское население в стране выросло на 30%. Многие из беженцев оказались в сталинских лагерях.
В Америке я встретил актрису Ципору Спайзман, которая рассказывала, что её, еврейку и беженку из Польши, арестовали как немецкую шпионку, но не расстреляли, а отправили в сибирский лагерь. Там какой-то чин КГБ спросил, кто она по профессии. Ну, не говорить же, что ты актриса! И сказала: «Маникюрша». А кагебешник и слова-то такого не знал. И тогда он сказал писарю (это Ципора очень любила повторять): «Пиши бл...дь, потом разберёмся!»
Но были и такие, которые устроились по профессии: кто-то попал в театр к Михоэлсу. Потом тем, кто сумел сохранить польские паспорта, в очень короткий отрезок времени в 45-м - 46-м годах было разрешено вернуться в уже социалистическую Польшу.
Так получилось, что в конце 30-х – начале 40-х годов количество зрителей у еврейских театров СССР увеличилось на треть, но в послевоенные годы, с гибелью евреев Украины, Белоруссии, Литвы и других республик, количество зрителей, знающих идиш, резко сократилось.
ДРУЗЬЯ НАРОДА - ВРАГИ НАРОДА
В том самом, лихом помянутом 1937 году, Михоэлс стал неоспоримым главой советского еврейства. Это, казалось, должно было защитить его от сталинской расправы, но на самом деле, наоборот, предопределило трагический конец, который наступил позднее. При жизни Михоэлс, пользуясь своей известностью и авторитетом, спасал от ареста многих еврейских писателей (Маркиша, Галкина, Бергельсона), композиторов (Пульвера, Мильмана, Крейна), художников (Тышлера, Рабиновича, Фалька)... Интересно, что под давлением сталинского режима Михоэлсу приходилось высказываться против «капиталистической системы», «враждебной идеологии», но он никогда не обвинял конкретных людей.
Во время Большого Террорра Московский еврейский театр во главе с Михоэлсом стал бастионом еврейской культуры. И с этим советская власть какое-то время мирилась. Но подбиралась к театру всё ближе. Были арестованы четверо студентов еврейского театрального техникума. С одним из них – Галицким - я как режиссёр работал потом в Москонцерте, в Творческой мастерской Сатиры и Юмора. Там же встретился ещё с одним бывшим студентом техникума - Эммануилом Нэлиным, который, уже будучи конферансье, так и не избавился от еврейского акцента.
Но в этом как раз и было его очарование. В последние годы жизни он работал в московском театре Александра Левенбука "Шалом". Студентов и актёров, пока остававшихся на свободе, всё чаще вызывали в КГБ для бесед. Некоторые из страха соглашались следить за другими, писать доносы. Так, говорят, поступил актёр Михаил Шапиро (взявший себе позднее фамилию Шатров). Как рассказывали потом Моисей Соломонович Беленький и Эльша Моисеевна Безверхняя, писали доносы поэты Ицик Фефер и Арон Вергелис...
Время было такое, что трудно их осудить... Но трудно и оправдать... Особенно тем, кто по их доносам был арестован. Михоэлс старался скрыть свои переживания. Он всё больше курил папиросы «Казбек». Позднее из архивов КГБ выяснилось, что в это время народный комиссар внутренних дел Лаврентий Берия дал приказ «разоблачить антисоветский заговор» режиссёра Соломона Михоэлса и писателя Исаака Бабеля, арестованного в мае 37-го по обвинению в «шпионаже». Бабеля под пытками заставили подписать показания на Михоэлса и кинорежиссёра Сергея Эйзенштейна. Только надвигающаяся Вторая мировая война отдалила арест Михоэлса. По слухам, ещё в 1939 году о готовящемся аресте Михоэлса шепнула двоим близким к ГОСЕТу людям жена Молотова, ставшего Министром иностранных дел, Полина Жемчужина. Она, хорошо знавшая идиш, была другом театра.
КОММУНИЗМ – НАЦИЗМ – ИНКВИЗИЦИЯ
То, что происходило с евреями в СССР с 37-го по 39-й годы, было очень похоже на то, что происходило в те же годы в Германии. Поэтому колоссальное впечатление на евреев произвёл вышедший на экраны кинофильм режиссёра Григория Рошаля «Семья Оппенгейм» (по роману Леона Фейхтвангера).
В фильме показана атмосфера антисемитизма при нацистах. Незабываем был Соломон Михайлович Михоэлс в эпизодической роли доктора Якоби, которого нацисты изгоняют из больницы.
В 1941 году был поставлен один из любимейших спектаклей Нехамы Сиротиной «Испанцы». Эту трагедию Лермонтова перевёл на идиш поэт Кушниров. Времена испанской инквизиции. Евреи вынуждены скрывать свою национальность, свою веру. Еврейская девушка Ноэми влюбляется в богатого знатного испанца Фернандо, который, как выясняется, был рождён евреем и, более того, приходится Ноэми родным братом. Потрясённая девушка сходит с ума. Отца Ноэми играл Иосиф Шидло, мать – Лея Ром, Фернандо – Марк Шехтер. Декорации и костюмы – Роберта Рафаиловича Фалька. Музыка – Александра Крейна.
Тема преследования евреев в Испании во времена инквизиции очень ассоциировалась с положением евреев как в нацистской Германии, так и в Советском Союзе. Но вслух об этом говорить было нельзя. Об игре Нехамы Сиротиной много писали. Наконец-то она смогла раскрыть своё глубоко драматическое, даже трагедийное дарование. Мама читала мне в переводе на русский старые рецензии, вырезанные из еврейских газет. Когда она сыграла Ноэми, ей было всего 22 года. Это были самые счастливые недели, ну, может быть, месяцы её актёрской жизни.
ГОСЕТ В ЭВАКУАЦИИ
Немцы уже двигались к Москве, а ГОСЕТ продолжал играть в театре на Малой Бронной. Иногда спектакли прерывались из-за воздушной тревоги. Актёры бегали на крышу тушить «зажигалки» - зажигательные бомбы, которые разбрасывали над городом германские самолёты. А когда налёт был особенно жестоким, актёры вместе со зрителями бежали к станциям метро, которое использовали как бомбоубежище.
После того, как в октябре 1941 года немецкие войска подошли к Москве, началась массовая эвакуация. Еврейский театр, как и многие другие театры, эвакуировали сначала в Куйбышев (ныне Самара), а затем в Ташкент. Мама рассказывала, как там дружили все артисты, как голодно, но интересно жили, в гости друг к другу ходили актёры ГОСЕТа и узбекского театра имени Хамзы...
В этом театре Михоэлс вместе с режиссёром Уйгуром поставил спектакль «Муканна» на узбекском языке. А на идиш был поставлен спектакль об основателе узбекского театра Хамзе. Постановщиком был Эфраим Борисович Лойтер. По роли Нехама Сиротина должна была ходить в парандже. Этот спектакль какое-то время оставался в репертуаре и после возвращения театра в Москву. Несмотря на трудные условия, ГОСЕТ продолжал выпускать новые спектакли.
Там, в Ташкенте, Нехама впервые сыграла Мачеху в музыкальном спектакле по пьесе классика и основателя еврейского театра на идиш Абрама Гольдфадена «Колдунья». Осенью 42-го вышел спектакль по пьесе Переца Маркиша «Око за око». В главных ролях Зускин и Сиротина. Потом был «Стемпеню» по роману Шолом-Алейхема.
А впереди - работа над пьесами военной тематики «Восстание в гетто» (о еврейском сопротивлении в оккупированной нацистами Варшаве), «Леса шумят» (о еврейских партизанах). Посмотреть игру Сиротиной приходили актеры из других театров. Однажды к ней пришел режиссер русского театра драмы в Ташкенте и предложил перейти к ним, то есть стать русской актрисой. «Изменить еврейской сцене? Ни за что!» Мама отказалась. Но всю жизнь она с благодарностью вспоминала Ташкент и узбекский народ, который во время войны приютил еврейских артистов.
Среди актёров еврейского театра было немало беженцев из Польши, Румынии, других стран Восточной Европы. Нехама особенно дружила с Дорой Гольдфарб, бежавшей из Польши. Не хватало всего, даже кроватей. И подругам приходилось делить одну узкую железную кровать-раскладушку. Почти через 40 лет, уже в Америке, Нехама вновь встретилась с Дорой Гольдфарб, которая к тому времени носила фамилию мужа Вассерман и возглавляла любительский еврейский театр в канадском городе Монреале. Встреча была очень радостной, однако творческая дружба не возобновилась.
