Герман Аляскинский – святитель земли американской, или дело о побеге - Окончание

Опубликовано: 30 июня 2016 г.
Рубрики:

Окончание.  Начало см. Часть 1

3.

Только отрядил лейтенант отряд охотников на материк, как приключилась на Кадьяке другая напасть: поветрие гриппа, занесенное с экватора экипажем американского судна "Eagle". Болезнь начиналась жаром, сильным насморком и удушьем и оканчивалась конвульсиями: в три дня сгорал человек. Особенно страдали прибрежные алеутские становища, где аборигены вымирали целыми семьями. На утреннем докладе главный лекарь компании поведал начальнику Русской Аляски тревожные вести:

- Мертвые туземцы неделями лежат в землянках — хоронить некому. А наши солдатики ни за какие коврижки не соглашаются убирать тела и копать могилы.

Семен Иванович стукнул кулаком по столу, так, что задрожал массивный бронзовый подсвечник:

- Гриппа испугались! А виселицы они не боятся, бунтовщики?!

Яновский тотчас дал команду поднимать паруса на «Суворове». Взял с собой не только трех местных лекарей и похоронную команду, но и из неприкосновенных запасов: продукты, водку, теплую одежду. В три дня обошел все моровое побережье. Больше всего его поразила картина в маленьком дальнем становище, где умерла от эпидемии уже большая часть населения, а остальная - больная и беспомощная ютилась в последней жилой полуземлянке — бараборе.

Как ни уговаривали Яновского доктора «держаться подальше от заразы», тот, сделав повязку на лицо из офицерского шарфа и подтянув на запястьях щегольские лайковые перчатки, решительно спустился в туземное жилище. Здесь на расставленных вдоль стен двухярусных нарах лежало до полусотни гриппующих туземцев. Сразу у входа в нос лейтенанту ударил нестерпимый запах человеческой мочи и пота. Тихие стоны умирающих перемежались с громким детским плачем. Казалось, сами врата ада разверзлись тут — в двух метрах ниже поверхности земли. Яновский был готов уже выскочить обратно наверх, на свет Божий, но вдруг чья-то крохотная ручонка потянула его за рукав. Лейтенант обернулся: на нарах у входа, рядом с телом, видимо, только что скончавшейся матери, копошилось двухлетнее, опухшее от голода и охрипшее от плача дитя.

Превозмогая чувство брезгливости, Яновский взял ребенка на руки, достал из кармана пакет походных сухарей, протянул один из них младенцу. Ребенок набросился на еду и сразу притих. Тем временем глаза Яновского привыкли к полумраку алеутского жилища, и он смог разглядеть снующего в глубине бараборы седого старика в черной рясе с крестом на груди. Старик метался от постели к постели: исповедовал умирающих, поил больных травяным настоем, помогал тем, кто мог хоть как-то стать на ноги.

Будто почувствовав на себе пристальный чужой взгляд, монах обернулся и хоть до того ни разу не видел статного молодого офицера во флотской шинели и ботфортах, понял, с кем имеет дело.

Герман подошел и в пояс поклонился.

- Простите, что ослушался вашего приказа и убежал из скита третьего дня. Да только никак не мог удержаться. Сегодня еще трое скончались, а хоронить некому. Прислали бы хоть команду матросиков, чтобы помогли вырыть могилы.

Яновский тотчас кивнул, дав понять, что такое распоряжение будет сделано. Он молча стоял, с изумлением разглядывая представшего перед ним, как из-под земли, монаха и чувствуя, что готов сейчас сделать, наверное, все, что не попросит у него этот старик.

- А ребеночка позволь, душа моя, забрать, - сказал наконец отец Герман с мягкой улыбкой. ¬– Думаю, вот сирот забрать к себе в приют на Еловый. Если, конечно, ваша милость не будет против.

Лейтенант послушно передал старику заснувшего малыша. Чуть позже, когда они вместе вышли из полуземлянки на свежий воздух, начальник Аляски решил сразу расспросить монаха о подробностях недавнего обыска. Отец Герман рассказал все без обид и без утайки. И о подлоге с мехами сотника Лютого, и об оставленных им для пригляда двух промышленниках, один из которых – Игнат с глазу на глаз посоветовал монаху бежать с острова… Кулаки лейтенанта сжались:

- Ну, Лютый, лютое тебе будет и наказание, когда вернешься. Не сносить тебе головы!

- Не гневись, Семен Иванович, человек, на которого ты лютуешь, уже не вернется. И впрямь, не сносить ему головы.

Монах тяжело вздохнул и перекрестился, будто на поминках. Чуть помолчав, тихо продолжил:

- А ты уже не о нем, о своей душе теперь подумай. Как закончится мор, как будет час свободный от хозяйских трудов, приезжай ко мне на Еловый чайку попить. О многом надо мне тебе поведать, многое рассказать, до того, как вскорости навсегда уплывешь ты за море-океан со всей своей семьей…

Через неделю вспомнил лейтенант Яновский о том разговоре, когда доложили ему, что сотник Лютый погиб в береговом форте: индейцы – колоши ночью спящему топором отрубили ему голову. Вспомнил правитель Аляски слова провидца и о том, что, мол, недолго ему, лейтенанту, начальствовать на Аляске, и в тот же день отправился на Еловый.

Вскоре встречи с отцом Германом стали для лейтенанта Яновского духовной отрадой и житейской необходимостью. И не только для него, но и многих других флотских офицеров, которые приходили на судах из далекой России в Новый Свет. А среди тех офицеров были, к слову сказать, люди в будущем выдающиеся - адмиралы, академики, исследователи Арктики, государственные мужи: такие как Василий Головнин, Фердинанд Врангель, Федор Литке.

Много раз, приглашая к себе в кают-компанию прозорливого монаха, спрашивали его молодые, честолюбивые офицеры: почему спустя стольких лет миссионерской службы не попросится он обратно на покой в Россию, где мог бы выбрать самый богатый монастырь, почему дважды отказывался от почетной должности главы Русской духовной миссии в Пекине? А монах Герман всякий раз, попивая чаек с сухариками, только простодушно улыбался и отвечал, как бы даже виновато-извиняюще: «Я нижайший слуга здешних народов и их нянька».

4.

Уже через год провожал монах Герман лейтенанта Яновского с женой и двумя детьми в Россию. И, кажется, наперед знал его судьбу. Советовал жену его, Ирину, не брать с собой в шумный и суетный Санкт-Петербург, а оставить у матушки офицера, в тихом имении - на Черниговщине. Видно, чувствовал, что не будет ей, дитю природы, долгой и здоровой жизни в столице. Так и вышло.

Многое знал провидец, да не многое сказывал. Может, и то знал, что капитаном 2 ранга Яновский уйдет в отставку, обманутый столичным правлением Российско-Американской компанией и не получивший от нее положенного жалованья и денег, завещанных и скопленных еще его тестем Барановым. Уедет в Калугу, станет директором гимназии, а позже, вырастив детей от второго брака, уйдет в монастырь. Один из сыновей бывшего флотского офицера умрет от ран, защищая Севастополь в 1855-м, а другой тоже станет монахом и ненадолго переживет своего отца. Представится вскоре после того, как отслужит панихиду по своему родителю. А сам Яновский-старший — он же монах Христофор — перед смертью напишет, что главным событием в его большой и бурной жизни, бросавшей его на самый край света, стала встреча со аляскинским старцем Германом, открывшем ему истинный смысл земного бытия.

Святитель и чудотворец Герман, после отъезда лейтенанта Яновского в Россию, проживет на Еловом – Новом Валааме еще без малого двадцать лет. О его подвижнической жизни написаны книги — свидетельства современников. И столько совершил он духовных подвигов, что до сих пор из уст в уста передают о нем предания природные аляскинские американцы. А по стопам первосвятителя Германа пойдут другие. Например, святитель Иннокентий, митрополит Московский, Апостол Сибири и Америки, который создаст азбуку для алеутов, переведет на их язык Евангелие, или будущий всероссийский патриарх Тихон, который во время пастырского служения в Соединенных Штатах, еще до революции 1917-го, утвердит здесь первую всеамериканскую православную епархию.

Да, много воды утекло с тех пор, воды студеной, аляскинской. Многое, чего видела за два столетия эта суровая северная земля. И расцвет Русско-Американской Компании, освоение побережья, построенные гавани и фортеции, заводы и школы. И нежданную для туземцев и россиян продажу Русской Америки, по поводу которой до сих пор не утихают досужие споры, дескать, а что было бы, если бы не продали... И «золотую лихорадку», когда богатство и банкротство стояли рядом, и все человеческие пороки плавились в одном большом котле вместе с «желтым металлом». И золотой — двадцатый век, когда после Второй мировой войны это полуколониальная и, по сути, бесправная территория США обрела наконец статус штата со своим выборным губернатором, Конгрессом, законами, защищающими местных жителей и принадлежащие им по праву местные несметные природные богатства.

Давно канули в лету имена многих британских, французских, русских, голландских, испанских купцов, промышленников, золотоискателей, правителей, командоров — тех, что делали свои барыши и карьеры на людском горе, на пороках, на насилии и обмане. Но до сих пор твердыней на скалах стоит германовская часовенка на Новом Валааме – острове Еловом. До сих пор уже дитя Русской Церкви – Православная Церковь Америки на каждой литургии в каждом приходе от Мехико до Оттавы, от Вашингтона до Анкориджа поминает в своих молитвах имя Германа Аляскинского, первосвятителя и заступника перед Богом Земли Американской.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки