Виталий Бернштейн

Бернштейн Виталий Александрович (1931, Оренбург). Окончил медицинский институт и заочно университет по специальности журналистика. Доктор медицинских наук, профессор, заведовал кафедрой физиологии человека. Эмигрировал в США в 1979; работал врачом. Автор пяти книг прозы и поэзии. Печатается в русскоязычных журналах в США и России. Последние 10 лет в журнале "Чайка" публикуются его рассказы, повести, литературные эссе, поэтические произведения. Член Союза писателей Москвы.

Продолжение. Начало в N17 [172].

— Да погоди ты все про своего Миколу, — перебила Фросю мать. — Настенька, запамятовала я — а потом Степка этот от тебя отстал?

— До дому провожать я ему больше не велела. А в школе на переменках он все возле меня держался. В армию когда брали, просил, чтобы ждала его. Мол, вернется и посватается. Только нравился он мне не очень. Да и знала я: батя никогда согласия не даст. Ведь Степка — даром что дед у него дьяконом был — все в комсомолии крутился.

Вот послушай, сынок, давнюю историю. Она со мной приключилась, поэтому никаких измышлений — только то, что сам видел и слышал. Почти семьдесят лет прошло, а помню, будто вчера это было.

Бернштейн Виталий Александрович (1931, Оренбург). Окончил медицинский институт и заочно университет по специальности журналистика. Доктор медицинских наук, профессор, заведовал кафедрой физиологии человека. С 1979 г. в США; работал врачом. Автор двух книг — прозы и поэзии. Печатается в русскоязычных журналах в США и в России. В журнале “Чайка” публиковались его рассказы “Рейс 416”, “Рыжий кот”, “Неоконченное письмо”. Член Союза писателей Москвы. В его новую стихотворную подборку вошли разные стихотворения — серьезные и не очень.

Поэту

1.

Снаружи — за стеклянной, от пола до потолка, стеной аэропорта — висели в небе мохнатые тучи. Между ними, заходя на посадку, осторожно протискивался брюхастый самолет. Кое-где на асфальте желтели мокрые листья. Конец сентября, лето во Франкфурте, видимо, уже кончилось.

А в Тель-Авиве, откуда час назад прилетел Борис, еще стояла душная жара, воздух был пропитан пылью и мелким песком. “Хамсин” — так, вроде бы, называют эту погоду аборигены. На Ромке Гельмане, который

      Привет, Майки. Обращаясь к тебе, использую свое имя. Почему — поймешь дальше. Оставшиеся дни решил посвятить этому письму. Поверь, оно очень важно для тебя. Чтобы ты не повторил моих ошибок. Никогда не писал таких длинных писем — даже не знаю, как и начать... Извини, если рассказ мой получится сбивчивым. Но все равно ты должен дочитать до конца. Обещаешь, Майки?