В Америке оказались потом и Норман Горовиц (приехавший в своё время из Румынии в ГОСЕТ, а потом, сразу после войны эмигрировавший в Америку, в Нью-Йорк) и, много позже, актёры Эмиль Горовец, Маргарита Полонская, Хана Блинчевская, Лев Гукайло, Роза Курц, Соня Биник, Эли Трактовенко, Люба Козачек – бывшая жена очень хорошего актёра Григория Лямпе... Но всё это несколькими десятилетиями позже.
Перед возвращением в Москву Михоэлс работал сразу над двумя постановками: «Принц Реубейни» Бергельсона и «Фрейлехс» Шнеера-Окуня. «Фрейлехс» был выпущен в 45-м. «Реубейни» Михоэлс закончить не успел.
МИХОЭЛС ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
Несмотря на очень насыщенные творческие планы, связанные с театром, Михоэлс во время войны больше занимался работой в Еврейском антифашистском комитете, созданном, естественно, с одобрения Сталина для того, чтобы евреи Америки и других стран помогли Советскому Союзу в войне с Гитлером. В это время, впервые после Октябрьской революции, в СССР перестали делить евреев на рабочих и буржуазию. Евреи по обе стороны океана стали «братьями и сёстрами». Не классовыми врагами, а единым народом, хотя и живущим в разных странах.
Инициаторами создания Еврейского антифашистского комитета были польские евреи, бывшие лидеры союза еврейских рабочих «Бунд» Эрлих и Алтер. Когда они, спасаясь от наступавших немцев, бежали в СССР, их арестовали, приговорили к расстрелу, но через два года отсидки в тюрьме вдруг освободили.
Это произошло в сентябре 1941 года. Они понадобились Сталину потому, что были известны в американо-еврейских рабочих кругах. Выйдя из заключения, они предложили создать Еврейский антифашистский комитет (ЕАК) по образцу возглавлявшегося писателем Алексеем Толстым Всеславянского антифашистского комитета. ЕАК был создан, после чего Эрлих и Алтер были вновь арестованы. Алтера расстреляли, а Эрлих, не выдержав пыток, повесился. Председателем Комитета был назначен Михоэлс. Американская федерация рабочих союзов, еврейская газета «Форвард» и организация «Арбетер Ринг» («Рабочий круг») устраивали антисталинские демонстрации в Нью-Йорке.
В марте 1943 года на антисталинском митинге собрались 2,5 тысячи человек, а среди ораторов был мэр Нью-Йорка Фиорелло ЛаГвардиа. И вот это антисоветское настроение американских евреев призван был изменить Михоэлс. Он никогда не был членом Коммунистической партии, и этот факт в данном случае был как нельзя кстати. Вместе с Михоэлсом для сбора денег в пользу Красной Армии был отправлен в Америку талантливый еврейский поэт и тайный осведомитель КГБ Ицик Фефер, который должен был следить за Михоэлсом.
Уже во время войны советская пропаганда всячески замалчивала как достижения евреев, так и их потери на фронтах и на оккупированных территориях. Одновременно шла активная вербовка евреев в секретные сотрудники, которых затем назначали на административные должности. Так директором ГОСЕТа был назначен Фишман, а его заместителем Витис, которые впоследствии сыграют свою роль в ликвидации московского еврейского театра.
ГОСЕТ вернулся в Москву в октябре 1943 года и первой его постановкой стала пьеса Гольдфадена в редакции Добрушина «Капризная невеста».
…А ПОТОМ ПОЯВИЛСЯ Я
В мае 44-го капитан артиллерии Фишель Лахман после лёгкой контузии прибыл с фронта в Москву на побывку, а через 9 месяцев, 28 января 1945 года появился на свет я. Еще шла война. В Москве было холодно и голодно. Мама лежала в роддоме имени Грауэрмана. Там, как говорится, рожала вся Москва. Там же через два года родилась Мила Аронова, которая потом стала моей первой женой, а ещё через 26 лет в "Грауэрмана" родился мой сын - Александр-младший. Роддом стоял на Арбате. Мама рассказывала, что в январе 45-го по палатам бегали крысы. Однажды она проснулась, а крыса сидела у неё на одеяле!..
