Проза

Может, секрет долголетия кроется именно в том, что тебя где-то ждут и ты обязан встать и идти туда, где ждут, превозмогая боли и всякую дребедень, связанную с возрастом. Ты должен, и все тут. Помнишь, как было в нашей прошлой жизни? Из носа чуть потекло, и ты, уже смертельно больной, вызываешь домой доктора, а тот выписывает больничный на всю неделю. Красота! Здесь же – насморк-шмасморк, но ты бежишь не к врачу, а на работу, потому что лучше умереть, чем свою работу потерять. А когда ты уже пенсионер, так что, можно до обеда валяться в кровати? А тут две старушки-подружки договариваются встречаться каждое утро под большим фонарем на нашем паркинге. Каждая думает: как же я не выйду, если меня ждут? Как ты думаешь, Сема, я прав?...

Она съехала с трассы на сельскую дорогу, переехала через мост. До ближнего селения было метров пятьсот. Старинные, сложенные из камня дома, темнели цветом камня впереди. А слева поле, вернее, луг, и на нем паслись коровы. Припарковала машину, съехав на обочину, и подошла к изгороди. Чисто символическая изгородь, но все-таки разделяет дорогу и сам луг редкими столбиками с натяжкой двух линий проволоки, вверху и внизу. Переступила через нижнюю, согнулась - и вот уже она на зеленом лугу. В раю вроде очутилась. Солнце светит, ветра нет, травка зеленеет. И коровы удивленно смотрят на нее, жуя свою «жвачку», - траву...

Петров смотрел в окно. Около его дерева у подъезда опять фотографировалась какая-то парочка. Уже третья за прошедший час. «Ненавижу! - подумал Петров. - Все вытоптали, сволочи!» И оба растущих рядом с деревом куста, и цветочную клумбу – все было посажено соседкой сверху. Петров открыл окно и рявкнул: - А ну пошли отсюда! Молодой парень, наводивший на девушку телефон, вздрогнул и чуть не выронил аппарат. Девушка испуганно оглянулась. Лицо у нее было совсем детским. Рот открылся, она захлопала глазами...

Такой точкой стал орден Александра. Устремив на него взгляд, Борис Николаевич с ордена и начал речь: "Орден – это…". И замолчал, не найдя подходящего продолжения. После паузы повторил: "Орден – это…", и опять умолк. Молчание стало напрягать. Зал с интересом наблюдал за развитием событий. Гомон приутих, зависла тишина зрительского ожидания. И когда в третий раз Ельцин произнес: "Орден – это…", Александр рыцарски пришел на помощь. Глядя на Бориса Николаевича, он продолжил сказанное: "…не х… собачий". В глазах Ельцина промелькнуло понимание и одобрение...

Как-то разговорились с близкой мне по духу приятельницей о проблеме советских немцев в период их депортации из Поволжья и других регионов в Казахстан, в дальние районы Сибири, в Среднюю Азию. Оказалось, что у родителей Эммы были друзья-немцы, можно сказать, закадычные. Все жили в Москве. Отцы семейств – коллеги. Эмма ещё девочкой к ним часто ходила в гости и хорошо помнила начало войны и серьёзные тревоги в семье Ланге. Рассказала и забавную историю, которая выглядела солнечным зайчиком на том мрачном, тревожном фоне. Я дерзнула позаимствовать сюжет...

Мэтт принял вызов в аэропорт Ньюарка без четверти десять вечера. Компьютерный экран, укреплённый на передней панели его Таун Кара справа от руля, высвечивал три заказа: от здания MetLife в Хобокен, от небоскреба на углу 5-й авеню и 51-й стрит в ближний Лонг-Айленд и из Ньюарка в Принстон, подобрав заказчика, прибывающего рейсом Юнайтед Эйрлайнс из Сан-Франциско. Мэтт сразу же отверг вариант Хобокена как слишком короткий и невыгодный.

Я безответно любила музыку и лет пять добровольно и безуспешно насиловала фортепиано. Моя учительница музыки, которая нуждалась в учениках, а вернее в деньгах, бывшая дворянка, уверяла меня, что у меня есть чувство ритма. Я же надеялась, что от упражнений мой слух разовьётся. Но увы! Как только подросла, занятие музыкой забросила, и от пианино мы избавились...