Выражаю глубокую признательность организациям и лицам, оказавшим неоценимую помощь в поиске материалов в давно забытых источниках или недоступных архивах: многолетнему другу семьи Шагалов г-же В. Джекобсон, проф. Г. Рыскину, г-же Ш. Стайн, г-ну М. Барышникову, проф. К. Кустановичу и г-же С. Гудман, куратору Еврейского Музея в Нью-Йорке. Иллюстрирующие фотографии используются с разрешения архивов библиотеки Ньюберри, газет «Чикаго Дэйли Ньюс» и «Чикаго Сан-Таймс», а также Ассоциации Ч.Олина, которым автор безмерно благодарен.
Парадоксальность всматривания в ускользающее прошлое заключается в том, что с уточнением одних деталей возникают новые неизбежные, рассыпанные в стирающейся памяти пробелы, которые все труднее поддаются осмыслению и истолкованию. Ослепленные и оглушенные настоящим, мы перестаем вглядываться в тускнеющую мозаику прошлого… Унесённое временем воскрешается лишь памятью, в которой запечатлены не только и не столько события и люди, сколько наше отношение к ним. Но это наш единственный союзник, единственная надежда. Без неё всё приходит ниоткуда и уходит в никуда. То, что обнаруживается в результате долгого и кропотливого поиска в разрозненных заметках и иных свидетельствах, уже тронуто увяданием и бессвязностью.
Речь пойдёт о хорошо всем известных Марке Шагале и Мстиславе Ростроповиче. Они встретились впервые в Париже в 1971 году. В Санкт-Петербургском семейном архиве Ростроповича бережно хранится драгоценный подарок от той памятной встречи – шагаловская палитра с дарственной надписью на оборотной стороне: «Дорогому другу Славе от «дяди» Марка Шагала». Там же находятся несколько, помнится, семь, работ Шагала.
Следующая встреча произошла вслед за драматическими событиями. 26 мая 1974 года Ростроповича, как он говорил, «вышибли из Москвы», а Вишневская с дочерьми последовала за ним в Париж спустя два месяца, 26 июля. К их приезду у Ростроповича не было назначено еще ни одного концерта и с деньгами, в основном одолженными, было нелегко. Марк Шагал и его супруга Вава (Валентина) Бродская, как немногие на Западе, понимали трагедию расставания Ростроповичей с родиной. Уместно при этом вспомнить их посещение Советского Союза в 1973 г. . (В моей памяти осталось сказанное им мне при встрече с очень сильным еврейским акцентом «Ву компроне-е?», а я решил было, что он сказал что-то на идише.) От долгожданной встречи с родиной у умудренного Шагала, пристально следившего за происходившим в СССР и потерявшего там, в репрессиях, немало близких ему друзей, остались живые воспоминания о радостных встречах, но и о массе унизительных обстоятельств. Ему хотелось помочь Ростроповичам справиться с тяжестью расставания с Родиной и друзьями. Шагалы пригласили их к себе в гости в Венс. Здесь, в студии, Шагал завершал двухлетнюю работу над мозаикой «4 времени года», предназначенной для Чикаго. Супруги упрашивали Ростроповичей присоединиться к ним на церемонии открытия мозаики. Отклонивший было ранее подобное предложение Нормана Росса, вице-президента Первого Национального Банка Чикаго, организатора церемонии, Ростропович на этот раз согласился, заметив, как он вспоминал спустя годы, шутя: “Ну, я же не могу отказать «дяде» Марку”.
М.Ростропович с Г.Вишневской прилетели в Чикаго в среду 25 сентября, и маэстро успел коротко порепетировать, готовясь к выступлению. На следующий день в Аудиториуме 1-го Национального Банка Чикаго состоялся закрытый прием (Chase Bank приобрёл этот банк в следующем году и всё здание получило название Chase Tower). Этот зал известен теперь многим американцам по регулярным ведущимся из него неподражаемым юмористическим радиопрограммам NPR (Национальное Общественное Радио) Wait, Wait, Don't tell me (Постой-постой, не говори мне).
Концерт на приеме ознаменовался исключительным событием. За день до приёма, как рассказывал потом Ростропович, ему в гостиницу позвонила г-жа Натика Наст, дочь основателя известнейшего Американского Издательства Conde Nast и супруга бывшего вице-президента Нью-Йоркского Центра Музыки и Драмы, виолончелиста-любителя (банкира по роду своих профессиональных занятий) Джеральда Варбурга. Ростропович был знаком с Варбургом еще со времён его гастролей в США в 1956 г. Тогда же он впервые увидел легендарную виолончель Страдиварий La Belle Blond, 1711 года, на которой играл Дж. Варбург (На ней однажды, с позволения тогдашнего владельца инструмента виолончелиста Дюпора, пробовал играть император Наполеон и нанес ей, к ужасу всех присутствовавших, «рану», поцарапав инструмент шпорой. (История эта упомянута в мемуарах Грэгори Пятигорского, всемирно известного американского виолончелиста). Г-жа Н.Наст сообщила Ростроповичу, что ее супруг, умерший двумя годами ранее, завещал принадлежавший ему «Страдиварий» первому виолончелисту мира, т.е. никому иному, как Ростроповичу. На это, по его собственной версии, музыкант, известный своими ошеломляющими импровизациями, неожиданно для самого себя предложил прислать инструмент в Чикаго с тем, чтобы он смог играть на нем на приеме. И, как это ни невероятно, перед самым концертом в гостиницу доставили из Лонг-Айленда знаменитый Дюпор. История до недавнего времени умалчивала о том, кто доставил инструмент в Чикаго. Оказывается, этими чудодеями были Михаил Барышников и его друг Хауорд Гилман, тот самый Хауорд, который впоследствии помогал новой звезде Американского балета в создании центра искусств White Оак. Трудно представить, каким образом г-же Наст удалось в тот же день счастливо договориться с этими двумя молодыми людьми и, более того, доверить им всемирно известный дорогостоящий инструмент. Со слов М.Барышнкова, г-жа Наст знала о намерении двух друзей отправиться в Чикаго на церемонию открытия мозаики, так что остальное было делом уговора. Эту историю поведал мне недавно М.Барышников в мимолётном интервью. Чуть позднее он, по моей просьбе, дополнил историю некоторыми деталями. Оба «кудесника», естественно, были приглашены на закрытый концерт и приём. (Между прочим, в официальном списке гостей, составленном организаторами приёма заранее и хранящемся ныне в архиве банка, их имена отсутствуют.)
Как вспоминала Карен Монсон, музыкальный критик газеты «Чикаго Дэйли Ньюс», Норман Росс, представляя маэстро Ростроповича на концерте во время приема, процитировал Шагала: «Ростропович всегда играет так, что Бах и Моцарт были бы счастливы». Ростропович играл на Дюпоре любимые им 3-ью сюиту Баха и фрагменты из 2-ой. Супруги Ростроповичи не смогли остаться на церемонию открытия мозаики, поскольку в субботу в Лондоне была запланирована репетиция к предстоящему в воскресенье концерту, в котором Ростропович дирижировал «Нью Филармониа Оркестра».
Чтобы приобрести знаменитую виолончель, Ростроповичу пришлось обратиться к своему давнему приятелю, владельцу крупнейшего в Европе фармацевтического концерна Полю Сахеру, откликнувшемуся на просьбу мгновенно. Уже через год, как позднее рассказывал с гордостью М.Ростропович, он смог вернуть одолженную сумму.
Чикагская знаменательная встреча возобновила их дружбу, в которой оба относились друг к другу с восторгом и почитанием. В статье, опубликованной в «Заметках по Еврейской Истории», №12 (103), за декабрь 2008 г, Люсьен Фикс вспоминает сказанное М.Ростроповичем в интервью: «Когда я приехал в США, я нашел на Западе новых друзей, много гениальных людей, с которыми я сблизился – Марк Шагал, Пикассо, Чарли Чаплин...». Не случайно, думается, для первого места в этом списке гениальных людей музыкант избрал Шагала.
Они прекрасно понимали друг друга, в их характерах было много неожиданно сходного. Но были и черты несходства. Оба любили повалять дурака, но у Ростроповича это было по-русски с размахом, неуёмнее (как однажды заметил искусствовед Соломон Волков, Мстислав Ростропович «всегда был великим мастером впечатляющих ритуальных жестов».) Ростропович любил рассказывать анекдоты и сочинять небылицы, некоторые из которых разнесли по миру его доверчивые почитатели. Здесь уместно напомнить, как на вопрос, что является главным в его восприятии мира, Ростропович в шутку заметил: “feedle, friends, food, females, and fodka”, что позднее превратилось в знаменитые «5f». А вот Шагал отнесся к аналогичному вопросу гораздо серьезнее. Его без всякого лукавства ответ был: «Моцарт, Бог, цвета”. Вивиан Джэкобсон, в течение 11 лет, начиная с 1974 г, близко дружившая с Шагалами, говорила мне, что одним из самых часто употребляемых Шагалом слов было милосердие. Оно же было направляющим и в жизни Ростроповича.
Друзья продолжали встречаться и дальше. К 90-летию художника, в 1977 году, представился особый случай, и Ростропович стал инициатором юбилейного концерта в Ницце. Для участия в концерте был приглашен баритон Герман Прей, известный в мире своим Моцартовским репертуаром. (Г.Прей за десять лет до этого исполнял партию Папагено в легендарной постановке моцартовской «Волшебной Флейты» в Метрополитэн Опера с 13 занавесами и 121 костюмом, выполненными, по словам критика газеты Нью-Йорк Таймс, «феерическим, ослепительным, доминирующим Шагалом».) М.Ростропович, Исаак Стерн и 22-летний Михаил Рудый, только что после победы на парижском конкурсе имени Маргариты Лонг оставшийся на Западе, играли на этом юбилейном концерте тройной концерт Бетховена. Дирижировал оркестром прославленный 91-летний Поль Парэй.
Последние почести великому другу Мстислав Ростропович отдал в день его похорон, 1 апреля 1985 г., организовав вечер памяти Шагала во Французской Опере.
Вернемся однако к торжественной церемонии открытия Чикагской мозаики, состоявшейся в пятницу 27 сентября 1974 г.
Здесь уместно предварить рассказ краткой хронологией «Шагал и Чикаго». Шагал впервые приехал в Чикаго в 1946 году для участия в семинаре «Творения Разума», организованого профессором Джоном У. Нэфом в рамках кафедры и программы Социального Сознания, которыми он руководил в Чикагском Университете. Кафедра и Комитет Социального Сознания были созданы в 1941 году усилиями профессора истории Д.Нэфа, тогдашнего ректора Университета Р.М.Хитчинса, антрополога Р.Редфилда и экономиста Ф.Найта. Программа и кафедра, знаменитые и поныне, подарили миру трёх лауреатов Нобелевской премии по литературе: Т.С. Элиота, С.Беллоу и Д.М. Кутзее (Coetzee), а также лауреата по экономике Ф. Хаека. (С.Беллоу преподавал здесь с 1962 по 1993 г.г. и в 1970 г., на год, стал главой кафедры) В 1946 году профессору Нэфу удалось пригласить для участия в семинаре плеяду лидирующих представителей культуры и науки ХХ века. В категории творческого мышления были представлены композитор Арнольд Шёнберг, художник Марк Шагал, архитектор Фрэнк Ллойд Райт, математик Джон фон Нэйман, государственный деятель Д.Фулбрайт и другие.
Это было первое знакомство художника со сразу полюбившимся ему Чикаго. Первый раз в жизни он путешествовал самолетом из Нью-Йорка, что ему, в воображении увлекавшемуся причудами левитации, тоже пришлось по душе. По приглашению Чикагского мецената Вильяма Вуда Принса, возглавлявшего одну из секций ставшего традиционным семинара, Шагал навестил этот город еще раз с лекцией в 1958 г. Именно тогда зародилась мысль о мозаике для города, культивирующего общественные памятники и повседневно доступное горожанам искусство. Позднее супруги Принсы учредили (совместно с 1-ым Национальным Банком Чикаго) Фонд, финансировавший установку Шагаловской мозаики. Предполагалось выполнить мозаику в форме панно вдоль здания Банка, но Шагал настоял на своем видении проекта в форме четырехстворчатой мозаики в соответствии с временами года. Мозаика состоит из 128 панелей 70 футов в длину, 14 футов в высоту, в ней используются камень, мрамор, гранит, стекло из Италии, Франции, Бельгии, Норвегии, Израиля и... кусочки местного кирпича.
Шагал с супругой Валентиной (Вавой) Бродской прибыли в Чикаго за несколько дней до церемонии с тем, чтобы художник мог ежедневно наблюдать за монтированием панелей и нанести последние штрихи. Шагал распорядился разобрать одну из небольших панелей для того, чтобы внести поправки, увеличив высоту зданий в мозаике и включив в обновлённые секторы местные материалы.
Церемонию открыл глава Банка г-н Гейлорд Фримэн. Генеральный консул Франции г-н Филипп Оливье отметил в своём выступлении, что мозаика «это прежде всего произведение искусства, но это также и доставляющий наслаждение подарок городу от великого гражданина мира». Мэр Ричард Дэйли в своей приветственной речи сказал: «Чикаго признателен этому гению вдвойне за его неисчерпаемое творчество и его щедрость! Мы глубоко тронуты тем, что художник выбрал объектом мозаики красоту времен года нашего Среднего Запада. Ваш подарок трансформирует некогда тусклый район [города] в художественную достопримечательность». Мэр преподнес Шагалу ключ от города и провозгласил художника почетным гражданином Чикаго. Расстроганный Шагал поцеловал возвращающегося к своему креслу мэра, что привело последнего в видимое замешательство и стало предметом длительных толков в местной прессе.
Шагал в ответной речи говорил по-французски и переводчик просто не поспевал за его взволнованной речью. Шагал заметил: «Множество людей наведывается на площадь в сердце города. 4 времени года иллюстрируют человеческую жизнь, в физическом и духовном смысле». В заключение Шагал вышел на авансцену, чтобы попрощаться с 5000 горожан, шумно приветствовавших художника. Он был особенно тронут, заметив группу местных школьников с плакатом на французском языке, с детской восторженностью гласивших: «Вы цвет нашей мысли и роза нашего сознания».
Среди восторженных участников церемонии были и М.Барышников с Х.Гилманом. Отмечу, что Барышников счёл важным к сказанному им добавить совсем непоспешно (замечу – я спрашивал о другом), что «будучи в компании и окружении художника, [он] испытал сознание привилегии и с теплотой вспоминал беседу с Марком Шагалом». Мне вспомнилось, что его кумир, интеллектуальный наставник и один из самых близких друзей в Америке Иосиф Бродский холодно воспринимал творчество Шагала (не берусь утверждать, что равнодушно). Любимыми цветами поэта, наиболее часто упоминаемыми им, оказались, при научном анализе, белый и чёрный, за которыми со значительным отрывом в перечне мало впечатлявших его цветов следовали красный, серый, а на предпоследнем и последнем местах в этом ряду оказались голубой и синий, любимые цвета Шагала. Думаю, что Барышников счёл необходимым добавить это к сказанному лишь потому, что его никогда раньше не спрашивали об этой запомнившейся ему встрече.
Небезынтересно вкратце вспомнить историю этого интервью. Однажды, рассматривая фотографии в архиве Ростроповича, я приметил одну, знакомую мне по книге «Галина» Г.Вишневской. В группе сфотографированы: М.Шагал с супругой Вавой (в 1-ом издании в подписи её назвали, по оплошности, Беллой, которая была первой женой Шагала и его музой), М.Ростропович с Г.Вишневской и ... М. Барышников. Фотография была датирована на обороте рукой Ростроповича «1976 г.», что мне показалось ошибочным, поскольку к тому времени я располагал копиями других архивных фотографий с того самого приёма 1974 г. По моей просьбе, директор Музея Шагала в Витебске, Л.Хмельницкая, заинтригованная датировкой, смогла каким-то образом связаться с М.Барышниковым, который и подтвердил как событие, так и дату, 1974 г. Окрыленный этой удачей, я воспользовался уникальной возможностью взять у М.Барышникова короткое интервью во время его гастролей с драматическим спектаклем в калифорнийской Санта Монике. Здесь-то М.Барышников и удивил меня, сказав, что именно он с Х.Гилманом привёз Дюпор в Чикаго. Мне пришло в голову, что наиболее вероятным человеком, кто мог бы свести Натику Наст с Барышниковым, мог быть лишь широко признанный фотограф и скульптор Александр Либерман, бывший в ту пору художественным редактором издательства Conde Nast. Не удивительно, что Либерман был в центре интеллектуального Нью-Йорка (и очень узкой в ту пору русско-говорящей общины города). Но Барышников категорически отверг мою версию. Остальное уже изложено выше.
Городской Совет Чикаго единогласно одобрил резолюцию «Благодарности и Признательности Марку Шагалу, г-же и г-ну Вуд-Принсам и 1-му Национальному Банку Чикаго за подаренную мозаику» В частности, в резолюции (Журнал Резолюций Городского Совета Чикаго, 16 октября 1974 г., стр. 8956) говорится: «Марк Шагал хорошо знал о том, в какой мере граждане Чикаго выражают свое признание искусству. Его многочисленные работы выставляются здесь и десятилетиями вызывают восхищение, а его подарок жителям [Чикаго] демонстрирует высочайшие качества его щедрого художественного таланта, поражающего использованием цветов для передачи чувств и эмоций».
В эти же дни Шагал узнал, что Чикагский Институт Искусств планирует открытие в музее Шагаловской Галереи. Признательный Шагал, в свою очередь, предложил создать для музея подарок в полюбившейся ему форме витражей. Тему для витражей определили позднее - 200-летие Америки. Узнав о смерти мэра Ричарда Дэйли в декабре 1976г., Шагал решил посвятить эту работу, «Окна Америки», всеми любимому мэру Чикаго.
Витражи были открыты 15 мая 1977г., в 75 годовщину рождения Р.Дэйли. Они представляют собой 3 секции по 12 панелей каждая с доминирующим интенсивным васильковым цветом, который Шагал ассоциировал с миром и надеждой. Одна из 36 панелей значительно отличается цветовой интенсивной тональностью и, как представляется, особым смыслом. (Я занялся тем, что после фильма М. Антониони «Blowup» стало известно, как фотоувеличение.) Неожиданные детали, ускользнувшие ранее от пристальных глаз исследователей и сопоставленные заново, обрели новую значимость.
На небольшой панели изображены два смычковых инструмента, виолончель и скрипка, явные легко расшифровываемые метафоры. В правом верхнем углу отчетливо просматривается лицо с распущенными волосами, заканчивающимися, как кажется, нотами, может быть, это автопортрет а, может быть, муза художника или, не дерзко ли предположение? Моцарт, так любимый Шагалом. Художник включил в панораму 200-летия Америки знаменательный для него эпизод встречи почти тремя годами ранее в Чикаго с музыкальным феноменом века, его другом М.Ростроповичем.
Мне представляется, что эта панель – Шагаловское признание высоко ценимой им дружбы с великим виолончелистом. Художник даёт нам возможность разделить с ним магию восторга. Панель напоминает нам о нетленной вере Шагала в божественную гармонию живописи и музыки. Вспомним уже цитированный ранее сакраментальный ответ Шагала, прочтя его на этот раз (что было привычно для самого Шагала с детства) справа налево: «Цвета, Бог, Моцарт».
Разве мог кто-нибудь вообразить, что друзья встретятся вновь, на этот раз символически, и где – в нынешнем Санкт-Петербурге? С разницей всего в 10 дней в городе установили 2 мемориальных доски: 18 марта 2014 г. - прославленному виолончелисту Мстиславу Ростроповичу (по адресу: наб. Кутузова д.16) и 28 марта - признанному поэту кисти Марку Шагалу (Перекупной пер. д.7, где семья жила с 1915 по 1918 годы и где у Шагалов родилась дочь Ида). Установка мемориальной доски Марку Шагалу стала возможной благодаря инициативе Международной Инициативной Группы и Фонда «Chagall 2012» (штаб-квартира в Лос Анджелесе, США) и усилиям С.-Петербургского гуманитарного Фонда имени Д.С.Лихачёва.
Вспоминается поэт Перец Маркиш, редактировавший в 1925 г. самое первое издание Шагаловских мемуаров «Моя Жизнь» на идише в 5-ти выпусках Нью-Йоркского журнала «Ди Цукунфт» (Будущее). Этот давний друг Шагала, один из «небесных жителей», которых «в России за поэзию расстреливали», вернулся в Советский Союз и в 1952 году, вместе с другими членами Еврейского Антифашистского Комитета, поплатился жизнью. Вот что он написал в своём стихотворении «Воплощение»:
Да, может быть, и камень терпит боль,
В зажим перед обрубкою заложен...
Но только нам доверено судьбой,
И только мы единственные можем
На стыке тьмы и светоносных зорь
Вославить и осмыслить скорбь...
Воссоздание истории многолетней дружбы двух лидеров мировой культуры ХХ века из пунктирного и замысловатого переплетения биографий двух протагонистов, которые не вели ни дневников, ни ежедневных записей, увязывание обрывочных и иногда противоречивых сведений, рассыпанных по трудно доступным и зачастую неожиданным источникам, всё это сопряжено - и неудивительно - с толкованием, которое в перспективе может оказаться даже ошибочным, но счастливо уточненным в настойчивом поиске.
Читающий вправе воспринимать этот очерк как элегию или как оду.
Добавить комментарий