В родильном доме на ножку новорожденного повязали номерок с фамилией матери и словом "мальчик". Номерок этот хранится у меня до сих пор. Мама рассказывала, что роды были тяжелыми, и когда ей принесли показать толстенького ребеночка с черными волосиками, то её первые слова были: «Ух ты, черт!» Няньки заругали: «Нельзя так говорить!» Мама попросила одного из актеров зарегистрировать новорождённого мальчика в городском управлении. Актер перепутал и вместо 28 января датой рождения сделал 22 января. Имя Александр было решено дать по нескольким причинам.
Отец хотел, чтобы имя было как-то созвучно с именем его мамы – Суры (Сары). Здесь имя «Саша» было подходящим. А мама, не перестававшая играть в театре даже на девятом месяце беременности (поэтому я смело могу сказать, что родился на сцене), и вернувшаяся на сцену почти сразу после родов, спросила у Михоэлса, бывшего для всех госетовских актеров и богом, и царём, и отцом родным, как назвать сына:
- Александр? Сендер? Сендер Мукдн? Македонский? - будто на вкус пробовал Соломон Михайлович это имя и слушал, как оно звучит по-еврейски. (Тогда в еврейских театрах с успехом шла инсценировка повести Шолом-Алейхема "Сендер Бланк и его семейка".)
- Ну что ж, - сказал Михоэлс, - хорошее имя, которое евреи давали своим первенцам за то, что Александр Македонский не разрушил Иерусалимский храм.
Существует предание, что когда Александр Македонский осадил Иерусалим, верховные жрецы Иерусалимского храма вышли к нему с просьбой: захватив город, не разрушать храм. За это евреи пообещали полководцу назвать в его честь новорождённых еврейских младенцев. Обе стороны выполнили свое обещание. С тех пор имя Александр у евреев очень популярно.
Так я получил благославение от самого Михоэлса.
Ещё одно благословение я получил потом от актёра Малого театра Остужева. Александр Алексеевич был трагиком старой школы, героико-романтической, "мочаловской", которую отверг МХТ, но долго сохранял Императорский Московский Малый. Остужев - это был его сценический псевдоним. Настоящая фамилия - Пожаров. Моя мать считала его одним из величайших русских актёров. В Малом он играл Квазимодо, Отелло, Уриеля Акосту. Моя мама, будучи после закрытия ГОСЕТа уже "бывшей" актрисой, оставалась заядлой театралкой.
Она мечтала, чтобы я тоже стал актёром. Мне было лет пять, когда мы шли по улице Горького (Тверской) и встретились с Остужевым. Поскольку актёр оглох ещё в 1910 году, но продолжал играть, то говорил он очень громко, чётко и торжественно. Мама сказала ему: "Александр Алексеевич, мы с моим сыном очень любим вас, мы дважды ходили смотреть вашего Уриеля Акосту. Мой мальчик мечтает стать актёром, таким, как вы".
Остужев вынул из кармана леденец и протянул мне. Он сказал, что всегда носит в кармане много конфет, чтобы раздавать детям. А потом положил мне на голову руку, словно для благословения, и, растягивая слова, божественным голосом произнёс: "Ты будешь великим актёром!" Услышав такое, мама аж засветилась от счастья. Мы пошли дальше. Конфета была слишком сладкой и невкусной. Я её выплюнул. Наверно, поэтому пророчество Остужева не осуществилось.
Запомнилась мне встреча на улице с актёром кино Борисом Андреевым. На меня, малыша, огромное впечатление произвели его ботинки. Светло-коричнивые, до блеска начищенные, огромного размера. Андреев шёл носками врозь. Он был очень большой, и мои глаза не доставали до его лица, поэтому упёрлись в ботинки. Когда мы отошли, то оглянулись, а он оглянулся на нас и улыбнулся. Лицо у него было очень доброе. Много кого можно было встретить тогда на улице Горького, на Тверском бульваре, на Арбате...
Продолжение следует
Комментарии
Московский еврейский театр - эпоха!
Замечательные воспоминания. Они переносят в давние времена и приближают к замечательным людям.
Вспоминаются собственные впечатления о последнем периоде существования театра. С особой живостью вернулись впечатления празднования юбилея Льва Пульвера в Театре на Таганке (вероятно, по случаю 75-летия). Мы с женой сидели на последних рядах, а за нами оказалась группа артистов ГОСЕТа, которые, по-видимому, вместе встретились после большого перерыва. Этакое "соучастие" в их восприятии было удивительным дополнением к происходившему на сцене. Кстати, в числе поздравлявших был и Л.О. Утесов.
Добавить комментарий