Из истории моей семьи. Часть 3. Архангельский архив

Опубликовано: 11 января 2023 г.
Рубрики:

 Данная статья является продолжением первых двух статей, посвященных истории моей семьи и, в частности, деду-анархисту Тарловскому Гершону Йоселевичу (Герасиму Осиповичу). https://www.chayka.org/node/10641, https://www.chayka.org/node/11538

 

Все, что с нами происходит, – это не случайность. И сам момент, когда то или иное событие приходит в нашу жизнь, предначертан нам свыше тем, кому не безразлично то, чем мы занимается здесь, на земле. Я сейчас в этом уверена.

Когда моя работа по поиску информации о моем деде, Тарловском Гершоне Йоселевиче, была в самом разгаре, приключился ковид, и, можно сказать, я на полном ходу вылетела из активной деятельности на обочину, в болото ожидания. Из-за ковидных ограничений архивы закрылись и все дело застопорилось.

Ожидание длилось без малого два года. И вот летом 2022 года «жернова истории» сдвинулись с места, нехотя заскрипели; ковид отступил, архивы открыли свои недра. Лето 2022 – поначалу я не придала этой дате никакого значения, открылись архивы – и хорошо.

В июле я уже сидела в читальном зале Центрального Архива ФСБ на Кузнецком мосту 22 и держала в руках «Дело по обвинению Тарловского Гершона Йоселевича № Р-4591». Мой дед был арестован в конце сентября 1922 года. И в какой-то момент меня осенило: все события, с которыми мне предстоит ознакомиться, происходили ровно сто лет назад. Этому делу целый век – без двух месяцев! Сто лет назад был выдан этот ордер на арест за № 2317, составлялись эти протоколы, а мой дед сидел во внутренней тюрьме на Лубянке и не мог представить, что через сто лет его внучка будет читать строки, написанные его рукой. Совпадение?

А через месяц, в августе 2022, я отправилась в Архангельск, чтобы ознакомиться с другим делом в отношении Тарловского Герасима Осиповича, арестованного в 1932 году, то есть девяносто лет назад. Опять совпадение?

Прямой поезд из Кирова в Архангельск не ходит. Есть более или менее удобные варианты – с пересадкой в Вологде или Котласе, но ни в один из этих городов на нужные мне даты билетов уже не было. Пришлось выбрать поезд через Ярославль.

Ярославль, август месяц, 2022 год, железнодорожный вокзал…

… Ярославль, август месяц, 1942 год, железнодорожный вокзал. Группа детей вместе с руководительницей едут через охваченную войной страну из Теберды в Архангельск. В Ярославле руководительница оставляет двенадцатилетнего мальчика Костю на вокзале – одного, без денег, без еды, без надежды – потому что она везла его нелегально, потому что на него у нее не было ни денег, ни полагающихся документов, ни билетов, без которых Костю не посадят на поезд. На этом вокзале жизнь Кости могла и оборваться, но полуживого от голода подростка заметил военный. Он накормил мальчика в офицерской столовой и достал ему билет на поезд до Архангельска. Костя так и не узнал имени своего спасителя, но помнит его до сих пор.

Этот мальчик был моим папой. И сегодня, по прошествии восьмидесяти лет, я так же еду из Ярославля в Архангельск. Конечно, мой поезд более комфортабельный, передо мной не стоит вопрос выживания, у меня есть деньги, билеты, есть еда. Но что это за совпадение! Я повторяю тот самый путь, который мой отец проделал восемьдесят лет назад. Правда, поезд везет меня до самого города, а в 1942 году железнодорожного моста через Северную Двину не было и мальчик Костя переправлялся через огромную северную реку на пароме.

Не слишком ли много совпадений?

Я гуляю в центральной части города по старой улице Чумбаровке, которая громко именуется проспектом Чумбарова-Лучинского. Здесь сохранились деревянные двухэтажные дома, которые были построены еще до войны и которые, наверное, помнят мальчика Костю, его маму с папой, бабушку с дедушкой.

 

В двадцати минутах ходьбы от Чумбаровки находится улица Свободы, а на этой улице есть дом под номером 55а. Я еще успела застать этот дом: он горел, а сейчас стоит под снос, обнесенный забором. Когда вы читаете эти строки, этого дома, вероятно, уже нет. 

Два верхних выгоревших окна слева – это комната, где жил мой папа. Я иду к дому по заросшей тропинке и представляю, как девяносто лет назад по ней ходил мальчик Костя, его бабушка Люба-Рахиль, дед Соломон.

Звоню папе, которому уже 92 года, включаю видеосвязь.

- Папа, ты узнаешь этот дом?

- Да, вон наши окна! А там, где ты сейчас стоишь, была щель, в которую мы прятались, когда в войну Архангельск бомбили немцы.

Иду дальше.

- Это ваше крыльцо?

- Нет, это на первый этаж. Повернись правее – вот это наше. Как жаль, что оно разрушено! Но хоть остатки резьбы сохранились.

  

Я провела в Архангельске пять дней и несколько раз приходила к этому дому – ноги сами шли туда. Почему? Я стояла на тихой патриархальной улочке, задавленной безликими новостройками. Она, как дивный оазис, таила в себе ту, далекую, жизнь, которую из последних сил охраняли вековые деревья, заслоняя ее от наступающих громад домов. Я зажмуривала глаза и пыталась представить себя там, в конце двадцатых годов прошлого века, когда к этому дому впервые шел Гершон-Герасим, мой дед, к своей будущей жене Шейне-Соне, моей бабушке. Здесь они любили друг друга, были счастливы и не догадывались, что счастье их недолгое, что впереди их ждет такое, чего никому не пожелаешь…

А еще я хотела найти дом № 115 по Петроградскому проспекту, где жила молодая семья – Соня, Герасим и их сын Костя, дом, из которого моего деда увели в 1932 году, арестовав по обвинению в «анархо-подпольнической контрреволюционной деятельности». Но оказалось, что сегодня Петроградского проспекта в Архангельске больше нет, его переименовали в Ломоносовский, а на месте дома № 115 – большой микрорайон из современных высоток. 

И вот – главная цель моей поездки – архив ФСБ, где хранится дело Тарловского Герасима Осиповича за 1932 год. У нас имелись ксерокопии девяти страниц этого дела, высланные нам по запросу несколько лет назад. Но в этом деле – два тома, десятки страниц. По делу, кроме моего деда, проходило еще не менее семи человек, поскольку в Обвинительном заключении он шел под номером восемь. Все остальные фамилии были скрыты – опять секретные сведения. Мы обладали, таким образом, лишь обрывочной информацией; полная картина никак не складывалась. Что это было за дело? Что за люди проходили по нему? За что из арестовали?

