25 августа 2017 года 100 лет со дня рождения Юлии Добровольской. Как по-итальянски «солнечность»?

Опубликовано: 25 августа 2017 г.
Рубрики:

Спросить, как перевести на итальянский слово «солнечность», – мне теперь некого. Serenita' – значит, скорее, "безоблачность", "умиротворение".  А есть ли в итальянском  точный аналог этому слову?   Юлия Абрамовна ответила бы мне исчерпывающе, она была прирожденным переводчиком, интерпретатором, толкователем, перевела много художественных и искусствоведческих книг с итальянского, создала специальный итальянско-русский словарь для переводчиков. И это одно из моих первоначальных удивлений при знакомстве с ней. 

Эта обворожительная женщина, которая в 65 лет, оказавшись в Италии, пленяла итальянских мужчин (про женщин не говорю), сравнивала себя с летописцем Пименом. Она месяцами работала за столом над словарями. Итальянско-русский, русско-итальянский, словари для переводчиков, а сколько учебников она создала – как для русских, изучающих итальянский (как тут не вспомнить ее бессмертный «Краткий курс...»!), так и для итальянцев, думающих сладить  с русским... 

Могу сказать со знанием дела: ее учебнику «Il Russo per Italiani» не было цены. Он принципиально отличался от так называемых «учебных пособий», это была энциклопедия русской жизни, истории и литературы, написанная живо и интересно. 

Отыскав этот учебник на полках магазина Фельтринелли (было сие году в 1993-1994-м), я уже не выпускала его из рук, понимая, что с его автором мы одной группы крови. Учебник русского языка да еще книга мемуаров Лили Брик (как запомнилась ее красная обложка с портретом Лили!), выпущенных за 10 лет до того, как они появились в России, переведенных и отредактированных тою же тогда еще незнаемой мной Юлией Добровольской, послужили толчком к началу поисков. 

Не была я уверена, что Юлия Добровольская жива, что живет в Италии... Но оказалось, что не только жива, но и в пределах досягаемости. Так что в последующие годы мы с мужем смогли ее навещать в рождественские каникулы.

А начала я эти заметки со слова «солнечность» не случайно. Именно такое поле исходило от Юлии Абрамовны. Солнечные лучи, лучистая энергия, которой она заряжала, сама того не ведая. Наверное, все ее друзья проверили это на себе. Я испытала воздействие этой солнечности вблизи и на расстоянии, когда она по телефону, как по проводам, передавала мне свои заряжающие и целительные световые лучи.

Узнав ее, нельзя было ею не восхититься. – Юлия Абрамовна, - были мои первые вопросы, - почему в России о вас не знают? Ведь вот итальянцы сумели вас оценить! Дважды награждали премиями по культуре, Марчелло Вентури написал о вас книгу... - Я, Ирочка, не люблю высовываться. Всегда сидела тихо. Голоса не подавала, делала свое дело. 

Как хорошо, что тогда, в 1997, я написала к 80-летию ЮА статью «Юность почтенного возраста», которую опубликовало издание с миллионными тиражами «Общая газета», как здорово, что журнал ЧАЙКА стал печатать ее мемуары и рассказы, мои интервью с нею, - сама бы она никому ничего предлагать не стала. 

Нужно сказать, что в конце 1990-х, еще только начав печататься в России, я посылала отрывки из воспоминаний ЮА толстым журналам – никто не отозвался. Тогда она была абсолютно неизвестна на родине. На ней оправдалась горько-ироничная присказка Корнея Чуковского: «В России нужно жить долго». 

В конце жизни к нашей Ю (так называли ее в семье Клаудии Дзонгетти, ее ученицы, так стала называть ее и я), пришло признание. 

У нее брали интервью на радио «Свобода» и на «Эхе Москвы» (специально приезжала Майя Пешкова), о ней был сделан документальный фильм, с родины к ней зачастили гости.  Была издана и переиздана книга ее мемуаров «Постскриптум» (во втором издании "Жизнь спустя").

Об одной гостье она рассказывала со смехом: - Представляешь, Ирочка, она прочитала в интервью в ЧАЙКЕ, что директору Ла Скалы Антонио Гирингелли нравилась Фурцева. И решила сделать фильм «о любви» итальянца к русской женщине-министру. Какие только глупости не приходят людям в голову! Мне пришлось ее долго отговаривать...». 

 

Вообще в конце жизни у ЮА связались многие оборвавшиеся в юности нити. Помню такой рассказ. О Юлии Абрамовне в нашем журнале прочитала женщина, которая видела Добровольскую всего один раз - в детстве. Дело было в Крыму. Проездом в их домике остановилась группа из Москвы, среди прочих была очаровательная женщина, преподавательница итальянского. Уж не знаю, что такого сумела она сказать и рассказать девочке за короткий вечер, но у той зародилась мечта: овладеть итальянским. Эта цель вела ее в жизни, помогла успешной карьере. В своем письме она благодарила за это ЮА. 

Или такой случай. Опять же через ЧАЙКУ с Юлией Абрамовной списалась дочь друга юности, Мирона Тетельбаума. Именно из-за него, обвиненного в конце 1930-х в сокрытии правды об отце - «враге народа», юная студентка ЛГУ бросилась в бой на комсомольском собрании. И отстояла друга. Мирона из института не выгнали. Юноша был в Юлю влюблен, но - безнадежно, уехал в Сибирь, жил в Дивногорске, там учительствовал, женился, родились дети. Обо всем этом писала дочь, Анна Прокопенкова, жаль, что ее отца к тому времени уже не было в живых. 

Я обратила внимание на то, что в письмах (они шли через меня) Мирон Тетельбаум назывался Михаилом. Сама Юлия Абрамовна при рождении тоже имела другое имя. Она звалась Юдифь Бриль. Очень еврейское имя, означающее на древнееврейском «Хвала Иегове», она поменяла на легкое и приятное для русского уха имя Юлия, что на латыни обозначает «из рода Юлиев». Имя царское. Но не тем, мне кажется, оно ее привлекло. 

Юлия Абрамовна всю жизнь была интернационалисткой, всю жизнь ее окружали люди всех национальностей и вер. Мама у нее преподавала английсский язык. Юлия Абрамовна прекрасно знала немецкий, французский, испанский и итальянский и общалась с носителями этих языков. Она была открыта для всех, своего еврейства никогда не скрывала, но и не выдвигала на первый план. Всю жизнь была безбожницей, и изображение Владимирской Божьей матери, которое висело у нее в комнате, говорило не о приверженности православию, а исключительно о любви к русской культуре.

До конца жизни оставшись безбожницей, некоторые свои взгляды она кардинально поменяла. Была коммунисткой (в Москве преподавала в идеологических вузах в МГИМО, ИНЯЗе), но в коммунизме разочаровалась окончательно и бесповоротно. Терпеть не могла ни российских, ни итальянских «коммуняк», на последних постоянно жаловалась, они засели во всех итальянских университетах и правили бал на кафедрах славистики. 

Пересмотрела ЮА и свой взгляд на Гражданскую войну в Испании, в которой ей довелось участвовать как переводчице и из-за которой, как и многие  оставшиеся в живых «добровольцы», она очутилась в Ховринском лагере под Москвой. 

Про Испанию своей молодости она говорила как о земле, где левые убивали священников, грабили население и разрушали храмы. Сталин, по ее словам, хотел сделать эту землю своим сателлитом. Светлым пятном в ее воспоминаниях был народный партизан, типа нашего Чапаева, - Кампесино. У меня хранится много записей ее рассказов о нем, но в «Постскриптуме» Юлия Абрамовна сама рассказала об этом симпатичном герое, чья жизнь напоминала античную пьесу, скорее трагедию, но со счастливым концом: жена опознала его по родимому пятну. 

Была ЮА всегда демократкой, недаром так понравилась ей Америка, которую она посетила сразу после своей эмиграции в Италию. И меня она на Америку «настраивала», видя, как я боюсь «страны Желтого дьявола»: «Вот увидишь: тебе там будет хорошо, сможешь жить как тебе хочется». 

И вот любопытно, что, будучи демократкой, дочкой лесника («Я, Ирочка, всегда любила деревья, я папина дочка»), Юлия Абрамовна выглядела необыкновенно аристократично. Особенно меня умиляет ее фотография с Марчелло Вентури. Он, сделавший себя сам, сын машиниста, ставший большим писателем, и она, дочка лесника-еврея, ставшая профессором и высокого класса переводчиком, - они смотрятся как две королевские особы ни больше, ни меньше.  И это при том, что никогда она не пыжилась, не стремилась сделать из себя особу королевских кровей. Что у нее было – природная стать и изящество, благородство речи, осанки, движений. Все это она сохранила до самых поздних своих дней. 

Чуткость - вот чувство, которое было ей присуще. Понимала наша ЮА, когда нужно помочь, броситься на помощь.  Я уже писала, как она спасала меня  своими звонками в тяжелое для моей семьи время. Было и другое. ЮА видела, что я страдаю в отсутствии дела. В первые два года жизни в Италии у меня был только один постоянный частный урок (русского языка), это потом уже все двери лингвистических школ нашего городка передо мной открылись, кто-то из "наших" освободил место. А вначале... И вот ЮА надумала меня занять. Поручила подготовить Хрестоматию по русской литературе для итальянцев. В конце учебника по синтаксису, над которым она работала, предполагался небольшой аппендикс из произведений русских авторов.  С каким же  воодушевлением я принялась за работу!  Все лето в Москве просидела в библиотеках, разыскивая, перепечатывая, комментируя и снабжая ссылками отрывки из  произведений разных жанров, из классики и современного.  Сейчас отыскала этот любопытный файл. Были там и мою любимые "Египетские ночи", и "Рим" Гоголя, и Пастернак, и Лидия Чуковская, и Солженицын, и Юрий Трифонов, а также  искусствоведы, писавшие об Италии, - Павел Муратов и Михаил Алпатов. Я решила, что в произведениях русских авторов должна обязательно звучать "итальянская нота".  К сожалению, не пригодилось. У Юлии Абрамовны были свои пристрастия и предпочтения,  я это хорошо понимала. Долгих разговоров на эту тему не было. Не подошло - значит, не подошло. Но  зато была эта работа для меня живительна, она возродила во мне импульс поиска,  подарила минуты радости...  Нет, я не была в обиде на ЮА, не в обиде и сейчас.

 Вообще если говорить о наших литературных вкусах, они далеко не всегда совпадали.  Скажу еще одну - горькую для меня - вещь. Юлии Абрамовне, скорей всего, не нравилось то, что я пишу. Ни разу она не высказалась по поводу посылаемых ей мною книг. Ничего не сказала и о последней - "Афинская школа", где в первой главе отчасти рассказана ее история...  Вопросов я ей не задавала, однажды  она сказала, что предпочитает  читать  мемуарную литературу. Что ж, это я тоже понимала.  Сама я, очень ценя и любя Юлию Абрамовну, не была в восторге от ее "сухого" , как мне казалось, стиля.   В "Постскриптуме" мне не хватало живости,  хотелось, чтобы  было больше деталей, подробностей... Некоторые его части-новеллы, особенно об Испании, о Джанни Родари, о скрипке Нины Бейлиной   в этом смысле сильно выигрывали. Но были и такие, которые казались мне чересчур засушенными, скучноватыми...

Пишу исключительно о своих впечатлениях, прекрасно зная, что  у "Постскриптума" целая толпа читателей и почитателй - как в России, так и в Италии.  Юлии Абрамовне я о своих впечатлениях не говорила.       

Одна стена ее комнаты была целиком увешана портретами ее друзей, близких ей людей. Не знаю, попали ли туда наши фотографии, присланные уже из Америки, надеюсь, что попали. Попасть в эту галерею весьма почетно, ибо быть другом Юлии Добровольской – как быть награжденным орденом. 

Ее друзей не перечесть. 

Самая ранняя, даже не просто друг, а родственница, скрипачка с мировым именем Нина Бейлина. Дальше идут ученики, ставшие близкими людьми, Алеша Букалов и его жена Галя, семейство Станевских, Феликс и Люда; друзья, обретенные в процессе жизни, - публицист и литератор Мариэтта Чудакова, писатель Владимир Порудоминский, издавший в Германии письма Разгона к  ЮД,  Юра и Лена Сенокосовы, он – философ, собравший труды Мамардашвили, она публицист и общественный деятель, их дочь Таня, живущая в Лондоне, постоянный источник рассказов Юлии Абрамовны. А Петя Немировский! А Мила Нортман, преподаватель-славист из Триеста, близкий друг, печатавшая тексты для «Постскриптума», ныне переложившая все итальянские воспоминания о ЮА на русский язык! Она, ее муж Алик, скрипичный мастер, их две дочки, ныне живущие в Америке - обо всех них я слышала целые саги... А стоматолог Миша, который учил итальянский по ее учебнику, пришел к ней в миланскую квартиру знакомиться, обучал компьютерным премудростям, а сейчас сделал отличный посвященный ей сайт! 

И это только россияне и те, кто жив сегодня! Да простят меня те, кого я пропустила! Мамма мия, сколько она мне рассказала восторженных историй про своих друзей! 

А итальянцы! Клаудия Дзонгетти и ее удивительный Филиппо, их потрясающие дети! Армянские музыкантки, живущие в Алессандрии, и их тоже потрясающий внук (или правнук?) Лорис, за ростом этого чудо-ребенка мы с ЮА следили затаив дыхание, я осведомлялась о нем при каждом звонке в Милан... Ну разве перечислишь всех?!

Клаудия Дзонгетти – ближайший человек, переводчица, та, кому ЮА передала «тайны ремесла». Был такой момент в жизни ЮА, когда хозяин дома, где она жила, стоящего в самом центре Милана, потребовал, чтобы жильцы выкупили свои квартиры. 

У нашей Ю была лишь небольшая пенсия от итальянского правительства, если бы не доход от книг и учебников, этих денег не хватило бы даже на прожитие. Юлия Абрамовна была в отчаянии. Я заметалась. Тогда, это был 2002 год - Юлии Абрамовне как раз исполнялось 85 лет. Написала письмо Лужкову, приложила материалы о Добровольской, и – чудо! К дверям нашего дома в Ньютоне, под Бостоном, прибыл курьер с правительственным пакетом. Нужно было расписаться в его получении, прежде чем с замиранием сердца я его распаковала. Заместитель московского мэра писал, что по моему письму в мэрии было проведено совещание и выделены деньги. К 85-летию Юлии Абрамовны российский консул приехал  в ее квартиру на Корсо Порта Романа 51, вручил ей поздравление и букет цветов, а также подарок. Мэрия расщедрилась на 1000 долларов. 

Конечно, этих денег было недостаточно для того, чтобы выкупить жилье. Помогли Юлии Абрамовне Клаудия и ее муж. Они же, вместе с еще четырьмя итальянскими подругами ЮА, многие годы складывались, чтобы отправить ее вместе с компаньонкой на летнюю дачу в горы или на озеро. Деньги на содержание компаньонки тоже давали они. Не думаю, что разглашаю какие-то стыдные тайны. Это жизнь. Юлия Абрамовна оказалась в Италии в возрасте 65 лет. До того она всю жизнь вкалывала в России, пенсии оттуда не получала. Вот и живи как хочешь. Могу сказать, что итальянские друзья продлили ЮА жизнь. 

Был у Юлии Абрамовны самый близкий друг, сейчас я могу сказать и так: друг, который ее любил. Говорю о Льве Эммануиловиче Разгоне. Они дружили втроем при жизни Рики, жены Разгона. Эту пару, сложившуюся в сталинском лагере, Юлия Абрамовна однажды повезла в путешествие по Италии, потратив на «вьяджо» всю премию за  культурные связи между Россией и Италией, выданную ей итальянским правительством. 

Для друзей ей было ничего не жаль. И вот, когда Лев Эммануилович остался один, его стало неудержимо тянуть в Милан, к Юлии. Его письма к ней полны любви и обожания. Вслед за этими моими заметками я хочу поместить свое интервью с ЮА, опубликованное в ЧАЙКЕ. Оно было опубликовано не полностью, по настоятельной просьбе Юлии Абрамовны. С горечью в душе я изъяла из него часть о письмах Разгона. Юлия Абрамовна считала, что не должна нарушать «семейную идиллию» своих друзей. Но она ничем ее не нарушила. Речь уже могла идти только о сохранении "легенды".  Сегодня, когда эти письма обнародованы, мое интервью можно публиковать в том виде, как оно было записано.

 И напоследок. Недавно я писала о Елене Цезаревне Чуковской, умершей два года назад. Юлии Абрамовне я многажды говорила о Елене Чуковской, как, кстати, и о Науме Моисеевиче Коржавине, с которым мы дружили в Бостоне, - очень им ЮА интересовалась. Еленой Цезаревной она также интересовалась - и потому, что знала ее дедушку, и еще по одной причине: ее дипломница, Бьянка, писала диплом по «Высокому искусству» Корнея Ивановича и мечтала проконсультироваться с его внучкой. Елене Цезаревне я тоже при встречах говорила о Юлии Абрамовне. В конце концов они встретились на конгрессе диссидентов в Милане. Обе мне рассказывали об этом конгрессе, обе были впечатлены знакомством,  и обе никак не могли вспомнить, как они познакомили друг друга со мной. 

Трудное дело - вспоминать. Вспоминаешь – и не можешь остановиться. Остановлюсь. Нужно, как сказано в "Разгроме" Фадеева,  продолжать жить и выполнять свои обязанности - уже без нашей Ю, без ее солнечности, без ее оживляющей и согревающей поддержки.

 

 

 

 

Комментарии

Лундстрем? Это что-то скандинавское. Она была Юдифь Бриль.

Аватар пользователя Ирина Чайковская

Спасибо, Алина, за поправку. Написала фамилию, которая сидела в памяти, а заглянула сейчас в "Постскриптум", и обнаружила, что  фамилия другая.

Аватар пользователя Ирина

На страницах журнала очень много новой для меня информации о замечательных людях и интересных событиях. Спасибо!

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки