Часть 2.
(после спектакля ТРАВИАТА, поставленного Варпаховским в лагере на Колыме)
Радостные, возбуждённые актёры на руках несли Варпаховского и Зискину по лестнице в закулисной части и отпустили их только у гримёрных комнат. Все поздравляли друг друга с премьерой. Варпаховский схватил Дусю за руку, затащил её в гримерную, прикрыл дверь, и они стали целоваться. В этот момент вошла Карякина.
Варпаховский и Дуся отпрянули друг от друга.
Карякина. Какой успех, поздравляю! Какой спектакль! Она уже собралась выйти, но повернулась и хитро подмигнула парочке. Карякина. Я ничего не видела.
---------
В фойе театра военные чины окружили Гридасову, одетую в чёрное панбархатное платье, и поздравляли её с премьерой.
Первый из НКВД. Александра Романовна, поздравляю! Такое могло произойти только под вашим руководством. Второй из НКВД. Если бы не вы, где бы все эти артисты были – на лесоповале? Да, вы им, можно сказать, жизнь спасли.
Никишов. Совершенно справедливо. Сашенька у меня покровительница искусств. И вообще, товарищи, всем хорошим мы обязаны нашей несравненной, непревзойдённой Александре Романовне!
Все зааплодировали.
Гридасова. Да, Ванечка, раньше здесь белые медведи бродили, а теперь мы с тобой оперу слушаем.
Никишов. Этому режиссёру надо бы срок скостить в виде премии - на полгода. Я распоряжусь.
--------
Прошло несколько месяцев после премьеры. На подоконнике сидели Лёня и Дуся, и снова перед ними были разложены Ольгины пирожки. И снова они говорили, говорили, говорили… Лёня. Самое удивительное то, что мама это письмо получила. Я ведь выкинул его из теплушки на рельсы, как с тонущего корабля бросают в море бутылку с запиской. Я только написал на листке: «Прохожий, отправь, пожалуйста, это письмо по такому-то адресу». Кто-то ведь его отправил! Ира писала, что мама, когда прочитала письмо, а ведь это было моё прощальное письмо к ней, добилась приёма, как я понял из намёков, чуть ли не в канцелярии главного прокурора. Представляю, что Мария Михайловна там устроила. Наверное, чтобы от неё отвязаться, они послали в лагерь запрос обо мне. До сих пор понять не могу, почему меня тогда не расстреляли. Может, получив запрос, они решили, что я нужен ещё для чего-то? Но это только мое предположение. Не замерзнешь? От окна дует.
Дуся. Нет, на мне платок тёплый. Мне этот платок отец в Томск привёз в женскую пересыльную тюрьму. И она вспомнила.
--------
В комнате для свиданий в Томской тюрьме стоял Самуил Григорьевич. Конвой ввёл Дусю.
Дуся. Папа!
Самуил. Всё-таки, нашёл я тебя! Столько месяцев по всем тюрьмам и лагерям разыскивал и нашёл. Дуся, я тебе вещи тёплые привёз, продукты, витамины.
Дуся. Спасибо, папа! Как Гриша? Вы письмо моё получили?
Самуил. Какое письмо?
Дуся. Ну, как же! Ну, чтобы Гришу в детский дом не отдавали. Я вам с Лубянки писала. Самуил. Нет…ничего мы не получали….
За ним вообще-то приходили, но мы его не отдали, мы его спрятали. Не волнуйся, с ним Зина, я… Парень замечательный, смешной. С ним всё в порядке. Не волнуйся! Дуся. О Давиде ничего? Никаких известий?
Самуил. Ничего.
Дуся. А мама, как мама?
Самуил, молча, посмотрел на Дусю, и Дуся поняла.
--------
На подоконнике Дуся и Лёня продолжали свой разговор.
Дуся. Никогда не забуду, как она мне деньги впихивала: «возьми, возьми на такси и сразу приезжай, я тебя ждать буду!» Не дождалась….
Однажды в Одессе она повела нас с Зиной к одному известному скрипачу. Мы совсем маленькими были.
«Маэстро, я хочу, чтобы вы позанимались с девочками, я хочу, чтобы мои дочери играли на скрипке».
«Мадам Гекдишман, этого хотите вы или ваши дочери?»
«Конечно, я!»
«Мадам Гекдишман, так приходите, когда этого захотят ваши дочери!»
Лёня. А Мария Михайловна умерла в сорок четвёртом, умерла от истощения, я недавно узнал. Ира долго от меня скрывала, но потом написала. Я мать боготворил. Помню в детстве, она меня за что-то наказала, я сидел в углу и вынашивал план мщения. «Ничего, ничего, - говорил я себе,- вот я умру, меня положат в гроб, она будет идти за гробом, рыдать и рвать на себе волосы, но будет уже поздно»! Единственное, что меня смущало, что я сам буду уже мёртвый и этого не увижу. Но тут мама прошла мимо и улыбнулась мне. Я, конечно же, сразу обо всём позабыл.
Дуся. А в том лагере, в городе Свободном, много народу расстреляли?
Леня. Много, Дуняша. Нас было тысяч восемь мужчин, а осталось несколько десятков. Я тебе не могу передать, что я чувствовал, когда выкликали фамилии и людей увозили. Вот они подходят к букве «В», вот они её минуют, значит, ещё один день жизни. Там был парень, совсем мальчишка, лет семнадцати. Мы с ним в шахматы играли, уж, как он умудрялся эти шахматы с собой таскать, не знаю. И вот, мы играем с ним, а тут выгнали нас наружу и стали списки зачитывать. Его вызвали. Он, когда уходил, обернулся и крикнул мне: «в этой партии мат через три хода»! Я всю жизнь буду помнить позицию той недоигранной партии….
Знаешь, Дуся, мне иногда кажется, что какая-то путеводная звезда ведёт меня по жизни, что мне суждено выжить, а кому суждено жить, тот будет жить, вопреки всему. Я только одного боюсь, что, когда ты освободишься, ты не станешь меня ждать. Бросишь меня и уедешь на материк.
Дуся. Даже не надейся!
---------
В доме генерала Никишова подавали обед Ивану Федоровичу и Александре Романовне,
Гридасова. Ванечка, а у меня артист новый в культбригаде появился – просто соловей, соловей советской эстрады. Его недавно в навигацию привезли. Вадим Козин.