Если в Москве я могла пронести в читальный зал ФСБ и телефон, и целый ноутбук, то здесь все было «по-взрослому»: выписанный на мое имя пропуск, никаких ноутбуков, телефон – в специальную ячейку с ключиком, далее – проход через рамку металлоискателя. Читального зала как такового нет: я сижу в небольшой комнате вместе с сотрудницей архива, Марией. Выходя из помещения, женщина запирала меня на ключ, сопровождала в туалет, словом, неукоснительно следовала всем инструкциям.

Но надо отдать должное, отношение ко мне было самое доброжелательное. Я поделилась с Марией своей проблемой: в свое время мы получили справку из МВД по Удмуртской республике, что мой дед умер 17 мая 1945 года в Архангельской области, но я так и не смогла узнать точно, где конкретно это произошло. Именно сотрудница архива архангельского ФСБ надоумила меня сходить в центральный областной архив, откуда я была перенаправлена в городской ЗАГС. А в загсе за 350 рублей мне выдали свидетельство о смерти Тарловского Герасима Осиповича. Мой дед умер 17 мая 1945 года в Няндоме Архангельской области. Было ему 52 года.

Правда, мой папа не согласен с этой версией. Все время, пока его отец отбывал свой срок в Вятлаге (1938-1943 г.г.), они с ним переписывались довольно регулярно. В марте 1943 года, по окончании срока, письма перестали приходить. Вскоре начальник лагеря написал Косте, что его отцу вынесен новый приговор – 5 лет без права переписки. Сейчас мы знаем, что «без права переписки» означало расстрел. 

Итак, передо мной дело № 236757. Прежде, чем излагать его содержание, несколько слов о том, что нового я узнала о своем деде, прочитав эти два тома.

В деле имеется лишь один протокол допроса Тарловского Герасима Осиповича, хотя всех остальных арестованных допрашивали по два-три раза. Зато меня ожидал сюрприз. Перелистывая страницы дела, я неожиданно натолкнулась на знакомое имя: Фарбер Шейна Зельмовна. Это же моя бабушка! Два листка в деле – протокол допроса Шейны Зельмовны и два листка – протокол очной ставки гражданина Тарловского Г.О. с его женой Фарбер Ш.З. 

 

Ни у одного из шестнадцати человек, проходивших по данному делу, не допрашивали родственников, никому не устраивали очных ставок. Возникает вопрос – почему именно моего деда удостоили такой «чести»? И почему Герасима допрашивали лишь один раз, в то время как остальных анархистов подвергали допросам неоднократно?

На своем первом и единственном допросе мой дед предоставил довольно полную информацию по своей биографии, не сказав ни слова о событиях в Архангельске, в связи с которыми и была арестована вся группа. Вероятно, на основании его дальнейшего поведения, а также исходя из понимания, что Тарловский Г.О. является убежденным анархистом и имеет за плечами большой опыт революционной борьбы (многочисленные аресты, в том числе и в дореволюционный период, годы, проведенные в тюрьмах, концлагерях и ссылках), следователь сделал вывод, что дальнейшие допросы бессмысленны, и решил надавить на его жену.

Следствие интересовали детали первого собрания данной группы анархистов, которое проходило на квартире Тарловского.

Показания Шейны на допросе 15 марта 1932 года: «На вечернике, имевшей место 7 ноября 1931 г. в комнате, занимаемой мной и моим мужем Тарловским, присутствовали Сильвестров, Линческий, Плотников, Кологрив, Махонин, Садов. На этой вечеринке шла беседа об Октябрьской революции. Принимали участие в этой беседе мой муж Тарловский, Садов, Линчевский. Больше показать ничего не имею, протокол мне читан правильно записан, в чем и подписываюсь. Фарбер».

Итак, по словам Шейны, это была вечеринка в честь годовщины Октябрьской революции, о коей собравшиеся и говорили. В каком ключе шел разговор, допрашиваемая на уточнила. Эти сведения следователя явно не удовлетворили, и 21 марта он устроил очную ставку между супругами. Шейна подтвердила свои показания, данные на допросе 15 марта. Герасим же на все вопросы отвечал: «Точно не помню», «Не могу ни утверждать, ни отрицать».

Мой дед так и не дал никаких показаний, которые от него так хотел получить следователь. Он не сдал никого из товарищей, не признал свою вину. Ему был вынесен обвинительный приговор, в котором говорилось: «Пользуясь авторитетом в группе как теоретически подкованный человек, ТАРЛОВСКИЙ как и Садов является идеологом группы.

Конкретная деятельность его выразилась в

а) в руководящем участии в нелегальных собраниях;

б) в организации первого нелегального собрания 7/ХI-30г. у себя на квартире, где совместно с Садовым выступал по вопросу создания организации;

в) в установлении связи с анархо-эмиграцией, т.е. преступлении, предусмотренном ст.ст. 58/10 и 58/11 УК.

ВИОВНЫМ СЕБЯ НЕ ПРИЗНАЛ.

Изобличается показаниями Садова, Алексина и обнаруженными у него вещественными доказательствами».

Данными вещественными доказательствами являлись «заметки с адресами, свидетельствующие о его связях с заграницей и в частности с находящимся в Париже анархистом Дубинским».

И далее последовал приговор. 


 

«ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА

Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 16 мая 1932 г.

 

СЛУШАЛИ: Дело № 123634 по обвин. гр. ТАРЛОВСКОГО Герасима Осиповича по ст.ст. 58/10 и 58/11 УК:

ПОСТАНОВИЛИ: во изменение прежнего постановления ТАРЛОВСКОГО Герасима Осиповича выслать через ППОГПУ в Казахстан, сроком на ТРИ года, считая срок с 9/II-32г. Направить этапом».

В ссылку за мужем последовала и его жена, моя бабушка, Шейна Зельмовна. Там, в Казахстане, она и заболела туберкулезом, в результате чего жизнь ее сложилась трагически[1].

В конце второго тома дела меня вновь ждал сюрприз. На большом листе был размещен, как сейчас называют, коллаж: мелкие фотографии всех участников дела, в том числе и Тарловского Г.О. К сожалению, мне не удалось получить копию всего этого коллажа, зато через месяц по запросу прислали отсканированную и увеличенную фотографию моего деда. Такой у нас еще не было.

  

Итак, возвращаемся к полному делу № 236757. Оно начинается со справки:

«СПРАВКА

Переименованные в прилагаемом списке лиц высланные в СевКрай за анархо-подпольническую контрреволюционную деятельность отбывая ссылку в Архангельске занимались на протяжении полутора лет нелегальной контрреволюционной деятельностью, которая заключалась:

1) систематически созываемых нелегальных собраниях

2) в контрреволюционной связи с анархистами, находящимися за кордоном и

3) в подготовке к бегству с места ссылки и иной а/с деятельности, то есть в преступлении, предусмотренном ст. 58-10, 58-11 УК.

