Продолжение. Начало см. Часть 1
Доказав свою правоту, Саул привёз всю семью в Одессу. Его экспертиза в сеноторговле была в Одессе бесполезна; преподавать древнееврейский было единственной возможностью заработка. «Стипендии, выделенной училищем, было недостаточно, чтобы прокормить семью. Нам пришлось поселиться в тёмной, сырой квартире, состоящей из двух маленьких чуланов, без окон и свежего воздуха, которые только назывались комнатами».
Фидельман оставался Мишиным учителем на протяжении следующих пяти лет. Согласно Мише Эльману, “у него был исключительный талант. С точки зрения педагогики, он не был хорошим учителем. Технически, он мне не дал правильной основы. Он дал мне нечто большее.” Фидельман дал Мише серию целей. Когда Миша брал новое произведение, Фидельман играл его; отшлифованное исполнение его не только передавало контуры произведения для ребенка, но и подавало ему идеи, что можно было сделать с пьесой, когда ноты уже были выучены.
Фидельман, наверно, был выдающимся педагогом (он также учил Тошу Зайделя и Наума Блиндера, в будущем учителя Исаака Стерна). Через много лет Миша Эльман скажет: «Люди зовут меня первым выдающимся учеником Ауэра, но я занимался с Ауэром менее двух лет. С точки зрения скрипичности, это был Фидельман, который научил меня всему»
Саул не понимал всего этого. Фидельман был аккуратный, методичный педагог. А Саул видел в его методичности заговор «придерживать» ребёнка. «Пьеса, как хорошо бы она ни была выучена, должна была повторяться до тошноты, пока Миша мог бы играть её с завязанными глазами. И всё-таки учитель упрямо воздерживался и не давал Мише новые произведения».
Саул был очень нетерпелив. Уже в течение второго семестра занятий с Фидельманом, когда ребёнку только исполнилось семь лет, Саул написал письмо, адресованное Фидельману, в котором он жаловался, что мальчика придерживают и не дают ему развиваться быстрее. Директор училища, который тоже имел возможность прочитать это письмо, объяснил Саулу что «обучение Миши идёт согласно особому плану. Его молодость была дана как причина не «перетруждать» его. Мои подозрения возросли, вместо того чтобы уменьшиться, когда профессор Климов предложил увеличить мою пенсию, что он и сделал, когда я пожаловался, что всё мое время занято ребёнком и у меня нет времени, чтобы достаточно заработать для моей семьи. Я обьяснил ему, что мне было необходимо поспешить с подготовкой мальчика к его карьере» (из воспоминаний Саула).
Тут Саул нечаянно раскрывает себя. Это Миша - студент училища, а Саул думает, что это «его пенсия». Увеличение стипендии и щедрость училища для него становятся дальнейшими доказательствами заговора, «что учителя были на все готовы, лишь бы не разрешить Мише окончить училище».
Ещё более изобличительным звучит объяснение Саула, почему он был так против метода обучения Миши Фидельманом: «Мне было необходимо поспешить с подготовкой мальчика к его карьере».
Для нас ясно, что Фидельман и Одесское музыкальное училище, вне всякого сомнения, заботились в первую очередь об интересах Миши. Ему необходимо было сначала научиться основам скрипичного мастерства, прежде чем продвигаться дальше, к более серьёзным произведениям.
Но опять, давайте посмотрим на мир с точки зрения Саула. Ему надо содержать семью, и он с этим не справляется. Его главная надежда - это Миша. С его точки зрения, чем скорее Миша закончит курс наук, тем скорее он получит диплом и начнёт зарабатывать. Миша сказал позднее: «Ни я, ни мой отец не имели ни малейшего понятия, какая карьера у меня будет, пока я ещё был юным студентом. Самая ранняя надежда была, что я смогу играть в хорошем оркестре».
Чтобы этого достичь, думал Саул, «только одна дорога была мне открыта, и я пошёл по ней. Я решил лично учить моего мальчика более сложным пьесам. Я расспрашивал старших учеников в Мишином классе, какие произведения они учат, а также познакомился со школьной программой на год. С терпением, которое только любовь может дать, я учил сперва себя, а затем и моего мальчика, день за днём, пока он без малейшего труда смог исполнять все эти произведения».
Только можно себе представить, какое напряжение создавало постоянное вмешательство отца в течение всех пяти лет занятий Миши с Фидельманом, какая война шла между учеником Ауэра и Бродского и самоучкой-скрипачом, который ограничивал себя игрой пиццикато. Надо сказать, Миша никогда не называл отца в числе своих учителей.
Зимой 1901 года Ауэр навестил Одессу. Музыкальное училище организовало концерт лучших учеников. Миша играл в трио. Согласно Саулу, Ауэр «обнял ребёнка и, подняв маленького мальчика вверх, сказал слушателям: «Посмотрите на этот крошечный атом! Внутри него находится самая экстраординарная сила. Если бы я играл в его возрасте так, как он играет сейчас, я бы был сейчас десять Ауэров, а не один».
Вскоре после этого Миша играл для Адольфа Бродского, профессора Манчестерской консерватории в Англии, первого исполнителя скрипичного концерта П. И. Чайковского, который ему этот концерт и посвятил. Фидельман был учеником Бродского. Когда Миша ему поиграл, со слов Саула, Бродский сказал: «Это гениальный ребёнок. Такое чудо рождается раз в столетие».
В декабре 1901 года дирекция училища отобрала Мишу быть солистом в концерте студенческого оркестра. Училище купило ему отличную новую итальянскую скрипку.
«Многие ученики завидовали, что такому малышу было доверено играть соло; на первой репетиции кто-то сделал Мише подножку, и он упал на свою новую скрипку. Замечательный инструмент был разбит на куски. Малыш горько заплакал. «Не плачь, сказал профессор, у тебя будет новая скрипка». И училище действительно тут же купило ему новый инструмент».
Когда концерт должен был начаться, Мишу не могли найти. Саул с учителями поспешно прошли по всему зданию в поисках ребёнка: «В конце длинного коридора мои уши уловили знакомые звуки. Мы пошли им навстречу, и там, позади двери, запертой на ключ, мы услышали малыша, занимавшегося совершенно спокойно, как будто это не его ждали все важные люди в Одессе.
Оказалось, что пока Миша занимался перед концертом, какие-то ученики закрыли его на ключ.
Mы привели ребенка на сцену, и концерт начался. Его причудливый маленький поклон, полный бесстрашия и темперамента, был шумно приветствован залом. Исполнение было триумфом!»
Знаменитый испанский скрипач Пабло де Сарасате приехал на гастроли в Одессу с несколькими концертами. Послушав Мишу, он написал свидетельство:
«Я слышал как играет Миша Эльман. Я могу засвидетельствовать, что он обладает великим талантом. Если ему удастся продолжить свои музыкальные занятия в Париже, Берлине или С. Петербурге, он через несколько лет будет гордостью Европы.
(Подпись) Сарасате»
Сарасате подарил Мише 100 рублей и два билета на свой концерт.
Приближалось время весенних экзаменов. Опьянённый успехами Миши, Саул стал, видимо, совсем невыносим. Он утверждал, что он, а не Фидельман, знает, что Миша должен приготовить к экзамену. «Фидельман, который не мог меня полностью игнорировать, предложил мне лично выбрать программу. Я знал, что будет лучше всего для ребёнка, так как уже научился от самих учителей. Фидельман не согласился с моим выбором. Согласно ему, оказалось, что первое произведение, которое я выбрал, уже игралось другим учеником, вторая пьеса была чересчур лёгкая, третья чересчур тяжёлая, а о четвёртой и речи быть не могло. Таким образом, мы потеряли две драгоценные недели на споры» .
К экзамену Миша оказался совершенно не готов и его провалил. Для Саула это было еще одним доказательством заговора учителей против него и сына. Он думал, что Мишу завалили, потому что это «была их единственная возможность разрушить мою «гордыню» и «агрессивность». Для посторонних людей выглядело, что Мишин действительно огромный талант был разрушен моими, вводящими в заблуждение советами и постоянным разбирательством с учителями.
Хотя идея Саула о заговоре против него и Миши кажется мне чепухой, он прав в той части, где он пишет о своих «вводящих в заблуждение советах и постоянном разбирательстве с учителями».
Неудачное выступление Миши так потрясло Саула, что он отказался получать Мишину стипендию от училища. Между тем, его жена родила ещё одного ребёнка. Семья переехала в ещё более дешёвую квартиру на далёкой окраине. У них оставалось всего три рубля.
Но Саул и не думал сдаваться. Он решил поехать с Мишей на гастроли, чтобы собрать достаточно денег на учёбу в Париже или Берлине.
«В начале нашей поездки у нас хватало денег только на билеты на пароход. Жена и дети остались дома, почти без средств.
Нашей целью был Николаев, город недалеко от Одессы, из-за чего я его главным образом и выбрал; билеты стоили совсем недорого. Концерт был артистический и - о, это было настоящее благословение! - был финансовый успех, который принёс нам великолепную сумму в четыреста рублей». Дальнейшие концерты были даны в Киеве, Бердичеве, Чуднове и Елизаветграде.
По возвращении из турне Саул встретился с директором училища, который обещал взять Мишу обратно, если, по словам Саула, «я подпишу соглашение не забирать Мишу из училища в течение следующих пяти лет; училище не будет больше платить стипендию; я должен был обещать, что не буду больше брать Мишу на гастроли во время каникул и что я перестану вмешиваться в учебный процесс.
- Профессор, - я спросил, - если Вы хотите держать Мишу в училище ещё пять лет, и в течение этого времени мы не будем получать финансовую помощь, на что мы будем жить?»
- Работайте, - профессор закричал во весь голос, - вам нужно идти работать. Сколько времени вы собираетесь эксплуатировать ребёнка?»
- Я был бы рад что-то делать для моей семьи, но кто же будет смотреть за мальчиком?- я спросил.
- Оставьте это нам. Мы этим займёмся, - был ответ профессора.
Я поблагодарил старика и, сказав ему, что я подумаю, покинул его кабинет».
По пути из училища Саул купил одесскую газету, в которой он прочитал, что следующим вечером Ауэр даёт сольный концерт в Елизаветграде.
До этого дня Саул не имел совершенно никакого желания ехать в С. Петербург. «Мне сказали, что профессор Ауэр, заведующий кафедрой скрипки консерватории, хотя и урождённый еврей, был известным антисемитом и что он постоянно использовал свое влияние, чтобы убедить своих молодых еврейских учеников перейти в православие, как он сам сделал. Мысль о том, чтобы я отдал моего драгоценного ребёнка в руки такого человека, была совершенно невообразимой.»
Но сейчас, получив ультиматум директора училища, «как только я пришёл домой, я взял Мишу с его скрипкой и поспешил на железнодорожный вокзал, и в течение двух часов мы были на пути в Елизаветград» (из воспоминаний Саула).
Что произошло дальше, мы можем узнать от самого Ауэра:
“Как только я комфортабельно расположился в моей гостинице, коридорный нашел меня и сказал, что мужчина с маленьким мальчиком настаивают на том, чтобы меня увидеть. Я привык к такого рода визитам местных гениев, когда я был на гастролях. Я попросил моего бывшего ученика где-нибудь послушать ребёнка. Вскоре он вернулся ко мне и сказал: «Профессор, Вам действительно необходимо послушать этого мальчика!»
Я уполномочил его сказать папе Эльману и мальчику, чтобы они пришли ко мне следующим утром за час до того, как я должен был покинуть город; я также позаботился o том, чтобы они получили билеты на мой концерт.
Следующим утром, когда я только что поднялся с постели, отец и сын вошли в мою комнату. Г-н Эльман, отец, сказал мне, что их финансовое положение очень плохое, что он должен был продать часть своей одежды, чтобы заплатить за билеты из Одессы до Елизаветграда (несколько сотен километров). Он добавил, что он готов пойти на любые жертвы, если его сын будет принят в Петербургскую консерваторию.
Пока я укладывал свой чемодан, мальчик, которому было примерно одиннадцать лет, очень маленький для своего возраста, с крошечными руками, сыграл концерт для меня. В сложных пассажах он прыгал в позиции как акробат по лестнице. Когда он окончил концерт, я сразу же знал, какое решение я должен был принять. Я сел и написал рекомендацию директору консерватории великому Александру Глазунову с просьбой принять маленького Эльмана в мой класс и дать ему полную стипендию (учить бесплатно)».
А вот как папа Эльман описывает ту же самую знаменательную встречу:
“Ауэр давал свой концерт в том же зале, в котором Миша играл всего несколько недель тому назад. В течение первого перерыва президент Городского Клуба привёл нас в артистическую комнату.
Как только мы вошли, глаза Ауэра были прикованы к Мише. «Кто этот ребёнок?- он взволнованно спросил. - Где я его видел? В Петербурге? Одессе?
- Это Миша Эльман и его отец, - сказал президент.
- А, Миша Эльман! Я сейчас вспоминаю. Этот мальчик, его не забудешь, - и профессор обнял Мишу. -Посмотрите на этого ребёнка,- обратился Ауэр к стоящим вокруг него людям. -Это гений. Никогда в моей жизни я не встречал никого ему подобного. Я собирался уехать сразу по окончании моего концерта. Но надо же чтo-то делать, и делать сейчас. Его лицо оживилось новой идеей: «Эльман, я сегодня не уеду. Я останусь ещё на день. Я послушаю его ещё раз и тогда уж решу, что делать».
Папа Эльман продолжает в том же высокопарном стиле, но в одном оба источника согласны: Миша произвёл большое впечатление на Ауэра и был принят в его класс.
Саул продолжает: «Ауэр дал мне письмо к С. Петербургскому Полицмейстеру графу Шувалову, его бывшему ученику». Да, глава полиции столицы Российской Империи был в числе учеников профессора Ауэра, Солиста Его Императорского Величества, Царя Всея Руси. У Ауэра были связи, хорошие связи.
Как пишет Ауэр, «когда я вернулся в Петербург, Эльман уже был в моем классе, но в отношении его отца были различные трудности. Закон разрешал студентам любой национальности жить в столице, но это разрешение не распространялось на их родителей. Папа Эльман вёл крайне ненадёжное существование, в течение дня прячась в различных убежищах, только ему известных, а ночи проводил в грязной, жаркой и душной дворницкой того дома, где он арендовал маленькую комнатку для сына».
Перевод с английского
Продолжение см. Часть 3
Добавить комментарий