Как говорят психологи, люди, подобные чеховскому Беликову (и гоголевскому Башмачкину из «Шинели»), страдают тяжелой формой социофобии. В Америке они составляют 13 процентов населения. Я здесь встречал таких людей, но это были так называемые пассивные социофобы: они не представляли угрозу окружающим, не пытались навязать свою мизантропию и свои страхи обществу. Другое дело – мизантропы активные, да еще одержимые идеологией, познавшие свет «единственно верного учения». Этих мы видели в СССР на самых высоких постах и немало от них настрадались.
Жалость к фрику, страдающему от своей социофобии, оказалась сильнее жалости к целому городу, у которого этот бедный и несчастный отнял свободу. Почему? Потому что свобода для этих милых ребят — как воздух, которым они дышат с рождения. Им не перекрывали кислород, не надевали намордник. Несвобода для них — нечто абстрактное, умозрительное. И, как результат, — ослабленный иммунитет к посягательствам на свободу, производимым под прикрытием демагогических лозунгов. Один из самых действенных требует введения equity, то есть полного равенства во всем, включая достигнутые результаты, в противовес equality — равенству перед законом и равенству исходных возможностей.
***
Читаю Григория Померанца:
«Одна из проблем, которую нельзя решить высокоточными ракетами, — миллиарды недорослей, недоучек, недоразвитков. Примитивные народы умели воспитывать своих мальчиков и девочек. Простая культура целиком влезала в одну голову, и в каждой голове были необходимые элементы этики и религии, а не только техническая информация. Культура была духовным и нравственным целым. Естественным примером этой цельности оставались отец с матерью. Сейчас они банкроты».
Итак. Отец и мать умели передавать своим детям основы этики, духовности, нравственности. Родители оставались для них примером, образцом. Так было веками. И что стало? «Сейчас они банкроты».
Прочел эти строки— и вспомнил Давида, одного из своих первых американских знакомых. Он появился в Оберлине в качестве молодого профессора экономики и стал одним из представителей «идеологического меньшинства»: подавляющее большинство наших преподавателей придерживались левых идей, увлекались марксизмом и симпатизировали покинутой мной стране. Давид был консерватором. Он довольно сносно говорил по-русски: как видно, этот язык еще не был забыт в его еврейской семье российского происхождения. «Да, — сказал он мне однажды, — я верю в консервативные ценности и говорю об этом тебе, своему единомышленнику. Но моим будущим детям я ни слова не скажу о моих убеждениях». «То есть как? — удивился я. — Почему?» - «Потому что дети должны сами формировать свои взгляды. Без вмешательства родителей". «И ты не считаешь своим долгом помочь им сделать правильный выбор?» «Не считаю. Пойми, у нас свободное общество. В отличие от твоего бывшего, советского. Свобода выбора — наш важнейший принцип. И он распространяется на наших детей и на выбор ими своих убеждений».
Я не согласился с Давидом. И еще решительнее не соглашаюсь с ним сейчас, когда вирус самой махровой левизны поразил уже более половины молодой Америки. У многих из этих молодых адептов неомарксизма, сочувствоющх БЛМ, ненавидящих Израиль и кающихся за «преступления» своего отечества — консервативные родители. И это подсказывает мне следующий вывод: принцип родительского невмешательства и полной свободы в выборе взглядов, сформулированный Давидом 45 лет тому назад, имел и имеет в Америке весьма широкое распространение.
Интересно, что сказал бы по этому поводу мудрый Григорий Померанц. Наверное, повторил бы свой суровый диагноз о нынешних папах и мамах: «Сейчас они банкроты».
ЭПИЛОГ
Если бы профессор Алан Блум дожил до наших дней, он, возможно, писал бы сейчас сиквел к своему «Закрытию американского разума». И назвал бы его «Закрытие американского проекта». Порою кажется, что Америка прошла точку невозврата. Закроется ли окончательно великий американский эксперимент — выяснится в скором будущем, которое мне вряд ли суждено увидеть. Однако уроки истории и смутные предчувствия подсказывают мне неутешительный ответ в духе мудрой и грустной песенки Булата Окуджавы: «Былое нельзя воротить». Маловероятно, что эта страна когда-либо достигнет нового расцвета и снова станет свободной и раскованной, отрешится от идеологических заморочек, выбросит на помойку омерзительную политкорректность, покончит с цензурой и самоцензурой, избавится от своих неврозов и от постыдного страха ляпнуть какую-нибудь крамолу.
Громадный корабль, ведомый бесталанными троечниками при поддержке доброй половины пассажиров, движется в смертельно опасные воды. Не так-то просто будет выбраться ему оттуда живым и невредимым.
Добавить комментарий