Ввиду изложенного полагал бы 3/II с.г. произвести обыски и аресты всех переименованных в прилагаемом списке лиц.

САДОВ Кирилл Антонович

ЛИНЧЕВСКИЙ Арон (Давид) Моисеевич

ПЛОТНИКОВ Тимофей Дмитриевич

СТРОКАЧ Кирилл Константинович

КАРДАО Альберт Александрович

ТАРЛОВСКИЙ Герасим Осипович

АЛЕКСАНДРОВ Василий Дмитриевич

КУМАНОВ-РАХУ Альберт Викторович

КОЛОГРИВ Иван Лаврентьевич

СИЛЬВЕСТРОВ Николай Григорьевич

МАХОНИН Василий Матвеевич

КИРИЛЛОВ Фиогнит Прокопьевич

ЮРЧЕНКО Петр Сергеевич

ЛИЧКОВСКИЙ Михаил Васильевич

АЛЕКСИН Агафангел Петрович

КАРПОВИЧ Семен Карлович».

 

Шестнадцать человек – да это же целый заговор! Серьезная организация, раскинувшая свои сети среди ничего не подозревающих жителей Архангельска!

Состав арестованных был самым разнообразным. Среди них были:

- люди в возрасте от 25 лет (Александров В.Д. и Куманов-Раху А.В.) до 39 лет (Тарловский Г.О. и Кологрив И.Л.);

- имеющие образование от 2 классов училища (Кологрив И.Л.) или 4 классов гимназии (Личковский М.В.), с домашним образованием (Тарловский Г.О.) и с незаконченным высшим образованием (Садов К.А., Алексин А.П., Карпович С.К.);

- выходцы из разнородных слоев общества: рабочие (Кологрив И.В., Алексин А.П. и др.), служащие (Садов К.А., Кардао А.А. и др.), представители интеллигенции (Кириллов Ф.П., Куманов-Раху А.В);

- жители различных областей и республик СССР[2]: РСФСР (Садов К.И., Плотников Т.Д., Личковский М.В., Алексин А.П. и др.), Белоруссии (Тарловский Г.О., Линчевский А.М., Кологрив И.Л.), Украины (Сильвестров Н.Г., Александров В.Д.), Абхазии (Кардао А.А.) и даже житель Польской республики (Строкач К.К.).

Этих людей объединяло то, что все они были анархистами – по принадлежности к той или иной анархической организации или просто по убеждению. Среди них были анархисты-синдикалисты (Тарловский Г.О., Садов К.А. Куманов-Раху А.В.), анархисты-коммунисты (Линческий А.М., Кириллов Ф.П.).

Все они находились в Архангельске в ссылке: часть из арестованных являлись административными высланными (Александров В.Д., Садов К.А., Кардао А.А., Кологрив И.Л., Кириллов Ф.П., Алексин А.П., Юрченко П.С.), а некоторые имели за плечами годы, проведенные в концлагерях по ст. 58-10 УК (Тарловский Г.О., Строкач К.К., Куманов-Раху А.В., Плотников Т.Д., Сильвестров Н.Г., Махонин В.М., Карпович С.К). Так, Строкач К.К. заявил, что «как стал анархистом, так нигде кроме тюрьмы и ссылки не был».

При этом двое из арестованных анархистов в двадцатые годы являлись членами комсомольской организации – Кириллов Ф.П. и Махонин В.М., причем последний занимал должность секретаря ячейки.

Итак, 3 февраля 1932 года было вынесено постановление об обыске и аресте шестнадцати человек, а 9 февраля все они были арестованы и допрошены. Аресты производили шестеро сотрудников ОГПУ СевКрая, в то время как практически всех их, за исключением двоих – Куманова-Раху А.В. и Сильвестрова Н.Г. – допрашивал один следователь. Таким образом, за один день этот следователь допросил четырнадцать человек. Дело было поставлено на поток, что сказалось на качестве протоколов: в некоторых из них ряд пунктов не заполнены, отсутствует полная информация.

Возможно, это связано и с тем, что арестованные отказывались отвечать на некоторые вопросы. У семерых допрошенных отсутствуют показания «По существу дела», но лишь у двоих из них имеется обоснование данного факта. Так, в протоколе допроса Махонина В.М. в данной графе записано: «Ввиду того, что я не знаю за собой никаких дел, мне не о чем показывать». Плотников Т.Д. вообще отказался отвечать на какие бы то ни было вопросы, заявив: «Не затрудняйте сами себя, а равно и меня этими вопросами. Я допрашивался неоднократно и можете восстановить по имеющимся у вас материалам. Я анархист».

Интересен ряд ответов. Куманов-Раху А.В. показал: «… По отбытии наказания был осужден ОС ОГПУ по статье неизвестной мне…». У Сильвестрова Н.Г. в графе «Сведения об общественной и революционной работе» записано: «На вопрос не отвечаю. Покрыто мраком неизвестности».

По протоколам можно судить, что на первом допросе арестованные держались достаточно уверенно, но из представленных материалов не складывалась картина, в чем именно заключалась суть предъявляемых им обвинений.

 

Спустя две недели, 22 февраля 1932 года, было вынесено постановление «О предъявлении обвинения и избрании меры пресечения» обвиняемым: «Рассмотрев следственные материалы по делу… и приняв во внимание, что гражданин (ФИО) достаточно изобличается в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 УК, постановили: гражданина (ФИО) привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58-10 УК РСФСР, а мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей».

Куманов А.В., Махонин В.М., Линчевский Д.М., Кологрив И.Л., Плотников Т.Д., Кириллов Ф.П. и Сильвестров Н.Г. от подписи об оглашении постановления отказались.

На свободе остался лишь Личковский М.В.: «… приняв во внимание, что нахождение его на свободе не может вредно отразиться на дальнейшем ходе следствия, постановил: меру пресечения содержание под стражей заменить подпиской о не выезде из пределов постоянного места жительства, избрав такое на оставшийся срок ссылки – г. Каргополь».

Вскоре последовали повторные допросы. Некоторые из анархистов от дачи показаний отказались. Так, 25 февраля был вновь допрошен Кардао А.А., но в протоколе мы читаем: «От каких-либо показаний по существу дела Кардао давать отказался».

Аналогично, 2 марта Садов К.А. заявил: «Пользуясь предоставленным мне правом не отвечать на вопросы, я от дачи каких-либо показаний по существу инкриминируемого мне обвинения отказываюсь».

З марта от дачи показаний по существу дела отказался и Плотников Т.Д., а 6 марта – Кириллов Ф.П.

3 марта были также допрошены Кологрив И.Л., Линчевский Д.М., Александров В.Д. Они дали более развернутые показания, тем не менее, не признавая свое участие в контрреволюционной деятельности.

На вопрос: «Имеете ли вы связь посредством переписки с анархистами, проживающими заграницей?» все трое дали отрицательный ответ. Но при этом Кологрив И.Л. признал, что Куманов А.В. имел связь с некоторыми деятелями анархо-движения заграницей: «… отдельными моментами со мной делился, получавший эти письма Куманов. Из этих отдельных штрихов я делал некоторые выводы о рабочем движении на Западе».

На вопрос: «Имели ли место за время вашего пребывания в ссылке нелегальные собрания с анархистами, в которых вы принимали участие?» ответы были следующие. Линчевский А.М.: «Заявляю, что таких собраний в моем присутствии не были, о таковых мне ничего не известно»; Кологрив И.Л.: «Ничего подобного не имело места»; Александров В.Д.: «Ни на каких нелегальных собраниях анархистов в Архангельске я не бывал».

Следователя так же интересовал факт знакомства допрашиваемых лиц с Ольгой Таратутой[3]. Линчевский А.М. и Кологрив И.Л. подтвердили, что были с нею знакомы.

 

В этот же период, начиная с 29 февраля, на квартирах арестованных проводились обыски.

В комнате Сильвестрова Н.Г. были взяты «для доставления в ПП ОГПУ СевКрая следующие документы: 12 штук чистых бланков служебных записок СевКрая Комитета ВКП(б), книжка-удостоверение личности за подписями и печатями на заполнение (не заполненная), личная книжка запасного РККА на имя Решетникова Иосифа Николаевича, удостоверение личности на имя тов. Решетникова. Переименованные документы были обнаружены в комнате, ранее занимаемой до января месяца 1932 г. Сильвестровым, скрытые в стене комнаты за обоями».

На допросе 5 марта, будучи допрошен в отношении найденных при обыске документов, Сильвестров Н.Г. от дачи показаний отказался.

У Строкача К.К. был также изъят ряд документов, «как то 3 справки о месте работы, страховое свидетельство, страховая квитанция, расчетная книжка и воинский билет на некоего Туркова Якова Петровича, удостоверение о социальном положении некоего Соколова Александра Александровича, 2 справки о месте работы, выданные некоему Трофимову Ф.Г., и свидетельство о рождении некоего Митинова Алексея Николаевича».

На допросе 6 марта Строкач К.К. заявил: «Все эти документы я вижу впервые, кому они принадлежат не знаю, фамилии, указанные в перечисленных документах, слышу в первый раз».

У Куманова А.В., Кологрива И.Л., Линчевского А.М., Тарловского Г.О. были изъяты письма, свидетельствующие об их связях «с анархами за кордоном».

У Куманова А.В., Кардао А.А., Кологрива И.Л., Юрченко П.С. были найдены распечатанные экземпляры нелегальной брошюры «Кризис рабочего движения» («Штурм над Испанией»).

В связи с данной брошюрой были допрошены машинистки, работавшие в «СевКрай стройматериале», Смирнова Зинаида Михайловна и Титова Ксения Николаевна. Смирнова З.И. 5 марта показала следующее: «Я работала совместно с гр. Кумановым в одном учреждении СКЖКС. Находясь с ним в близких товарищеских отношениях Куманов однажды не то в ноябре, не то в декабре месяце 1931 г. обратился с просьбой размножить ему на пишущей машинке в 10 экземплярах (приблизительно) политический документ, характер которого мне понятен не был. В этом документе шла речь о испанской революции».

Титова К.Н. на допросе 12 марта также подтвердила, что она «согласилась напечатать Куманову его рукопись, передавал он мне ее по частям в течение около 5 дней, печатала по вечерам. Содержание передаваемой мне Кумановым рукописи точно не помню, но помню, что в рукописи часто встречались слова об испанской революции. Материалы, которые я печатала для Куманова я никому кроме Куманова не передавала, а также никто не читал, когда я печатала. Напечатанные Куманов забирал у меня лично по частям. Куда и кому Куманов отправлял эти документы мне неизвестно… На содержание напечатанного мною для Куманова документа не обратила внимания, так как в политических вопросах разбираюсь плохо».

 

А далее из материалов дела мы видим, что в следствии произошел перелом. Возможно, это было связано с материалами, полученными в результате повторных допросов и обысков, а также со свидетельствами машинисток, которые, по просьбе Куманова, перепечатывали нелегальную брошюру. Так или иначе, очевидно, что следователь активизировался и начал оказывать на арестованных анархистов давление.

Давайте обратимся к протоколам последующих допросов.

Если прежде Садов К.А. от дачи показаний отказывался, то уже 12 марта он признал вину и дал развернутые показания: «Признаю себя виновным в том, что, отбывая ссылку в Северном Крае в г. Архангельске я занимался антисоветской деятельностью». В тот же день признательные показания начал давать и Алексин А.П., продолжив свидетельствовать 21 марта. На допросах 14 марта и 27 марта Юрченко П.С. также подробно рассказал о деятельности представителей архангельской колонии анархистов.

Садов показал, что их антисоветская деятельность «в основном заключалась в следующем: В участии в нелегальных собраниях анархов, имевших место - 7 ноября 1930 г. на квартире Тарловского, на котором присутствовали кроме Тарловского Я (Садов), Махонин, Сильвестров, Алексин, Плотников, Кологрив и Линчевский. Собрались … под видом вечеринки, посвященной годовщине Октябрьской революции»; «9 декабря в моей квартире, куда собрались на новоселье Я (Садов), Сильвестров, Кологрив, Махонин, Алексин, Юрченко, Зверев, Вологдин, Личковский. Были ли Линческий и Куманов не помню»; «...у меня же на квартире 20 января 1931 г., где присутствовали Сильвестров, Махонин, Тарловский, Куманов, Кологрив, Алексин и Плотников»; «11 августа состоялось нелегальное собрание на кладбище. На этом собрании присутствовали Я (Садов), Сильвестров, Махонин, Алексин, Александров и Строкач»; «Очередное нелегальное собрание имело место в сентябре 1931 г. на Костромском проспекте. Присутствовали: Я, Сильвестров, Алексин и Махонин»; «Очередное сборище в ознаменование Нового года имело место у меня на квартире, где присутствовали Сильвестров, Махонин, Александров, Кардао, Плотников, Строкач».

По словам Алексина А.П., наиболее важным было собрание, «имевшее место на квартире Тарловского, на котором присутствовала, за малым исключением, вся колония анархистов, и которое явилось первым, положившим начало последующим. Все речи на этом собрании сводились к необходимости создания анархо-организации и к оценке Октябрьской революции».

Согласно показаниям Садова и Алексина, на этих собраниях обсуждались следующие вопросы:

ü     давались оценки Октябрьской революции, а именно, подчеркивался факт, что большевики исказили политический смысл Октября, и в стране по сути установилась крепкая централизованная государственная система – госкапитализм;

ü     обсуждались перспективы анарходеятельности и конкретные организационные формы этой деятельности;

ü      ставился вопрос о необходимости создания сильной анархистской организации, партии с дисциплиной и даже с некоторыми элементами власти. Такая организация должна создаваться на фабриках, заводах, колхозах и совхозах;

ü     установление нелегальной связи с заграницей;

ü     создание на случай бегства специального денежного фонда (кассы взаимопомощи) путем ежемесячного отчисления из зарплаты;

ü     необходимость теоретической подготовки анархистов.

Основными докладчиками на вышеуказанных собраниях являлись Садов и Тарловский, а также Сильвестров, Махонин и Александров.

 В деле есть и показания, которые арестованные давали друг на друга. Так, 27 марта Юрченко свидетельствовал против Куманова, заявив, что тот «получил из заграницы письмо и переслал его ссыльным анархистам». По его словам, Куманов также «получал из заграницы валюту и покупал в Торгсине продукты, делал посылки». Юрченко также подтвердил уже известную следствию информацию о причастности Куманова к распространению брошюры «Штурм над Испанией»: «Куманов получил из заграницы брошюру на немецком языке. Получил он ее нелегальным способом. Эту брошюру перевел и отпечатал в 10 экземплярах на машинке в том учреждении, где он работал». 

Вероятно, существует и другая причина, по которой арестованные начали давать показания не только на себя, но и друг на друга.

По словам Юрченко, с осени 1930 г. среди ссыльных анархистов в Архангельске произошел раскол. В результате образовались две группы, разделившиеся как на основе личных симпатий, так и по «оттенкам своих политических убеждений». Некоторые анархисты не примыкали ни к той, ни к другой группе, но относились к лагерю сочувствующих тем или другим. Одна группа включала в себя Садова, Сильвестрова, Строкача, Алексина и Махонина. Все эти анархисты были тесно связаны между собой. Юрченко показал, что «данная группа собиралась на квартире у Садова, слышал, что они пытаются создать подпольную анархо-организацию или партию, как будто у них собрания происходили с протоколами». Все они считали «приемлемым для анархистов на случай победы регулярную армию и государственную власть... анархистам мол не нужно бояться штыков, не нужно бояться власти». Участники этой группы стояла на платформе Аршинова, который прежде был в лагере Махно, но на тот момент проживал в Париже, пытаясь «создать там анархо-коммунистическую партию».

Другая группа была менее организована. В нее входили Линчевский, Кологрив, Александров, Кардао, Куманов, Тарловский и недавно прибывший из Соловков Боровиков. Они собирались у Юрченко или у Куманова, но не регулярно и никогда в полном составе. По словам Юрченко, они «ходили и разговаривали, что нужно дело делать, но дело стояло на мертвой точке». Все практические шаги, которые они собирались предпринять, «были прекращены нашими арестами».

Своеобразен взгляд некоторых представителей этой группы анархистов на интеллигенцию. Линчевский и Кологрив заявляли, что «в настоящее время власть в России принадлежит не рабочим и крестьянам, а интеллигенции, которая давно уже стремилась к власти и в Октябре 1917 г. она этой власти достигла. Интеллигенция представляет собой особый класс и приход к власти этого класса знаменует для рабочих рабство хуже капитализма». Боровиков частично соглашался с этим взглядом, но при этом говорил, что «после революции в России действительно образовался класс организаторов производства, к которому и перешла фактически власть, но до революции интеллигенция как класс не существовала». Таким образом, можно сделать вывод, что они отождествляли руководителей большевистской партии со всей интеллигенцией, считая, что именно она поработила трудящиеся массы.

 Алексин отмечал, что между анархистами существовали разногласия по отдельным вопросам, которые порой приводили к конфликтам. Так, например, Тарловский высказывался «вообще против всяких собраний, считая, что они чреваты опасностями». В качестве связи он предлагал «обмен мнениями между двумя лицами с последующей передачей в таком же порядке другим».

Садов и Кардао «спорили между собой о дальнейших формах анархо-движения, в каковом споре Кардао не соглашался с установками Садова, в частности, по вопросу дисциплины внутри анархо-организации и т.д».

Существовали разногласия и в отношении кассы взаимопомощи, которая была организована летом 1931 года. Участниками ее являлись Сильвестров, Махонин, Садов, Кологрив, Куманов и Алексин. Собранные деньги расходовались на помощь товарищам находящихся в других ссылках. Сбор денег и их рассылку производил Сильвестров. Касса распалась после конфликта произошедшего между Сильвестровым и Кумановым. Последний считал, что участниками кассы могут стать «только анархисты, побывавшие на Соловках, как люди наиболее стойкие и выверенные»; в то же время Сильвестров считал «неправильной постановку вопроса о таком ограничении членов и что остальные анархосоловчане согласились быть членами этой кассы».

 Куманову удалось взять на работе чистые бланки своего учреждения. Он их передал Сильвестрову, но через некоторое время убедившись в «крайней неконспиративности» последнего, решил забрать их обратно, опасаясь, что «Сильвестров с ними засыпится». Понимая, что, если он будет действовать открыто и прямо попросит вернуть бланки, Сильвестров ему их не отдаст, «Куманов решил пойти на обман и попросил бланки якобы для того, чтобы напечатать на них текст. Сильвестров не подозревал о намерении Куманова, бланки ему вернул, но, когда узнал, что его обманули – поссорился с Кумановым и перестал с ним здороваться. Тарловский, будучи на стороне Куманова обвинил Сильвестрова в том, что он неконспиративен».

Впоследствии признательные показания Садова, Алексина и Юрченко легли в основу обвинительных приговоров ряду их товарищей. Также в Обвинительном заключении мы читаем, что некоторые из арестованных «изобличались показаниями» Александрова, Куманова, хотя подобные показания в деле отсутствуют. 

Ничего в истории не меняется. Люди, оппозиционные власти, не могут договориться между собой, пойти на компромисс по отдельным вопросам ради достижения одной большой общей цели. Власть очень хорошо умеет этим пользоваться, играя на противоречиях и конфликтах между несогласными с политикой государства, стравливая их друг с другом, вынуждая свидетельствовать против сторонников противоположного лагеря. Очевидно, в 1932 году в Архангельске следователь использовал именно этот прием. 

Но даже несмотря на то, что в деле уже имелись показания ряда арестованных, данные ими на своих товарищей, многие из анархистов твердо стояли на своем, отрицая предъявляемые им обвинения, опровергая все факты.

Так, после получения признательных показаний Садова, следствие оказало большое давление на Строкача К.К. Его допрашивали еще трижды: 14, 16 и 21 марта. Однако, он ни в чем не признался. На допросах Строкач заявил: «По вопросу о нелегальных собраниях, имевшим место 11 августа 1931 г. на кладбище, где присутствовали Садов, Сильвестров, Махонин и я, на которых обсуждались вопросы по созданию анархической организации, о методах и формах таковой – я от дачи показаний по существу данного вопроса отказываюсь. По вопросу о собраниях, имевших место на квартире у Садова, где присутствовали Садов, Сильвестров, Махонин, Плотников, Кардао, Строкач, на которых выступали с анархо-политическими установками Садов и Кардао, я от дачи показаний по существу этого вопроса отказываюсь. Равным образом отказываюсь давать показания по вопросу предполагаемого побега из ссылки группы лиц – меня, Сильвестрова, Махонина и Алексина»; «… я отвечать отказываюсь и вообще отказываюсь отвечать на вопросы, касающиеся других лиц»; «Оглашенный мне документ «Декларация IV И.А.А. (Интернационал Ассоциации Анархистов) международного товарищества рабочих» мне незнаком и содержание мне не известно и представления о таковом не имею».

Не стал сотрудничать со следствием и Тарловский Г.О., о чем мы уже писали выше.

Не поддался давлению следствия Сильвестров Н.Г. На допросе 17 марта он признал, что присутствовал на вечеринках у Тарловского 7 ноября 1930 года и у Садова 1 января 1932, но при этом заявил: «Что говорили на этой вечеринке не помню, кроме того, что речь шла об историческом значении Октября. Равным образом не помню, о чем говорилось на вечернике у Садова накануне 1 января 1932 г».

Не дал признательных показаний и Куманов А.В. На допросе 20 марта он заявил: «Зачитанный мне документ «И.А.А.» (Интернационал Ассоциации Анархистов) (международного товарищества рабочих) – декларация симпатии жертвам капиталистического гнета во всем мире, мне не знаком, происхождение его мне неизвестно, и я впервые слышу о таковом».

Не признал своего участия в деятельности группы Александров В.Д. На допросе 21 марта он заявил: «На собрании, имевшем место на кладбище, где присутствовали Сильвестров, Махонин, Строкач, Садов, Алексин и я присутствовал, участия в разговоре о побеге я не принимал и как это видно из моего последующего поведения, я от этой группы совершенно отошел. Что касается документа обнаруженного, то я об таковом только слыхал, читать не читал и с содержанием его не знаком».

Кологрив также все отрицал. На допросе 22 марта он заявил: «Присутствовал ли я на собрании у Тарловского, имевшем место 7 ноября 1930 г. – не помню. Документ, именуемый «Крах мирового рабочего движения» мне не знаком, и я не имею о нем никакого понятия. Какие-либо взносы в кассу взаимопомощи я не вносил и о существовании таковой мне неизвестно. Документ «Декларация IV Интернационала АА» мне незнаком и представления о нем я не имею».

Подобной линии придерживался на допросе 31 марта и Кардао: «По вопросу о том, передавал ли мне Куманов документ «Штурм над Испанией» могу ответить категорически нет. Что касается моего присутствия у Садова 31/XII – 31(2), то подтверждаю свое присутствие, пребывание мое там длилось около 2 часов, причем разговоры на политические темы вообще, и в частности об анархизме не имели места».

 

Второй том дела № 6903 представляет собой Обвинительное заключение. Если изначально по делу проходило шестнадцать человек, то обвинение было предъявлено тринадцати, а именно: Садову К.А., Куманову-Раху А.В., Сильвестрову Н.Г., Махонину В.М., Сорокину К.К., Алексину А.П., Александрову В.Д., Кологриву И.Л., Линчевскому А.М.., Тарловскому Г.О., Плотникову Т.Д., Кардао А.А., Юрченко П.С. Данные лица обвинялись в преступлении, предусмотренном ст.ст. 58/10 и 58/11 уголовного кодекса.

В частности, в заключении говорится:

«9-го февраля 1932 года в гор. Архангельске ликвидирована к-р. анархо-группировка, ставившая своей целью создание анархо-организации.

Деятельность группы в указанном направлении на протяжении почти 11/2 лет заключалась в:

а) систематических созывах нелегальных собраний, на которых обсуждались организационные принципы проектируемой организации, политические установки таковой, формы и методы практической контрреволюционной деятельности группы;

б) контрреволюционных связях с анархистами, как находящимися на территории СССР и преимущественно отбывающими сроки наказания за анархо-деятельность в местах ссылки, так и с отдельными деятелями этого движения за кордоном;

в) размножении получаемой из-за границы контрреволюционной литературы и распространении таковой;

г) создании кассы взаимопомощи;

д) попытке устройства организованного побега из мест ссылки, создании в этих целях специального денежного фонда и приобретении фиктивных документов».

 

В качестве идеологов группы были названы Садов К.А. и Тарловский Г.О. По версии следствия, руководили деятельностью анархистов Садов К.А., Куманов-Раху А.В., Сильвестров Н.Г. При этом отмечалось, что последний отличается «редкой непримиримостью к Советской власти»[4].

 

Свою вину признали Садов К.А., Куманов-Раху А.В., Алексин А.П., Кологрив И.Л., Юрченко П.С.

Частично вину признали Строкач К.К., и Александров В.Д.

Остальные – Сильвестров Н.Г., Махонин В.М., Линчевский А.М., Тарловский Г.О., Плотников Т.Д., Кардао А.А. – свою вину не признали.

 

Особым совещанием при Коллегии ОГПУ 16 мая 1932 года в качестве меры наказания были приговорены к высылке: Тарловский Г.О. – в Казахстан; Кардао А.А. – в г. Верхне-Уральск для заключения в В.-Уральский полит-изолятор; Плотников Т.Д. – в Ташкент в распоряжение ПП ОГПУ по Средней Азии; Юрченко П.С. – в Восточную Сибирь (Иркутск); Линчевский А.М. – в Восточную Сибирь; Сильвестров – в Суздаль для заключения в Суздальский полит-изолятор; Кологрив И.Л.– в Новосибирск.

Сведения о наказании по остальным анархистам, проходящим по данному делу, отсутствуют.

 

Сведения об участниках дела

(на основании материалов дела)

 

Алексин Агафангел Петрович, 1906 г.р.

Происхождение: Вологодская губ, Тотемский уезд.

Род занятий: слесарь в тракторных мастерских в Соломбале

Семейное положение: жена Фаня Григорьевна Вильтер, дети Елена, Ирина

Образование: незаконченное высшее, Ленинградский электротехнический институт

Политические убеждения: анархист

По существу дела: показания отсутствуют 

 

Александров Василий Дмитриевич, 1907 г.р.

Происхождение: УССР, г. Орехов, украинец.

Род занятий: 2-я строительная контора, столешник

Семейное положение: холост

Образование: сельская школа

Политические убеждения: анархист с 1924 г.

По существу дела: Анархистом я стал по личным убеждениям. Больше показать в данный момент ничего не могу. 

 

Кардао Альберт Александрович,1900 г.р., 2/XI

Происхождение г. Гали с. Речко-Цхили, Абхазия

Род занятий: отдел снабжения СевКрай пушнины – бухгалтер, уволен с 25/I -32г.

Семейное положение: Холост.

Образование: среднее, Учительская Семинария и бухгалтерские годичные курсы в г. Сухуми в 1921-1922 г.

Политические убеждения: Анархист с 1919 г., вступил во Всероссийскую анархистскую группу в Москве.

Сведения о прежней судимости: В ссылке с 1925 г., выслан из Севастополя.

По существу дела: показания отсутствуют 

 

Карпович Семен Карлович, 1905 г.р

Происхождение: Киев, Украина

Род занятий: помощник бухгалтера СевКрай Пушнины.

Политические убеждения: беспартийный, анархист

Образование: незаконченное высшее

Сведения о прежней судимости (до Октябрьской революции и после нее) Выслан Постановлением Коллегии ОГПУ УССР в 1931 г. сроком на 5 лет по ст. 58-10, 11 УК УССР

По существу дела: С января 1932 г. секретарь Куневского парткома до 1924 г. С 1924 по 1925 г. работал в КСМ Плужинского района и секретарем комсомола сахарного завода. В 1926 г. был арестован Черкасским ОГПУ (на полтора месяца) и после работал приказчиком в агро… в Киевском … Во 2-й половине 1926 г. учеба по курсам иностранных языков. В 1928 г. был избран в Киевский Горсовет, работал в секции РКЦ до января 1931 г., когда был арестован. 

 

Кириллов Фиогнит Прокопьевич, 1906 г.р.

Происхождение: с Устьилим Коми область, родители крестьяне, русские

Род занятий: научный сотрудник секции общей экономики СевКрай плана.

Семейное положение: холост.

Образование: школа в Устьилиме и сельскохозяйственный техникум в Архангельске.

Политические убеждения: официально беспартийный, ранее до 1931 г. разделял взгляды анархистов, с того времени никакой партийной орг. работы не веду.

Сведения об общественной и революционной работе: С 1920 по 1922 г. состоял членом комсомола. Выбыл по личному желанию.

Сведения о прежней судимости (до Октябрьской революции и после нее) Никогда не судился, но с 1927 по 1930 г. отбывал ссылку в г. Енисейске Зап. Сибири как анархо-коммунист.

По существу дела: Отбыв ссылку в 1930 г. до мая 1931 г. жил в Днепропетровске, далее в Архангельске. Встречался и знаком с анархистами Юрченко, Личковским, Тарловским, но знакомство это никакой партийной основы не имело. Переписку имел с Васильевым, живет в Ташкенте, с Поляковым и Голубевым в Днепропетровске. 

 

Куманов-Раху Альберт Викторович, 1907 г.р.

Происхождение: г. Москва, сын служащего – врача, мать домохозяйка, русский

Род занятий: экономист СевКрай строя

Семейное положение: холост.

Образование: Иваново-Вознесенская гимназия 4 кл, не окончил, также школа II ступени окончил в 1924 г.

Политические убеждения: беспартийный, по убеждениям анархист-синдикалист с 1925 г.

Сведения о прежней судимости: до 1926 г. (января месяца) был в Кинешме на нелегальном положении. Арест в Нижнем. Судился Особым Совещанием 13/I – 1926 г. присужден к 3 годам концлагерей по ст. 58-10 УК. По отбытии наказания был осужден ОС ОГПУ по статье неизвестно мне и получил 3 годы ссылки в СевКрай. В 1929 г. жил в Пинеге. Арестован в Пинеге за отказ выйти на сплав, отсидел 2 месяца тюрьмы в Усеслоне. Затем Архангельск.

По существу дела: показания отсутствуют 

 

Линчевский Арон (Давид) Моисеевич,1891 г.р.

Происхождение: из Белостока из семьи ткача, интернационалист, отец был евреем

Род занятий: булочник в ДТК

Семейное положение: Жена: Софья Соломоновна, дети: Люся, Яша, Миша, мать Рахиль 60 лет,

Образование: среднее

Политические убеждения: Анархист–коммунист с 1910 г. До 1915 г был создателем Белостокского союза булочников в Гомеле, в 1932 г. председатель завкома кооператива хлебопекарен.

Сведения о прежней судимости: В 1913 г. арестовывался, подозревался участником революционного движения.

По существу дела: показания отсутствуют 

 

Личковский Михаил Васильевич, 1900 г.р.

Происхождени): г. Ленинград, отец Василий Личковский – путиловский рабочий

Род занятий: парикмахер, безработный

Семейное положение: жена Немец Парасковья Ивановна

Образование: 4 класса гимназии в Ленинграде

Сведения о прежней судимости (до Октябрьской революции и после нее) В административном порядке как анархист был выслан в 1929 г. в Коми область на 3 года и после на 3 года в ссылку в СевКрай.

По существу дела: показания отсутствуют 

Махонин Василий Матвеевич, 1904 г.р.

Происхождение: село Зеленая Слобода, Раменского района, Московской обл., РСФСР, из крестьян.

Род занятий: бухгалтер СевКрай пушнины.

Семейное положение: холост. Братья Николай 1898 г.р., Александр 1893 г.р., Иван 1888 г.р.

Образование: среднее, 3-й курс педтехникума

Политические убеждения: в партии анархистов с 1924 г.

Сведения об общественной и революционной работе: С 1920 по 1924 был комсомольцем, секретарем ячейки.

Сведения о прежней судимости (до Октябрьской революции и после нее) В 1924 арестовывался в Кронштадте и Постановлением ОГПУ был выслан в Коми область на 3 года. В 1926 г. Постановлением Коллегии ОГПУ осужден на 3 года в концлагерь и по отбытии срока выслан в СевКрай на 3 года.

По существу дела: ввиду того, что я не знаю за собой никаких дел, мне не о чем показывать.

Плотников Тимофей Дмитриевич, 1901 г.р.

Место рождения: Куйбышевская обл., Куйбышевский район, с. В.-Печерское.

Род занятий: Служащий земельной регистратуры.

Семейное положение: Жена, дочь.

Политические убеждения: Беспартийный.

По существу дела: На заданные вопросы по анкетной части протокола Плотников заявил: «Не затрудняйте сами себя, а равно и меня этими вопросами. Я допрашивался неоднократно и можете восстановить по имеющимся у вас материалам. Я анархист». 