Никишов. Саша, это ты про кого говоришь «соловей советской эстрады», про заключенного? Ты хотя бы знаешь, за что его посадили?
Гридасова. Знаю, по совокупности статей, одна из которых…. Ну, Ваня, ну, какое это имеет значение? Поёт романсы потрясающе, соловей и всё!
Никишов. Терпеть не могу извращенцев.
Гридасова. Всё равно он необыкновенный. Отношение к нему не такое, как к другим. Условия у него привилегированные. Его не в трюме доставили, как всех, а в отдельной каюте с двумя чемоданами личных вещей.
Никишов. Условия такие он, по всей вероятности, сам себе заработал – всё подписал, что надо.
Гридасова. А пальто у него какое роскошное, элегантное! Я хочу тебе такое же в ателье заказать.
Никишов. Ты думай иногда, что говоришь. Я и заключенный в одинаковых пальто ходить будем?
Гридасова. Так ты, что Ванечка, не будешь такое пальто носить?
Никишов. Почему не буду? Я-то буду, а с него снять!
---------
У театра стояла грузовая машина. Культбригада в сопровождении конвоя собиралась по магаданскому краю с концертами, обслуживать лагерные подразделения. Актёры залезали в кузов грузовика. Дуся Зискина выбрала себе место у самой кабины. Здесь, как ей казалось, было не так холодно, Варпаховский сел рядом. Последним в кузов залезал певец Вадим Козин. Машину оправляла Карякина. Карякина. Вот, познакомьтесь, это Вадим Козин. Он только что доставлен на Колыму. Будет работать в культбригаде. Прошу любить, да жаловать! Ну, всё, удачных вам концертов.
Она печально посмотрела на Варпаховского и Дусю и устало со вздохом сказала: «Варпаховский, пересядь!»
Варпаховский пересел, но как только они отъехали, он снова подсел к Дусе. Варпаховский. Ничего, ничего Дуняша, скоро нас перестанут гонять друг от друга. Я написал письмо Александре Романовне, как Вольтер Екатерине Второй!
Дуся. Что? Что ты сделал?
Варпаховский. Письмо написал, рассказал о нашей с тобой любви. О том, что это не лагерное увлечение, а на всю жизнь. Она поймёт, вот увидишь. Дуся. Господи, что же ты наделал, Лёня! Нам конец! Нам теперь головы не сносить, увидишь, что будет, когда мы вернёмся.
--------
В доме Никишова Александре Романовне маникюрша делала маникюр, когда в комнату влетел разгневанный Никишов с письмом Варпаховского в руках.
Никишов. Саша, это что у тебя творится? У тебя заключенные любовью занимаются? Того гляди, рожать начнут?
Гридасова. О чём ты, Ваня?
Никишов. Тебе письмо от заключенного твоего режиссёра принесли. Хорошо, что оно мне первому на глаза попалось. Ты совсем, что ли с ума сошла со своим театром? Ты что хочешь, чтобы мне в Москве голову оторвали?
Гридасова. А что в письме, Ванечка?
Никишов. Влюблён он, видите ли, на всю жизнь. Значит так – примерно наказать, чтобы другим неповадно было. Певичку за аморальное разложение в карцер на десять суток, потом на швейную фабрику на общие работы, а Варпаховского в лагерь за сто километров от Магадана.
Гридасова. Ты что, Ваня! Он же не выживет там.
Никишов. Саша, ты меня знаешь, я своих решений не меняю. Гридасова. А «Травиата»?
Никишов. Хватит! Никакой «Травиаты» больше! Понятно тебе?
Никишов вышел, сильно хлопнув дверью.
------------
В кабинет Карякиной быстро вошла Александра Романовна. Гридасова. Здравствуйте, Варвара Петровна. Варпаховского в лагерь увезли?
Карякина. Увезли, Александра Романовна. Гридасова. Давно?
Карякина. С полчаса.
Гридасова. Возьмите актёров, мужчин из культбригады, пусть догонят. Машину я дам. Варпаховский заболел.
Карякина. Как заболел? Я же только что его видела, здоров был. Гридасова. Варвара Петровна, я вам, что говорю? Заболел! С машины снять, в профилакторий положить на месяц, пусть отлежится. А там глядишь всё и заглохнет. Ну, что вы на меня уставились? Заболел и до лагеря не доехал, к тому же и машина, на которой он ехал, сломалась в дороге. Ясно, Варвара Петровна? Вы меня поняли?
Карякина. Поняла, Александра Романовна! Заболел и не доехал. И машина сломалась!
---------
Дуся работала на швейной фабрике. На огромных столах лежали большие рулоны тёмной материи. Под столами всё тоже было завалено тканями, все какого–то мрачного, неопределённого цвета. Цех был довольно тускло освещён. Все женщины работали молча. Одни строчили на машинках, другие раскладывали и разглаживали руками материю на столах. Дуся по лекалам огромными ножницами выкраивала ткань. Здесь шили одежду для заключенных.
Дуся была озабочена только тем, как побороть сон, глаза слипались, она всё время проваливалась куда-то, иногда засыпала на секунду, вздрагивала и продолжала кроить.
Наконец, раздался звук отбоя, смена закончилась, можно было идти в лагерь. Женщины стали одеваться и выходить из здания фабрики. На улице было темно и морозно. Здесь уже их поджидали вохровцы. Прозвучала команда: «Разберись по пять!» Женщины построились, но так как их было девятнадцать человек, то в одной линии оказались только четыре.
Вохровец. Так, в чём дело? Почему в первой шеренге одной нет? Я же сказал, разберись по пять!
Около Дуси стояла Катя, молодая женщина, которая работала в цеху рядом с ней.
Катя. Гражданин начальник, мы никак не можем по пять разобраться, нас всего девятнадцать женщин.
Вохровец. Ничего не знаю, пока по пять не разберётесь, в лагерь не пойдёте!
Женщины начали перестраиваться к дикому удовольствию охранников. Как они не старались и какие комбинации не строили, в одной шеренге всегда одной не хватало. Вохровцы умирали от смеха.
«Развлекаются, сволочи», - тихо сказала Дусе Катя.
Катя. Гражданин начальник, пошли уже, а? Замерзнём ведь!
Вохровец. Ничего не знаю, у меня приказ. Разобраться по пять!
Женщины безмолвно продолжали переходить, меняться местами, и вдруг в этот момент Дуся услышала, что кто-то насвистывает «Застольную» из «Травиаты».
Дуся. Катя, ты ничего не слышишь?
Катя. Нет, а что?
Дуся. Мне кажется, или свистит кто-то?
Катя помотала головой в разные стороны. Катя. Дуся, да ты что? Не видишь? Вон там за нами у столба мужчина стоит. По-моему, это он свистит.
Дуся внимательно всмотрелась и охнула: «Лёня»!
Катя. Режиссёр твой, что ли? Ну, вот видишь, значит, жив, значит, вернулся, а ты плакала! Да ещё вольное хождение получил, раз пришёл.
Вохровец. Ладно, хватит! Надоело, раз не можете по пять разобраться, так пошли!
Колонна тронулась. Дуся шла, не оборачиваясь, на лице её сияла счастливая улыбка. Варпаховский шёл в некотором отдалении от колонны и продолжал напевать застольную. Женщины пришли в лагерь, ворота за ними закрылись, Варпаховский остался снаружи. Он постоял немного, и тоже со счастливой улыбкой и, продолжая насвистывать, удалился.
---------- В кабинет Карякиной заглянула Дуся.
Дуся. Здравствуйте, Варвара Петровна! Можно?
Карякина, Дуся! Заходи, садись. Ну, с освобождением тебя, поздравляю.
Дуся. Спасибо, Варвара Петровна. Десять лет от звонка до звонка.
Карякина. Дальше что? Что делать собираешься?
Дуся. Мне сейчас комнату пообещали, работу какую-нибудь найду. Придумаю что-нибудь…
Карякина. А в Москву, к сыну не поедешь? Дуся. Я без Лёни никуда не поеду, Варвара Петровна. Меня мой сын так давно не видел, что, если я ещё немного задержусь, он простит. К тому же он мою сестру мамой называет.
Карякина. Значит, решила Варпаховского ждать?
Дуся. Да, решила. А вы бы как поступили, Варвара Петровна? Карякина. Я? Такого, как Варпаховский, наверное, ждала бы.
Дуся. Ну, вот видите! Лёне совсем немного осталось, он скоро выйдет, мы поженимся, и будем думать, как нам жить дальше.
-----------
В Магадане, в коммунальной квартире, в небольшой скромной комнате Варпаховский сидел за столом и работал. Он был весь обложен книжками, нотами, своими записями. Дуся крикнула из кухни: «Лёня, заканчивай, будем ужинать!» Варпаховский начал освобождать стол от своих бумаг, книг. В комнату вошла Дуся с кастрюлькой и чайником.
Дуся. Лёня, у нас сегодня на ужин одна картошка пополам и чай, больше ничего нет.
Лёня. Ну, и хорошо! Жизнь прекрасна, Дуняша! Дуся поставила на стол две чашки, две тарелки, положила две вилки и начала делить картошку пополам.
Лёня. Что-то меня не спешат приглашать в Магаданский театр. Как заключенный я мог там работать, а как свободный человек нет. Моё лагерное прошлое их смущает. Даже наши дамы из начальства при всём желании бессильны. Но ты, Дуняша, не волнуйся, я найду что делать.
Дуся. А я и не волнуюсь. Я очень счастлива, Лёня… Права была цыганка…
Лёня. Цыганка?
Дуся. А я тебе не рассказывала? В этапе мне цыганка нагадала, что я тебя встречу. Как ты думаешь, когда мы сможем на материк поехать, в Москву? Сыновей увидеть, родных?
Лёня. Хочется верить, что скоро.
В квартиру позвонили три раза.
Дуся. К нам, кто это так поздно?
Дуся побежала открывать и вернулась с военным в форме НКВД в сопровождении конвоя.
Военный. Гражданин Варпаховский Леонид Викторович?
Варпаховский. Да.
Военный. Вы арестованы!
----------
Дуся сидела в кабинете у следователя НКВД Симановского.
Симановский. У этого вашего Варпаховского десять лет, как в кармане. Вы ему кто? Сожительница?
Дуся. Нет, жена. Мы зарегистрировались недавно. Симановский. Тем более! Как вы могли связать свою жизнь с преступником, контрреволюционером? Дуся. Я того же поля ягода.
Симановский. Вы комнату на каком основании занимаете? Вы работаете?
Дуся. Работаю маникюршей. Гигиенический маникюр на предприятиях делаю. А комнату нам временно от театра дали. Свидание я могу получить? Симановский. Исключено. Идите, Зискина!
Дуся. Я Варпаховская. Передачу можно сделать?
Симановский. Пока идёт следствие нельзя. Идите!
Дуся. Передачу можно сделать?
Симановский недовольно что-то пробурчал про себя и буркнул: «Сделайте!»
-----------
Дуся выскочила из кабинета, сбежала по лестнице, вышла из здания НКВД и быстро пошла по Магадану. Поравнявшись с театром, она столкнулась со своей подругой актрисой Ольгой Сергеевной, та как раз выходила из служебного входа.
Ольга. Дуся! Ну, что? Что о Лёне слышно?
Дуся. Ничего не знаю. Сидит в одиночной камере, здесь в магаданской тюрьме. Меня к нему не пускают. Все упорно меня сожительницей называют, хотя мы женаты. Ничего не могу понять, страшный сон!
Ольга. В чём его обвиняют, не знаешь?
Дуся. Не знаю. Если бы свидание дали… Следователь у Лёни такая сволочь! Правда, передачу разрешил сделать. Оля, ну за что, за что его посадили?
Оля. Знаешь, Дуняша, я ещё два месяца назад от Козина слышала: «А Варпаховского скоро посадят!»
Дуся. От Козина? Ничего не понимаю, бред какой-то. Оля, я себе места не нахожу, особенно по вечерам, хоть вешайся.
Оля. Дуся, а хочешь, я к тебе перееду, пока Лёня не вернулся? Я ведь всё равно одна.
-----------
В следственном изоляторе Магаданской тюрьмы
перед Симановским сидел подследственный Варпаховский.
Симановский. Значит, вы подняли оркестр и сказали, что надо почтить память безвременно погибшего товарища Гербст Софьи Теодоровны. Так?
Варпаховскому. Да, так.
Симановский. Значит, в честь заключенной немки Гербст, повесившейся в лагере в знак протеста, вы подняли оркестр и ещё что-то там сыграли. Я правильно понял? Варпаховский. Да, я поднял оркестр.
Симановский. То есть вы хотите сказать, что вы разделяете её протест? Что вы, к тому же, и весь оркестр привлекли к вашей акции протеста?
Варпаховский. Софья Теодоровна Гербст была прекрасным концертмейстером, нашим коллегой. Я не знаю, какие мотивы толкнули её уйти из жизни, но так принято везде, почтить память коллеги вставанием. Мы репетировали, я дирижировал, когда сообщили о её гибели. Я поднял оркестр, и потом мы продолжили репетицию.
---------
Дуся и Оля жили в маленькой комнате у Варпаховских.
Дуся только что вернулась из тюрьмы, где сделала мужу очередную передачу.
Оля. Дуняша, я мясо достала, можно будет Лёне пирожки с мясом сделать. Когда следующая передача?
Дуся. Через неделю разрешили. Мне его вещи передали постирать.
Она стала доставать из корзины бельё, развернула рубашку, на пол посыпались маленькие шарики, скатанные из газеты.
Дуся. Что это, Оля?
Оля с Дусей стали подбирать и разворачивать скатанные из газетных обрывков шарики.
Оля. Дуся, он тебе письмо написал!
Женщины стали складывать на столе слога, они силились понять, что хотел сказать Варпаховский.
Оля. Ну, это у нас получилось: слово «Дуняша»!
Дуся. «Кто» … Это слово - «мой» …
Оля. «Тель», «за» …
Дуся. «Заместитель»! «Дуняша, кто мой заместитель?»
Он, ревнует, Оля! Оля, он меня ревнует! Я ему отвечу: «Заместитель - Ольга!» и в пирожки засуну.
Первый раз за последнее время Дуся смеялась.
-----------
Варпаховский мерил шагами узкую одиночную камеру, самое страшное в которой было то, что кровать утром прикрепляли к стене, и сидеть можно было только на корточках или на полу. Он ходил по камере и тихо читал стихи Пушкина: То ли дело рюмка рома,
Ночью сон, поутру чай;То ли дело, братцы, дома!..
Ну, пошёл же, погоняй!..
--------------
Дуся постучала в окошко на вахте тюрьмы.
Дуся. Передача Варпаховскому. Дудукин. Давай, только жди.
Дуся села на скамейку перед вахтой. Вскоре Дудукин вышел к Дусе и вернул ей передачу. В корзине всё было верх дном, раздавлено, раскрошено.
Дудукин. В передаче отказано. А тебе завтра велели явиться в прокуратуру к следователю Моргунову в одиннадцатый кабинет.
----------
За столом в одиннадцатом кабинете прокуратуры сидели следователи Моргунов и Симановский. Перед ними на отдельном стульчике, освещённая лампой, направленной ей в лицо, сидела Дуся. Видно, что она готовилась к этой встрече, она подкрасилась, причесалась, была в самом своём лучшем платье. В кабинет вошла секретарша и положила перед Моргуновым дело.
Моргунов открыл его и стал долго его изучать. Каждые тридцать секунд он отрывался от чтения, смотрел на Дусю и укоризненно качал головой. Иногда всё это сопровождалось комментариями вроде «ай-я-яй» или «м-да!» Можно было подумать, что перед ним лежит дело о страшных злодеяниях серийного убийцы. Дуся, привыкшая за свою лагерную жизнь к подобным спектаклям, спокойно смотрела на следователя насмешливыми честными глазами.
Моргунов. За что сидели? Какая статья?
Дуся. Член семьи изменника Родины. ЧСИР. Срок десять лет. Моргунов. Кто такая Ольга? Или это он?
Дуся. Нет, это она. Ольга Сергеевна Захарова – актриса магаданского театра, моя приятельница. Она сейчас у меня живёт. Можете проверить.
Моргунов. Ну, и где эта Ольга Варпаховского замещает?
Дуся. Ах, это! Понимаете, Варпаховский страшно ревнивый, боится, что я ему изменять буду, пока он сидит. Ну, вот он меня и спросил, мол, кто его замещает. Сами знаете…. Ну вот, я ему и ответила, что Ольга. Заместитель – Ольга! То есть, значит, у меня никого нет. Ну, чтобы не ревновал.
Моргунов и Симановский переглянулись.
Дуся. Эх, гражданин следователь, вы, наверное, подумали, что заговор раскрыли? А вот и нет, это просто любовная переписка!
Моргунов уставился на Дусю и стал медленно багроветь, Симановский достал платок и громко высморкался.
Моргунов. Пошла вон отсюда! Чтобы духу твоего здесь не было!
Дуся пулей вылетела из кабинета.
----------
Дуся стояла на магаданском рынке и торговала. Перед ней на прилавке были разложены связанные крючком детские вещи: кофточки, шапочки, пинетки. Дуся. Детские вещички! Не дорого! Всё по пять рублей, комплект – пятнадцать.
По рынку шла Карякина, она увидела Дусю, остановилась. Карякина. Боже мой, Дуся, здравствуй!
Дуся. Здравствуйте, Варвара Петровна.
Карякина. Ну, надо же какая прелесть! Сама связала?
Дуся. Ага, крючком. Карякина. А где нитки достала?
Дуся. Все свои шерстяные вещи распустила, что мне папа посылал.
Карякина. Ну, какая красота. А давай я у тебя куплю - у приятельницы внучка родилась. Почём комплект у тебя?
Дуся. Пятнадцать рублей, Варвара Петровна.
Карякина. Да ты чего? Столько же десяток яиц стоит. Дуся. А дороже вообще не возьмут.
Карякина. Какая красота, дай-ка мне этот комплект, розовенький.
Карякина расплатилась и, понизив голос, быстро заговорила.
Карякина. Следствие по делу Леонида закончили, скоро суд будет, военный трибунал.
Дуся. Какой ещё трибунал?
Карякина. Ну, что ты так испугалась? Ну, подожди, не плачь, что ты сразу плакать начинаешь? А вдруг оправдают?
Дуся. Оправдают? Вы встречали таких, Варвара Петровна?
Карякина. А вдруг? Сейчас время другое. Слава богу, сейчас не тройки, когда приговор зачитали и всё, обжалованию не подлежит. Всё-таки суд, ему говорить дадут, присяжные будут, он даже адвоката может взять. Сорок восьмой год всё-таки. Если передачу будешь делать, то передай Варпаховскому папиросы.
Она достала из сумки пачку папирос, забрала покупку и быстро ушла. Дуся собрала свой товар и пошла по рядам, купила несколько луковиц, морковок и остановилась у прилавка с картошкой.
Дуся. Почём картошка?
Баба подняла на Дусю глаза и остолбенела.
Баба. Мамочки! Виолетта! Это ж ты Виолетту пела! Девчонки, смотрите, Виолетта наша. Бери, бери картошку, просто так бери. Куда тебе высыпать?
--------
Суд был назначен на десять утра. К девяти Дуся уже была в здании суда. Она принесла костюм, чистую рубашку, бабочку и передала всё это для Лёни. Встретиться с ним ей не разрешили. Когда его повели на суд по длинному коридору, она всячески старалась попасться ему на глаза, чтобы он знал, что она рядом. Начался суд. Всё это время, а суд закончился только под утро, она провела в комнате для свидетелей. По делу были вызваны многие, среди них был Валерий Розин. Рядом с Дусей сидела Ольга, вызванная в качестве свидетеля со стороны защиты.
Оля. Дуняша, что ты все время вскакиваешь. Сядь, дай руку, постарайся успокоиться.
Дуся. Что это никого не вызывают?
Оля. Обвинение зачитывают.
Дуся. Тогда это действительно надолго. Мне следователь груду папок показал и сказал: «Видите, что ваш муж натворил!»
В этот момент вызвали Козина. «Свидетель Козин!» Он пошёл в зал и на ходу обратился к Дусе.
Козин. Дусенька! Ну, что ты так нервничаешь? Всё будет хорошо!
Дуся повернулась к Ольге.
Дуся. Пошёл Лёню закапывать. ----------
Суд состоял из судьи, прокурора, защитника, двух заседателей и трёх присяжных из НКВД. В зале суда было много народу, в основном работники прокуратуры и НКВД.
Судья обратился к Козину. Судья. Итак, вы утверждаете, что опера «Травиата» в постановке Варпаховского не является оригинальной работой режиссёра? Козин. Да, этот спектакль точная копия спектакля «Дама с камелиями» контрреволюционера Всеволода Мейерхольда, приговоренного в 1941 году к высшей мере наказания, к расстрелу.
Варпаховский. У меня вопросы к свидетелю.
Судья. Пожалуйста.
Варпаховский. Я работал в театре, когда ставилась «Дама с камелиями». Я бы хотел спросить свидетеля о некоторых эпизодах этого спектакля, и какие актёры ему наиболее запомнились.
Козин. Я не видел этого спектакля.
Варпаховский. А в каком году вы приехали на Колыму?
Козин. В 1946. Варпаховский. «Травиата» последний раз шла на сцене Магаданского театра в 1945 году. Значит и этого спектакля свидетель видеть не мог. Как же можно судить об идентичности этих спектаклей, если Козин не видел ни «Дамы с камелиями», ни «Травиаты»?
---------- Дуся жадно наблюдала, за каждым, кого вызывали в зал суда, и кто выходил оттуда. Она старалась по лицам догадаться, что там происходило. В перырыве к Дусе подошёл Козин.
Козин. Дуся! Всё будет хорошо. Лёшик защищается, как настоящий юрист. Ему даже адвокат не нужен.
Дуся. Скажи, Вадим, что тебе Лёня сделал? Зачем тебе всё это нужно было? Отойди от меня, Вадим, и больше никогда не разговаривай со мной.
-------
В зале продолжался суд. Перед судом стояла Ольга, вызванная защитой. Защитник. Вы видели концерт, поставленный Варпаховским, где рассказ о гибели партизана сопровождался музыкой Моцарта «Лакримоза» в исполнении хора и оркестра?
Ольга. Да, видела. Я не испытала, за всю мою жизнь большего эмоционального потрясения. Это было поистине прекрасно. Люди в зале не могли сдержать слёз.
Прокурор. Вы подруга жены Варпаховского? Ольга. Да, подруга. Но я ещё и актриса, много лет прослужившая в Магаданском театре, и имею представление, что есть подлинное и талантливое в искусстве.
-------
В комнате свидетелей из угла в угол ходила Дуся. Она бросилась к Ольге, вышедшей из зала суда.
Ольга. Лёня очень хорошо держится. Он так блестяще говорит, так всё хорошо аргументирует. По-моему, им всем самим интересно его слушать.
------
Перед судом стояла следующий свидетель – дама средних лет, заведующая в Магадане парткабинетом политотдела, некто Волкова.
Волкова. «Лакримоза» Моцарта как музыка не представляет никакой культурной ценности. Это старый религиозный хлам, и я не понимаю, как он может быть использован в рассказе, где речь идет о смерти советского партизана, погибшего от рук фашистов.
Варпаховский. Вы были на концерте? Волкова. Должна ли я отвечать врагу советской власти?
Судья. Да, согласно установленным порядкам в суде, вы обязаны отвечать.
Волкова. На концерте я не была.
Варпаховский. А где вы слышали «Лакримозу» Моцарта?
Волкова. Музыку я не слышала, но я видела ноты. Варпаховский. Какое у вас музыкальное образование?
Волкова. Домашнее. Я умею играть на пианино.
Варпаховский. Вы можете прочесть оркестровую партитуру «Реквиема»? Волкова. А причём здесь «Реквием»?
Варпаховский. У меня нет больше вопросов к свидетелю.
Лакримоза самая короткая и самая трагическая часть «Реквиема», бессмертного шедевра Моцарта. Это наивысшее выражение скорби и горя, не случайно «Лакримоза» звучала на похоронах Кирова. Разрешите привести суду высказывания выдающихся деятелей культуры и искусства об этом произведении.
--------
В перерыве Ольга тащила Дусю поесть.
Ольга. Дуся, пойдём, домой сбегаем, хоть чай попьём. Перерыв на час объявили,
Дуся. Не трогай меня, Оля! Никуда я не пойду!
----------
Прокурор задавал вопросы Козину.
Прокурор. На следствии вы показали, что слышали, как Варпаховский говорил: «Если бы в Америке напечатать всё, что происходит на Колыме…» Кому он это говорил?
Козин. Мне и ещё одному человеку.
Прокурор. Кто этот человек?
Козин. Он умер.
Защитник. Интересно выходит у Козина: или свидетели умирают, или он сам ничего не видел и ничего не знает.
Прокурор. Вы утверждаете, что Варпаховский использовал в концерте номер, порочащий советскую колхозную деревню?
Козин. Да, я считаю, что танец, где мужчина переодет женщиной, а женщина переодета мужчиной является насмешкой над советским колхозно-крестьянским строем.
Варпаховский. Прошу слова. Я не являюсь автором этого танца. Это старинный народный танец, так называемый русский лубок. Я думаю, что Вадим Козин в силу своих определённых наклонностей не может видеть мужчину, переодетого женщиной, а женщину мужчиной, но, уважаемый суд, я ведь работаю не на людей с сексуальными отклонениями, а на другую, более многочисленную часть зрителей.
--------
Поздней ночью, после двух часов судебного совещания, Дуся с Ольгой в комнате свидетелей ждали оглашения приговора. Наконец, из зала суда стали выходить люди. Слышалось: «Всё это какая-то грязная, театральная интрига», «Как интересно выступал Варпаховский!»,
«А вы его спектакли видели?»
Дуся бросилась к следователю Симановскому.
Симановский. Вашего мужа оправдали.
Дуся. Он сейчас выйдет?
Симановский. Нет, его в тюрьму повели, есть кое-какие формальности, но вы идите домой, и ждите мужа там.
Ольга. Дуняша, я к себе пойду, вы уж без меня сегодня.
Дуся. Спасибо, Оленька!
--------
Варпаховскому в камеру просунули пайку хлеба. Варпаховский. Нет, нет, не надо, я скоро домой пойду.
Конвоир. Бери, бери, пригодится.
А в своей комнате перед накрытым столом Дуся так и просидела до утра.
----------
Перед следователем Моргуновым стоял Варпаховский.
Моргунов. Ну, и что, что оправдали? НКВД несогласно с решением военного трибунала. Ты что же, Варпаховский, не понимаешь, что ты отсюда не выйдешь? Тебя военный трибунал оправдал. Мы запрос в Хабаровск пошлём. Хабаровск оправдает, мы в Москву пошлём, Москва оправдает, мы новое дело начнём. Понял, Варпаховский? Никогда ты отсюда не выйдешь. Уведите! Да, а сожительница твоя сказала, что с открытием навигации, она на материк уедет.
---------
Конвоир, позвякивая ключами по металлической бляхе, повёл Варпаховского по длинному коридору в камеру. И уже почти закрывая за ним дверь, тихо сказал: «Никуда твоя Дуняша не уедет. Она тебя не бросит».
---------
В кабинете судьи Щербака сидела Дуся. Дуся. Он шесть месяцев до суда в одиночке просидел и уже почти два месяца после. Вы же его оправдали!
Щербак. Выйдет он, ничего они не сделают, но крови изрядно попьют. Он в ведении трибунала сейчас и НКВД не подчиняется. Но они запрос в Хабаровск послали. Не волнуйтесь, Хабаровск подтвердит, вот увидите. Вы передачу мужу сделайте, и свидание я вам получить помогу. Я скоро в Москву улетаю на повышение квалификации, но, если его до того времени освободят, пусть заглянет поболтать. Такой человек интересный! ---------
Кто не жил в Магадане, тот не знает, что иногда зимой метёт так, что невозможно устоять на ногах, холод сковывает, ресницы, волосы моментально покрываются льдом. Дуся несла корзину с передачей к тюрьме, но буквально через квартал, она уже не могла удержаться на ногах. Она падала, поднималась, делала несколько шагов, снова падала, ползла, снова поднималась и так добралась до тюрьмы. Она постучала в окошко вахты.
Дуся. Докукин, здравствуй, у меня разрешение на передачу и на свидание. Докукин. Сейчас проверим. Нет, нету! Нет тебя в списках. Дуся. Как нет? Должно быть. Звони начальству! Докукин. Ты, что, сдурела? Не буду я никому звонить.
Дуся. Тогда звони сменщику. Может разрешение у него, а он забыл его оставить.
Докукин. У нас в общежитии нет телефона. Дуся. Тогда иди к нему туда, в общежитие. Вон оно за углом, недалеко.
Докукин. Ты вообще, нормальная? Как я вахту оставлю? Иди домой! Дуся. Никуда я не пойду! Вот сяду здесь и буду сидеть, пока мужа не увижу.
Докукин. Вот стерва! Иди домой! Я кому сказал, иди отсюда, занесёт ведь. Ну, я тебя по-человечески прошу, иди домой!
Дуся продолжала упорно сидеть, и её действительно стало заносить снегом. Докукин не выдержал и выскочил наружу. Докукин. Твою мать, да, что же это такое! Чтоб тебя черти съели!
И он побежал к общежитию. Дуся продолжала сидеть. Докукин бежал обратно. Докукин. Есть тебе свидание. У сменщика было. Ну, и баба!
----------
Вечером в кабинет следователю Симановскому принесли чай.
Симановский. Приведите ко мне Варпаховского на допрос. Он стал пить чай, закурил. Привели Варпаховского.
Симановский. Оставьте нас.
Конвоир вышел. Симановский запер дверь.
Симановский. Садитесь, Варпаховский. Чай будете? Вы курите? Я вообще-то «Беломор – канал» курю. Будете?
Варпаховский. Буду, спасибо.
Симановский. Я ваше выступление на суде вспоминаю. Каких же интересных людей вы встречали. Это же теперь самый цвет! С Ильинским были знакомы, с Гариным. А с Консовским были знакомы?
Варпаховский. С Алексеем Консовским? Был.
Симановский. Ой, сейчас фильм вышел «Золушка». Он там принца играет. Мои дочки влюбились. Пять раз смотрели. Пейте чай, Леонид, пейте. Если я завтра ночью вас опять на допрос вызову, вы мне про театр расскажете? Или вы спать хотите?
Варпаховский. Нет, не хочу. Лучше про театр поговорим.
Симановский. Сейчас вот тоже хорошую картину в Магадане показывают. Ну, такая картина! «Подвиг разведчика». Вы, конечно, не видели. Давайте, я вам расскажу. Вы курите, не стесняйтесь.
Варпаховский с улыбкой слушал Симановского, который с увлечением пересказывал ему фильм.
Симановский. Ну, вот немцы выпивают с нашим разведчиком и тост говорят: «За победу!», а наш разведчик, знаете, на них так хитро смотрит и многозначительно отвечает: «За НАШУ победу!» Мол, чёрта с два, не вы войну выиграете, а мы – русские! Ну, понимаете, не будет же он с немцами за их победу пить! А фашисты, дураки, так до конца и не поняли, что он наш советский разведчик.
Знаете, Леонид, наш с вами «допрос» немного затянулся. Давайте до завтра.
Он открыл дверь и приказал конвоиру: «Увести!»
-----------
Дуся сидела дома и вязала крючком детскую кофточку, когда из театра пришла Ольга.
Дуся. Оля, чай будешь пить? Ты чего такая мрачная? Что-нибудь в театре?
Ольга. Да, нет… Дуся, ты должна взять себя в руки.
Дуся. Что случилось? Это касается Лёни? Оля! Ну, говори же!
Ольга. Дуняша! Ходят какие-то слухи, что дело Лёни послали на пересмотр.
Дуся завыла, с ней начиналась истерика.
Ольга. Дуняша! Родная! Не надо! Ну, ты же сильная!
В этот момент в квартиру три раза позвонили. Дуся рванула в прихожую и открыла дверь: «Лёня!»
На пороге стоял обритый Варпаховский.
Варпаховский. Отпустили.
Ольга начала быстро одеваться. Ольга. Здравствуй, Лёня. Дуся, я побежала. Вам теперь не до меня!
Она быстро вышла из квартиры. Дуся. Греть воду? Ты сначала мыться будешь или накормить тебя?
Варпаховский. Сначала, наверное, мыться. Потом есть. Мне столько надо рассказать тебе. Да, Дуняша, ты случайно не знаешь в «Горняке» ещё идёт «Подвиг разведчика»?
--------------
Варпаховский и Дуся сидели в тёмном кинозале, а на экране шёл эпизод: «За победу!» - провозгласили фашисты, а артист Кадочников многозначительно произнёс: «За НАШУ победу!»
Из освещённого кинотеатра «Горняк» после сеанса выходили зрители. Огромная афиша «Подвиг разведчика» красовалась на фасаде здания. Варпаховские вышли из кинотеатра, Дуся взяла Лёню под руку, и они пошли домой.
Варпаховский. Знаешь, Дуняша, мне фильм совсем не понравился. Симановский гораздо интереснее рассказывал.
Дуся рассмеялась.
Дуся. Лёня, мы, наверное, с тобой не скоро в Москву вернёмся?
Варпаховский. Наверное, нет. Ты же видишь, кто на материк уезжает, обычно обратно возвращается. Нет, Дуняша, четвертого ареста я уже не переживу. Кстати, что Зина пишет?
Дуся. Живут всё в том же доме, в Останкино. Гриша учится, она работает. Отец, конечно, постарел, а так всё ничего.
Варпаховский. А Иру с парнями надо сюда забирать. Она в Москве совсем, наверное, замучилась одна. Я вообще не понимаю, на что они живут. Ты не волнуйся, я узнавал, я могу в Усть-Омчуге работать.
Дуся. В Усть-Омчуге? Но там же нет театра, нет артистов.
Варпаховский. Есть Дом культуры, есть самодеятельность. И от Магадана недалеко.
Дуся. Лёня смотри, Симановский идёт.
По другой стороне улицы навстречу Варпаховским шёл следователь Симановский. Лёня с Дусей не могли подойти к нему, так как с двух сторон мостовой были навалены кучи снега, но Симановский сам их увидел и расплылся в доброжелательной улыбке.
-----------
К причалу Нагаевской бухты подходил пароход «Северная Двина». Вся пристань была оцеплена охраной, встречать прибывших пассажиров пропускали только по специальным разрешениям. Ничего не поделаешь, Магадан! Закрытая зона!
На палубе парохода стояла Ирина и два подростка Федя и Андрей. Ира не успела глазом моргнуть, как Федя перепрыгнул через борт и очутился на пристани. «Чей ребёнок? Чей ребёнок?» закричали на берегу. Ирина жадно всматривалась в толпу встречающих и не видела брата.
Ирина. Нет его, я его не вижу. Господи, его, наверное, снова посадили.
Андрей. Мама, мама, а вон дядька какой-то к пароходу пробирается. В шляпе и в бабочке! Это не дядя Лёня?
Варпаховский подошёл к борту. Ирина внимательно посмотрела на него.
Ира. Лёня?
Варпаховский. Ира?
Он показал на Андрея.
Варпаховский. Это кто?
Ира. Андрей.
Варпаховский. А где Федя?
Ира. А Федя стоит рядом с тобой.
Варпаховский обернулся и увидел сына. Он протянул ему руку. Варпаховский. Я слышал, вы увлекаетесь физикой? Возможно, я имею дело с будущим Эдисоном?
Четырнадцатилетний Фёдор не растерялся, он протянул отцу руку и сказал.
Федя. А я слышал, вы увлекаетесь театром? Возможно, я имею дело с будущим Немировичем?
И они пожали друг другу руки.
---------
Дома их уже ждал накрытый стол. Дуся постаралась, как могла, напекла, наготовила, сделала котлеты. Вся кампания ввалилась в дом, внесли вещи. Мальчики с восторгом смотрели на накрытый стол. Андрей толкал Федю в бок и шептал. Андрей. Фёдор, смотри котлеты!
Дуся. Ну, здравствуйте! Давайте знакомиться! Варпаховский. Да! Это моя жена Дуся. Дуняша, это Андрей, это Федя. Это моя сестра Ирина.
В этот момент заплакал ребёнок. Дуся нырнула за занавеску и вышла с трёхмесячной девочкой. Дуся. Федя, а это твоя сестра. Анюта.
Федя посмотрел на Андрея.
Андрей. А я знал, а я знал! Мы с мамой знали! Федя подошёл и ткнул пальцем в розовую пятку сестры.
------------
Незаметно пролетели четыре года. За это время Федя и Андрей закончили на Колыме школу и уехали в Москву поступать в университет. Ирина ещё какое-то время оставалась в Магадане, чтобы зарабатывать и помогать мальчикам в Москве. Варпаховский работал за триста пятьдесят километров от Магадана в Доме Культуры Усть-Омчуга с самодеятельными артистами.
В этот день 5 марта 1953 года Варпаховский стремительно вышел из Дома Культуры и направился домой. Личностью в Усть-Омчуге он был популярной. Посёлок был маленький и все, наверняка, видели его постановки. Он шёл очень быстро и торопливо отвечал на приветствия прохожих:
«Здравствуйте, Варпаховский! – Здравствуйте!»
«Добрый день, Леонид Викторович! – Добрый день!»
«Здравствуйте Леонид!»- Здравствуйте!»
-------------
Дома Дуся занималась со своей четырёхлетней дочерью, когда вернулся Варпаховский.
Дуся. Так, это что же ты нарисовала? Эта маленькая девочка - кто?
Аня. Анюта!
Дуся. Это?
Аня. Мама! Дуся. А это кто с такой большой бабочкой на шее?
Аня. Это папа!
Дуся. А вот и папа пришёл. Ты что так рано сегодня?
Варпаховский. Дуся! Он умер!
Дуся. Нет, Лёня! Только что бюллетень о состоянии здоровья товарища Сталина передавали.
Лёня. Он умер! Всё утро по радио музыка траурная звучит и Шестая симфония Чайковского. Скоро объявят, вот увидишь! Собирай Анюту, складывай чемоданы. Поехали на Материк, Дуняша! Закончилось это время!
----------
То время действительно закончилось. Началось новое. Время создания спектаклей, работы с выдающимися актёрами. В жизнь Варпаховского вошли интересные талантливые люди эпохи. Он ставил в театрах Тбилиси, Киева, Ленинграда, Москвы. Имя Леонида Варпаховского украшало афиши Театра им. Ермоловой, Моссовета, Малого театра, Вахтанговского, МХАТа, Театра им.Станиславского. «Дни Турбиных», «Мораль пани Дульской», «На дне», «Давным-давно», «Шестое июля», «Маскарад», «Волки и овцы», «Странная миссис Сэвидж», «Бешеные деньги», «Оптимистическая трагедия», «Деревья умирают стоя», «Палата», «Продавец дождя» … (Все афиши спектаклей Варпаховского сохранились и находятся в Бахрушинском музее).
----------
Москва 1976 год. Дуся Зискин, которой в тот год исполнилось 65 лет, и молодая журналистка перебирали семейные фотографии, во множестве разложенные на столе.
Дуся. А это вот незадолго до смерти. Лёня на репетиции спектакля «На полпути к вершине» в театре Моссовета. Он так и не успел его выпустить. Кажется, только закончил застольные репетиции. Он даже надписал: Дусе от П.С.Г.
Журналистка. П.С.Г.?
Дуся. Он себя так называл. Простой Советский Гений. П.С.Г. В шутку, конечно.
Журналистка. Простите за нескромный вопрос. А почему вас все зовут Дуся? Ведь ваше имя Ида. Так вас стали звать в лагере?
Дуся. Нет. Вообще - то, я не Ида, а Идис, но, когда я родилась, я была такой смешной и толстой, что все как-то сразу стали называть меня Идуся, потом «И» отпало, и я стала Дуся. А Лёня называл меня Дуняша.
Журналистка. Вы после «Травиаты» больше не пели?
Дуся. Нет! Я думала только о том, чтобы Лёня состоялся, рядом с ним моя карьера меня не интересовала.
Журналистка. Он часто вспоминал Колымский период?
Дуся. Да, нет, пожалуй. Некогда было. Он очень много работал, торопился, всю жизнь пытался наверстать упущенное. Ведь в общей сложности он провёл в ссылке и на Колыме семнадцать лет. Нет, он мало говорил о том времени. Правда, последнее время жаловался, что стал видеть лагерь во сне.
Журналистка. А вы часто вспоминаете ужасы того времени?
Дуся. Я? Часто вспоминаю, несмотря ни на что это были лучшие годы моей жизни. Правда. Вот если бы мне сейчас сказали, что нужно опять пройти всё это, но я снова встречу Лёню и снова у нас будет «Травиата», и вообще всё, что у нас было, я не задумалась бы ни на секунду. Колыма, Колыма – чудная планета, двенадцать месяцев зима, а остальное лето…
--------------
И снова мы видим бесконечные заснеженные сопки, Нагаевскую бухту, прекрасные и суровые пейзажи северного края и слышим знаменитую кантилену из бессмертной оперы Верди «Травиата».
2008 – 2010 гг.
Комментарии
Спасибо!
Дорогая Аннушка ! Огромное спасибо за такую память о твоём папе! И о тех , кто помог выжить ему в этом аду !!! Прочёл на одном вдохе . Прекрасная литература ! Сколько вложено слёз! Люди должны об этом знать! Низкий Тебе поклон ! Преданный тебе Борис Казинец . Спасибо журналу " Чайка " за публикацю --- это открытие .
Колыма киносценарий Анны Варпаховской 2-ая часть
Читаю и думаю, каким мастерством нужно обладать, чтобы передать через краткий диалог атмосферу давящего нагнетания страха и издевательства над людьми.Чтобы воплотить стойкость и достоинство личности, когда её растаптывают нелюди.Когда человек - с умом,образованием, талантом оказывается во власти тупой железно сжимающей жестокости. И сама эта жестокость исходит из абсурдных обвинений, и от них не защититься...Мне кажется, это главное достоинство написанного актрисой Анной Варпаховской сценария. Тут почти нет описаний. Есть краткие фразы участников горестного сюжета, и из них видно, что происходило с людьми. Видно, почему "полстраны сидит, полстраны стучит".Для меня лично ударом было предъявленное как неоспоримый факт поведение также осужденного Вадима Козина. Что вынудило одареннейшего артиста стать доносчиком? Более того, способствовать тому, чтобы на Леонида Варпаховского "шилось" новое дело?Сиситема уродовала людей? Режим калечил души? В каждом в условиях террора проявлялось худшее и лучшее, что заложено в человеке. И это стало темой сценария, основанном на чудовищном прошлом страны, откуда мы родом. Возможно, в нынешние дни более, чем еще недавно, этот сценарий вызывает ассоциации с прошлым, казалось бы, немыслимо, чтобы оно повторилось. Но аналогия становится все более очевидной. Огромная людская масса также верит в Путина, как когда-то верила Сталину. Сценарий, посвященный трагическому пережитому прошлому, судьбам репрессированных отца автора- режиссера Леонида Варпаховского и матери
- певицы Иды Зискиной должен быть воплощен в фильм!Всей душой желаю, чтобы это произошло.
Добавить комментарий