Садов Кирилл Антонович, 1902 г.р.

Происхождение: Иркутская губерния, г. Зима, русский, отец рабочий

Род занятий: Союзкино, техник строитель

Семейное положение: жена Надежда Кузьминична Жернова, дети Олег, Юрий

Образование: незаконченное высшее, 2 года Московской горной академии Политические убеждения: анархо-синдикалист с 1922 г.

Сведения о прежней судимости: Постановлением Особого Совещания за контрреволюционную деятельность 26/II – 26 г., был приговорен к ссылке в Сибирь. Решением Особого Совета при Коллегии ОГПУ от 13/I -30 г. был выслан в СевКрай по ст. 58-11. В Архангельск прибыл 4 ноября 1930 г., работал в Ремстройбюро Горсовета, затем в Союзкино. Был в ссылке в Надыме.

 

Сильвестров Николай Григорьевич, 1896 г.р.

Происхождение: Харьков, родители русские, подданство СССР, рабочий.

Образование: среднюю школу окончил в 1924 г.

Политические убеждения: убежденный анархист с 1914 г. состою в анархистской организации

Сведения об общественной и революционной работе: на вопрос не отвечаю. Покрыто мраком неизвестности.

Сведения о прежней судимости (до Октябрьской революции и после нее) В 1925 г. Постановлением Коллегии ОГПУ по Крыму по ст. 58-11 заключен в концлагерь сроком на 6 лет, отбыл 4 ½ лет, освобожден с ссылкой в Архангельск.

По существу дела: вышел из концлагеря Соловки приблизительно 26 мая 1930 г. Первоначально работал в артели металлистов в должности слесаря, позднее в кустарном союзе. Последняя работа на Иодном заводе. С работы я уволился по закрытию завода. На работу я не поступил, просто решил отдохнуть и существовал на средства, заработанные мною на слесарных работах.

Связи с родственниками не имею около 7 месяцев. Материальную помощь получал из заграницы из г. Берлина от друзей Флешина, из партии от Дубинского. Получал посылку и денежную помощь за это период, то есть за 1931 г. всего раз 5-6. Писал и сейчас имею переписку с указанными лицами, то есть с Флешиным и Дубинским.

 

Строкач Кирилл Константинович, 1901г.р.

Происхождение: из Калиш, Польской республики.

Род занятий: Архангельская больница в должности лекпома. В 1919 г. по проф. мобилизации служил красноармейцем в Москве в военно-интернациональной дружине сроком около 2 месяцев. После был демобилизован по болезни.

Семейное положение: Холост.

Политические убеждения: Анархист с 1925 г., примкнул будучи в Тобольской ссылке. Как стал анархистом, так нигде кроме тюрьмы и ссылки не был.

Сведения о прежней судимости: До Октябрьской революции не судился. Ссылку на Урал сроком на 3 года получил по постановлению Особого Совещания в 1924 г. В 1927 г. получил 3 года концлагеря, после получил 3 года ссылки в СевКрай.

По существу дела: показания отсутствуют

 

Тарловский Герасим Иосифович, 1893 г.р.

Происхождение: Гродно, отец управляющий кожевенным заводом, еврей, а до этого был закройщиком.

Род занятий: кустарь обойщик с 1929 г., до этого закройщик, кожевник, товаровед.

Семейное положение: Жена Фарбер Шейна Зельмовна, 5 братьев - Тарловские: Матес, Соломон, Барух, Абэ, Мойше Иосифовичи.

Образование: домашнее.

Политические убеждения: Анархист-синдикалист. До революции занимался исключительно профессиональной работой в рабочем движении.

Сведения о прежней судимости: В начале 1917 г. или вернее в 1916 г. судился за политическую деятельность в Германии в Ганновере. После революции в 1922 г. привлекался к ответственности, мне предъявили обвинение в анархической работе в г. Москве, был приговорен к 3 ½ г. Соловки. В 1922 г. сослали в СК на 3 года, постановлением коллегии ОГПУ мне дали – 6 (?)

По существу дела: В настоящее время веду переписку с тетей и матерью, которые находятся в Польше. Кроме них ни с кем не веду переписки с заграницей. Имею переписку с товарищами Вегер, Марией Моисеевной, находится в Ташкенте - анархистом, отбывающим …. Браверман Иосиф Моисеевич – тоже анархист, сосланный, жил в Мелитополе(?), теперь кажется, отбыл ссылку. Переписка личного характера, чисто товарищеская. Месяца 3-4 тому назад отправлял деньги в Соловки анархистке Розовой Ане – 30 руб. Знаком со всеми анархистами, которые находятся в Архангельске, встречаюсь редко, разговоры с ними самые обыкновенные, обыденные. Больше сказать ничего не могу.

 

Юрченко Петр Сергеевич, 1899 г.р.

Происхождение: г. Гомель

Род занятий: литограф в артели инвалидов «Красный Север».

Образование: окончил приходскую школу.

Сведения об общественной и революционной работе: В 1917 г. принимал участие в профсоюзной работе как член профсоюза печатников в г. Киеве, с 1917 г. служил в Красной Гвардии, затем в 1922 г. в РККА, стрелок I категории.

Служба у белых: В 1919 г. будучи взят в плен войсками Деникина вынужден был служить в них 2 недели, затем бежал к красным.

По существу дела: В партию анархистов вступил в 1922 г. в Гомеле, при каких обстоятельствах не помню. С 1922 по 1924 г. в Гомеле имел связь с анархистами Казаковым и Мухиным, ныне умершими, и Личковским. С 1924 по 1928 г. находился в ссылке в Архангельске по линии ОГПУ. После отбытия срока в 1928 г. выехал в Киев, затем в Гомель, где проживал до ноября 1929 г. Далее по наст. вр. в Архангельске.

  

 --------------

[1] https://www.chayka.org/node/10641

[2] Границы на момент 1932 г.

[3] Гольда Эльева Элька (псевдоним Таратута, Ольга Ильинична урожденная Рувинская, 1876—1938) — анархистка, участница махновского движения, основательница украинского Анархического чёрного креста. Не раз арестовывалась в годы советской власти. Последний арест - 27 ноября 1937 года по обвинению в анархической и антисоветской деятельности. Приговорена к смертной казни 8 февраля 1938 года и расстреляна в тот же день. - https://ru.frwiki.wiki/wiki/Olga_Taratuta 

[4] В заключении на Соловках Сильвестров Н.Г. неоднократно объявлял голодовку. Постановлением Особой тройки УНКВД ЛО от 09.10.1937 приговорен к ВМН. Расстрелян 03.11.1937 в урочище Сандармох (Карельская АССР). https://arch2.iofe.center/person/35367

 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки