На днях, перебирая старые документы, натолкнулась на бесславно прозябающие в углу шкатулки три некогда могущественные удостоверения – Союза Художников СССР, Союза Журналистов СССР и Союза Писателей СССР. И невольно унеслась мыслями в прошлое. Как я, по молодости, гордилась своими «выпендрежными» краснокожими книжицами, какое магическое действие они оказывали на окружающих!
Членство хотя бы в одном творческом союзе было не только очень престижно и почетно, но и несло в себе большие преимущества, права и льготы. От Союза Художников СССР я получила в Ереване великолепную творческую мастерскую. Конечно, не занимай мой муж высокие посты, не видать бы мне ее, как своих ушей. (На мастерские среди ереванских скульпторов и живописцев была очередь лет на десять вперед.) Нашлись бы более достойные. Или – более шустрые. Однако факт остается фактом – мастерская члену Союза Художников полагалась по Уставу. И – само собой – участие в его выставках.
По переезде в Москву меня прикрепили к поликлинике Союза Писателей с совершенно иным уровнем обслуживания (в сравнении с обычной). Под занавес советской действительности я успела дважды воспользоваться правом на бесплатные путевки в любой Дом творчества СП, проведя втроем (с мужем и младшим сыном) один месяц в Белоруссии, под Минском, другой – в Крыму, в Коктебеле, и все мы остались очень довольны.
Литфонд СП обеспечивал все социальные нужды писателей: материальная помощь в творческих целях, денежные ссуды и пособия, медицинское и культурно-бытовое обслуживание, оплаченные бюллетени по болезни, повышенные пенсионные надбавки, распределение путевок в санатории, дома отдыха, Дома творчества. А также – помощь в приобретении квартир, строительстве персональных дач, о чем я, увы, узнала слишком поздно.
Вернувшись с семьей в конце 80-х в Москву, нам пришлось решать проблемы жилья – сначала мы снимали квартиру, а потом купили под Москвой (в Загорянке) старенький дом с огромным садом. Дом снесли и долго, мучительно строили новый (до развала СССР оставались считанные месяцы, и в стране уже начинался беспредел). Ценой огромных усилий провели все городские коммуникации, включая кабельную телефонную связь. Знай я свои «права» в Союзах, мороки и затрат наверняка было бы намного меньше.
Творческие союзы в советское время, не получая ни копейки от государства, были очень богатыми организациями, с идеально отлаженной системой финансирования, которая работала бесперебойно, давая им материальную свободу и независимость. При каждом Союзе имелся свой фонд – Худфонд, Литфонд, Музфонд... В них автоматически поступал определенный процент отчислений от любой творческой деятельности или продажи продукции, созданной членами Союза – всего, что измерялось рублями.
По идее, СХ СССР должен был быть богаче остальных Союзов, поскольку его Худфонд имел производственные предприятия (заводы, фабрики, комбинаты, мастерские и пр.), салоны-магазины, устраивал вернисажи, выставки – союзные и зарубежные, аукционы изобразительного искусства, через него осуществлялись оформительские заказы и тому подобное.
Но это было не так, и СХ постоянно жаловался в правительство на неравенство условий финансирования. Союз Писателей, например, был намного богаче, обладая огромной собственностью. Если Худфонд имел право на 2-3% отчислений, а Журналистский фонд и того меньше – 0,5%, то Литфонд, при 2-3% от всей прочей деятельности, получал 10% от гонораров за литературные произведения.
У СП были свои издательства («Советский писатель» и издательско-полиграфическое объединение «Литературная газета» с огромными площадями и типографией), плюс отчисления от всей печатной продукции в многомиллионных тиражах. Одно только издательство «Молодая Гвардия» за время своего существования выпустило в общей сложности более 2 млрд экземпляров книг.
Советских людей всегда отличала высокая духовность. Это был самый читающий народ в мире. Спрос был настолько велик, что печатная продукция выпускалась гигантскими тиражами. Вот, беру с полки своих публикаций «Мир приключений» изд-ва Детская Литература – тираж 100 000. Рядом – «Фантастика» изд-ва Молодая Гвардия – 155 000, «Искатель» – 275 000, журнал «Наука и религия» - 530 000, международный журнал «Советская женщина – 1 240 000. И так далее. Книги и журналы продавались во всех уголках страны, размещались во всех библиотеках, начиная с Библиотеки им. Ленина. Автор к их распространению отношения не имел. Ему полагались гонорары, пусть не бог весть какие, но гонорары. Плюс десять авторских экземпляров...
Получив очередную, еще пахнущую типографской краской книжку, я парила в небесах от того, что держу в руках свой растиражированный труд, что вроде бы могу, наконец, назвать себя волшебным словом «писатель», на что долго не отваживалась, даже после того, как вступила в СП. Всё казалось, не дозрела, не дотянулась, не доросла – таким полновесным, значительным, уважаемым было когда-то само это понятие.
В СССР публиковаться было непросто – слишком высокие предъявлялись требования – по линии профессионализма. Но если рукопись получала добро и произведение выходило в свет, для автора это очень много значило. Его уже иначе воспринимали. Он мог гордиться своими публикациями, как серьезными достижениями, которые открывали ему дорогу к дальнейшему росту, формировали его творческую биографию.
Но вернусь к «волшебным корочкам». Журналистское удостоверение практически открывало зеленую улицу повсюду – можно было беспрепятственно пройти почти в любое, даже закрытое учреждение, на любое мероприятие, взять у любого человека интервью и – приятно провести время с друзьями в Доме Журналиста.
В сегодняшней Москве его вспоминают, как легендарный, культовый, элитный и недоступный. В советское время в Дома ТС можно было попасть только по членскому удостоверению, отсюда и ореол недоступности. Зато «своим» разрешалось проводить с собой от одного человека до целой компании. В ЦДЖ, богемном Домжуре, была своя, особая атмосфера и обалденная кухня с горячими, там же испеченными калачами вместо хлеба и вкуснющим копченым угрем на закуску.
Минус заключался в том, что журналисты пили и курили по-черному, поэтому на тонущие в дыму соседние столики лучше было не смотреть (и уж тем более – не прислушиваться). Помимо всяких секций, кружков, курсов, лекций, литературно-музыкальных гостиных, там устраивались просмотры фильмов, еще не вышедших на экраны, что тоже имело свой кайф.
Домжур располагался в старинном здании на Никитском бульваре, построенном в конце XVIII века князьями Гагариными. Его жалкая тень и по сей день там обитает – в виде частного ресторана «Домжур», окружающего своих завсегдатаев псевдоуютом, под вывеской «VIP Клуб для любимых гостей», и выдающего им ностальгические псевдо-журналистские удостоверения.
В ЦДЖ, в свое время, побывал Александр Пушкин с Натальей Гончаровой – на балу у княгини Щербининой (тогда дом принадлежал ей). Когда советская власть передала здание Дому Печати, оно превратилось в элитный очаг культуры для московской интеллигенции. Среди посещавших его литераторов, поэтов и актёров, были Валерий Брюсов, Сергей Есенин, Александр Блок, Владимир Маяковский. Дом Журналиста занял место Дома Печати в 1938 году, но не удержал марку культурного центра столицы.
«Очаг» переместился в Писательский клуб, на Большой Никитской. Помпезный особняк, очень похожий на замок, построенный веком позже по заказу отставного генерала царской армии Святополка Четвертинского. Интерьеры особняка вполне соответствуют его внешнему виду. Чего стоит парадная лестница и дубовый зал, собранные без единого гвоздя из дуба, завезенного из Индии, и украшенные искусной резьбой.
Особняк был продан графу Олсуфьеву, главе московской масонской ложи, и вплоть до революции в нем проходили тайные заседания масонов. После революции особняк послужил пристанищем для беспризорников, коммуналкой, детским садом для детей кремлевской элиты, рабочим домом Максима Горького (царский жест Сталина). После того, как был создан Союз писателей СССР (1934), его передали в безвозмездное пользование Писательскому клубу, который начали называть Центральным Домом Литераторов (ЦДЛ).
«Лояльные» советские графоманы и поэты собирались в Дубовом зале, а прочие, инакомыслящие – в Пестром, некогда служившим Олсуфьевым конюшней. Здешние стены помнят голоса Маяковского и Пастернака, Ахмадулиной и Окуджавы, и многих-многих других. Москвичи мечтали получить приглашение на вечер в элитный ЦДЛ, пообщаться с известными писателями и поэтами, или хотя бы поглазеть на них. Сами же литераторы смотрели на ЦДЛ, с его кипящими страстями, как на богемную клоаку.
Кто здесь только не побывал из сильных мира сего, начиная с Александра III, Сталина и Берии. Здесь Михаил Горбачев и Рональд Рейган встречались с творческой интеллигенцией Москвы. Перечислять не стоит, потому как в элитную московскую достопримечательность ходили и водили знаменитости всех сортов.
Я и не знаменитость, и не страдала жаждой поглазеть на оных. Про то, что ЦДЛ – клоака, «набитая склоками, завистью, лестью и бесплодием» (Сергей Довлатов), знала лишь понаслышке, да «поначитке». Просто в ЦДЛ мне почему-то не хватало тепла среди его парадного лоска. Милее всех был по-домашнему уютный ЦДРИ, на Пушечной улице, где всегда можно было посмотреть какой-нибудь концерт и просто провести вечер в мельканье одухотворенных, интеллигентных, приветливых лиц.
Поскольку я с детства видела, как мама, облачаясь в вечерние туалеты, отправлялась в ЦДРИ, как на праздник (по приглашению коллег из «Окон ТАСС», где она работала в военные годы), у меня к нему было отношение особое, приправленное тайной гордостью, что теперь я могу повести маму, как свою гостью, в «культурный очаг» ее молодости.
Центральный Дом Работников Искусств был единственным в стране, предназначенным для деятелей искусств всех видов и жанров. Он тоже располагался в одном из известных зданий Старой Москвы, построенном в первой половине XIX века по проекту Тона, автора храма Христа Спасителя, Большого Кремлевского дворца, Первого Московского вокзала в Санкт-Петербурге. Доходный дом Торлецкого-Захарьина был огромен, протянувшись от Пушечной улицы до Кузнецкого Моста. И настолько значителен, как архитектурное наследие столицы, что выход со станции метро «Кузнецкий мост», оказавшийся под ним, деликатно вписали в тело особняка, ничем (кроме арок) его не повредив.
С середины XIX века часть здания принадлежала весьма популярному в те годы Немецкому клубу. Это было место отдыха и развлечений для иностранных деятелей культуры – обеды, концерты, танцы, литературные вечера. Любила захаживать в клуб и местная интеллигенция. Здесь начинал свою театральную деятельность Станиславский. (Тогда его еще знали, как сына фабриканта Константина Алексеева.)
ЦДРИ, занявший место Немецкого клуба, открылся в 1930 году, по инициативе Луначарского. В изысканных интерьерах доходного дома, в его большом концертном зале устраивались концерты, торжественные собрания, творческие вечера, отмечались юбилеи деятелей культуры.
ЦДЖ, ЦДЛ, ЦДРИ – всё это так, развлечение в свободное время, обладающее особой притягательностью для новичков, приятное дополнение.
Еще одно «дополнение» – Дома творчества. Наибольшей популярностью среди писателей пользовался подмосковный «Переделкино», в котором иные из них жили годами, на всем готовом. Всего же СП имел 22 ДТ– в Ялте, Гаграх, Пицунде, Коктебеле, Дубултах, почти в каждой союзной республике.
В Армении, например, кроме Союза писателей, свой Дом творчества имели Союзы композиторов, архитекторов, кинематографистов, художников. В некоторых из них я побывала. Московские родственники мужа, будучи профессиональными музыкантами, часто отдыхали в армянском Доме творчества композиторов, в Дилижане, а мы их там навещали. Запомнились уютные коттеджи, утопающие в буйно цветущем яблоневом саду, посаженном самими композиторами, просторный концертный зал на 600 мест с прямо-таки храмовой акустикой и многое другое.
Надо сказать, что основная достопримечательность тех мест – сама природа. Маленькая Швейцария, как Дилижан называют. Единственная дорога из Еревана долго змеится по выжженным солнцем горам, а потом вдруг нежданно, как в сказке, выводит на вершину густо заросших лесами изумрудных холмов под глубоким, синим небом. Ночью небесный купол космически черный, расцвеченный яркими, невероятно близкими звездами. Высота ведь немалая – полторы тысячи метров над уровнем моря. Воздух слегка разрежен, но чистоты необычайной.
Миновав живописные петли затяжного перевала (с годами его заменил тоннель), оказываешься на дне долины, в маленьком городке Дилижан, с населением в 20 тысяч. Благодаря своему географическому положению и облюбовавшим его всесоюзным деятелям искусств, городок этот обрел славу одного из самых интеллектуальных очагов культуры. В нем постоянно устраивались концерты, фестивали, семинары, конференции.
Дом творчества Союза композиторов, открывшийся в 1964 году – явление особое. В нем все было пропитано красотой и искусством. Он сразу стал любимейшим местом советской элиты из мира музыки, и не только. При каждом удобном случае здесь спешили укрыться от мирской суеты такие великие творцы, как Арно Бабаджанян (единственный в Советском Союзе, получивший звание «Лучший композитор мира»), Арам Хачатурян, Гия Канчели, Мстислав Ростропович с Галиной Вишневской, Родион Щедрин, Давид Ойстрах, Эмиль Гигельс, Валерий Гергиев, Майя Плисецкая и многие-многие другие.
Побывал здесь и британский композитор Бенджамин Бриттен со знаменитым тенором Питером Пирсом, позже написавший: «Нам, англичанам, стоит поучиться гостеприимству у этого маленького народа». В числе завсегдатаев был Дмитрий Шостакович, обожавший этот затерянный в горах мирок. Здесь он с удовольствием жил, отдыхал и творил. Здесь родилась его музыка к фильму «Гамлет» и струнный «Квартет №10». Частым гостем Дома композиторов был и уникальный живописец Мартирос Сарьян. Его сын Лазарь Сарьян (композитор) был учеником Шостаковича.
Увы, всему когда-нибудь приходит конец. Нет уже среди нас тех удивительных, высокоодаренных людей. Нет и собиравшего их воедино Дома творчества – в том виде, каким он был при них. Теперь его опустевшие коттеджи и номера, в которых еще наверняка витают отголоски минувших лет, сдаются всем желающим на выходные, как обыкновенная гостиница.
В армянском Доме творчества Союза кинематографистов мне посчастливилось провести целое лето в первый же год его запоздалого открытия (1983). Посчастливилось потому, что он тоже был построен в Дилижане, среди сочных лесов и широких полян, пестрых от разнообразия полевых цветов, таких высоких, что когда мой девятилетний сынишка бродил среди них, разглядывая стрекоз и бабочек, его не было видно.
В доме кинематографистов тоже собирались люди исключительно интересные, творческие, из мира театра и кино. В то лето в Дилижане отдыхала Галина Волчек, с которой мы очень сблизились. Наше общение продолжалось и по окончании лета. Галиночка приезжала к нам в гости в Ереван, а я, бывая в Москве, непременно с ней встречалась, она приглашала меня в «Современник» на премьеры. Оттуда мы ехали к ней домой, засиживаясь допоздна. Пару раз она уговорила меня остаться на ночь, чтобы не ехать так поздно одной по Москве. Ее квартира находилась в очень необычном старинном здании, если мне не изменяет память – через дорогу от ЦДЛ.
В Дилижане я познакомилась еще с одним трогательно милым человеком – Валерием Усковым (кинорежиссером и сценаристом почти четырех десятков художественных фильмов). И наша дружба тоже растянулась на долгие годы. Даже уже живя в Америке, я, приезжая в Москву, обязательно звонила ему, а он тут же зазывал меня в гости, заставляя Наташу, свою супругу, накрывать праздничный стол...
Кажется, я переувлеклась «чужим» Домом творчества и его обитателями. Слишком много эмоций и воспоминаний связано с тем летом в Дилижане.
Но вернусь к Союзу писателей, поскольку так получилось, что сконцентрировалась в основном на нем. «Правильные писатели» (и, разумеется, талантливые) были в Стране Советов на особом, привилегированном положении. В качестве зашкаливающего по всем параметрам примера вспомним щедроты Сталина его любимцу Максиму Горькому – а Сталин в годы своего правления олицетворял для советских людей и государство, и правительство, и бога, и отца родного. (Что еще и палача – это не вслух).
Именем Горького называли улицы, станции, институты, фабрики, киностудию, театры, дворцы культуры, парки, села и целые города, самолеты, пароходы и т.д. Когда, после семи лет в Италии, «Буревестник революции» вернулся в СССР, его поселили, как упоминалось, в московском особняке миллионера Рябушинского (позднее ЦДЛ), присовокупив две огромные дачи – двухэтажную виллу «Тессели» в Крыму (Форос), и гигантскую усадьбу Саввы Морозова под Москвой, в Горках, с ротондой и колоннадой. Все три объекта само собой – с большим штатом обслуживающего персонала, со спецохраной. Как пишет его биограф Басинский, ежемесячно семья Горького обходилась государству в 130 000 рублей. (Для сравнения – средняя зарплата в 1970-е годы составляла 180 руб.) Но при этом сталинского избранника не переставали «пасти», контролируя каждое его слово, включая личную переписку.
Конечно, сладкая жизнь Горького – это советский экстрим. Ведь он был писателем Номер Один, путеводной звездой, как «основоположник социалистического реализма». Остальным профессиональным писателям жилось намного скромнее. Но тоже совсем неплохо. Литфонд строил для них Дома творчества, поликлиники, больницы, многоэтажные жилые дома улучшенной планировки – такие, как «Московский писатель» на улице Черняховского, «Дом писательского кооператива» в Камергерском. Самый известный – «Писательский дом» в Лаврушинском переулке, построенный по указу Сталина. В нем жили Пастернак, Ильф, Петров, Эренбург, Пришвин и им подобные.
Не будем отрицать очевидное. Государство всячески поддерживало творческие Союзы, а Союзы – своих членов. И это однозначно явление позитивное. Были однако и весьма увесистые «но». О пользе и вреде ТС, об их идеологической зависимости много всего было высказано – сначала на советских кухонных посиделках, а потом и в современной свободной печати.
Через ТС специальные органы, как правило остававшиеся в тени, зорко следили за тем, чтобы деятели искусств создавали «высокоидейную продукцию, содействующую строительству коммунизма в СССР», оказывая «благотворное влияние» на мировоззрение всего советского общества. Собственно, ради этого Союзы и были созданы.
Во избежание всякого рода отклонений, в стране была задействована система всеобщей политической цензуры, державшей под контролем печать, прессу, радио, телевидение, театр, кино, изобразительное искусство, одним словом, всё, что могло оказывать влияние на массы. (Под ее прицелом не раз оказывались даже детские стихи Корнея Чуковского.) Если «враг» был выявлен и уличен в неблагонадежности, его начинали изощренно травить.
В ход шли методы запугивания, провокации, предупреждения («Не шали, дорогой товарищ. Доиграешься»), слежки, преследования. Увольняли с работы. Исключали из учебных заведений, из партии, из Творческих союзов. Упрятывали в психбольницы, арестовывали, ссылали. Наконец, лишали советского гражданства и выдворяли из страны. В цепочке силового воздействия едва ли не самым действенным был Указ об уголовно наказуемом тунеядстве, как об одной из форм «социального паразитизма».
В Советской Стране те, кто не имел постоянного места работы, заносимого в Трудовую книжку, автоматически попадали в разряд неработающих. Их могли отдать под суд, зачастую с конфискацией имущества (за нетрудовые, «левые» доходы), и выслать «куда подальше» сроком от 2 до 5 лет, с принудительным приобщением к «общественно полезному труду». Только в 1964 году так было сослано 37 тысяч человек. При необходимости «тунеядцем» вполне мог стать «свободный» писатель, поэт, музыкант, художник.
Профессиональным деятелям искусств членство в Творческом союзе обеспечивало материальную и правовую защиту, давало, в буквальном и переносном смысле, крышу над головой – статус советского труженика. Но защита эта распространялась только на тех, кто не шел вразрез с линией партии, подставлял ей плечо, а не ножку. С теми, кто не желал втискивать себя в тесные рамки соцреализма, кто осмеливался мыслить, а тем более – высказываться не так, «как положено», соответствующие органы не церемонились.
Талантливейших людей, неугодных партии, сначала выгоняли из творческих союзов, тем самым лишая их статуса трудоустроенности, а затем перекрывали кислород (чтоб нигде уже не могли найти работу). И тогда вступал в силу постулат: «кто не работает, тот не ест».
Так поступали с Александром Солженицыным, прежде чем выслать из страны. Поэта Иосифа Бродского отправили на 5 лет в ссылку с клеймом «окололитературного трутня» и приговорили к принудительному труду на ферме. Писателя Владимира Войновича изгнали из страны «за тунеядство». Музыкант и певец Виктор Цой, чтобы избежать суда и ссылки, устроился кочегаром в котельную.
За роман «Доктор Живаго», впоследствии получивший Нобелевскую премию, Борис Пастернак был исключён из Союза писателей. Этот перечень можно продолжать и продолжать.
Олег Григорьев, поэт и художник, представитель ленинградского андеграунда, отбывая наказание «за тунеядство» на строительстве комбината в Вологодской области, записал:
С бритой головою,
В форме полосатой,
Коммунизм я строю
Ломом и лопатой.
Я знала лично (по литературному объединению «Магистраль») лишь одного изгоя тех времен – очень красивого, очень талантливого, очень злого на язык поэта и писателя Льва Халифа. За едкие высказывания, тут же превращавшиеся в афоризмы (типа: «Места, засиженные Мухиной – эмблема родины моей») он нигде не мог найти работу, был изгнан из Союза Писателей, а затем и из страны, увозя «всю свою валюту в голове». Увы, на Западе «валюту» конвертировать не удалось. До конца своих дней этот уникальный человек прозябал «на задворках Нью-Йорка» – в гетто для черной и прочей бедноты, «сквозь разорванный ботинок ощущая пульс земной».
Но вот Советский Союз лопнул, «раскидав клочки по закоулочкам», и все, теперь уже бывшие советские граждане обрели вожделенную свободу слова и печати, кисти и ноты, самовыражения и самовыживания. Говори что хочешь, живи где хочешь и как хочешь – в собственных дворцах или под забором, работай или не работай – государство тебе больше не указ, но и не защитник. Ему, по большому счету, нет до тебя никакого дела.
Закончилась и государственная опека над деятелями искусств. С 1991 года, с упразднением Творческих союзов советского образца, они оказались в числе самых незащищенных слоев общества, предоставленных самим себе, свободными, но никому не нужными. Хочешь творить – в любом жанре и на любую тему – твори. Но уже не в Домах творчества, не в собственных мастерских, а у себя на кухне... (Можно, конечно, и на помпезной вилле, если ты олигарх.) Хочешь в потолок плевать – плюй. В тунеядстве тебя уже никто не упрекнет. Но и руку помощи не подаст.
Хочешь издать свою книгу? Да ради Бога. Но, если она не попала в разряд бестселлеров – о гонораре даже не заикайся. Если ты без этой «блажи» жить не можешь – пиши, но за всё плати сам. Сам себя редактируй (или нанимай редакторов и корректоров), сам публикуйся и сам реализуй весь тираж. То есть творческий труд отныне и не труд вовсе, не профессия и не работа, а так – хобби, побочная блажь. Побочная оттого, что на нее не проживешь и семью не прокормишь.
Для частного издательства это такой же бизнес, как и любой другой. Его мало интересует качество публикуемых трудов, ведь продавать книги будет не оно, а сам автор. Стилистика, орфография, профессионализм – всё на ответственности заказчика. А поскольку высказаться нынче жаждет каждый второй или третий, колосья таланта трудно уже различимы в буйном цветении сорняков. Огромная армия «авторов» наводнила интернет низкопробными окололитературными творениями. Отношение к печатной продукции формируется соответствующее. Да и она уже все больше становится не печатной, а виртуальной.
Закатилось – не за горизонт, а куда-то под диван – само понятие «писатель». Такая профессия в молодой Российской Федерации как бы перестала вдруг существовать, о ней почему-то забыли.
Оказалось, что новому – уже не советскому, но еще не капиталистическому обществу, пережившему глубочайший кризис распада всех ценностей, творческий потенциал страны в упор не нужен. Главной и единственной ценностью в нем стала на тот период сфера коммерции. Всё продавалось, всё покупалось. А что не продавалось, то отнималось.
«Какие-то там союзы» в перерождавшейся стране могли представлять интерес разве что для криминальных коммерсантов, налету хватавших всё, что стало вдруг бесхозным. Шутка ли, столько лакомой недвижимости – шикарные старинные особняки в центре столицы, выставочные и концертные залы, рестораны, дома творчества, хорошо оснащенные больницы и поликлиники, частные мастерские и прочее и прочее.
Сократились практически до мизера тиражи отныне самостоятельных и сразу обедневших издательств, редакций журналов и газет, ушла в небытие отлаженная система распространения печатной продукции. Освободившееся место высокоидейной советской литературы в «лихие девяностые» заняло ширпотребное чтиво, включая откровенную порнографию. От оной довольно быстро удалось избавиться, но «детективно-сыскной» жанр прочно закрепился на первых позициях.
У приказавшего долго жить Союза писателей СССР появился целый клан преемников, занятых судебными тяжбами по разделу богатого наследства и сдачей многочисленной недвижимости в аренду (той, что не успели умыкнуть)– как в бывших республиках, так и в самой России.
Вот некоторые из наследников СП СССР: Российский союз профессиональных литераторов (РСПЛ), Интернациональный Союз писателей (ИСП), Международное содружество писательских союзов (МСПС), Российский Межрегиональный Союз писателей (РМСП), Союз писателей России (СПР), Союз российских писателей (СРП), Российский союз писателей (РСП). Словесная эквилибристика какая-то. Поди, разберись.
Наиболее солидным среди них считают Союз писателей России. Тоже бедствующий, но государством воспринимаемый. Процесс вступления в его члены может длиться годами. Остальные же не союзы, а так, частные клубы на коммерческой основе – сами себя окупающие общественные объединения, обреченные на полунищенское существование. Без богатых спонсоров «Союзам» не арендовать, не удержать то, что принадлежало их аналогу по праву.
Они с легкостью раздают корочки, но не статус Писателя, и тянут из легковерных деньги. Стать их членом проще простого – заплати вступительный взнос и возрадуйся. В РМСП это 7200 руб и 250 – в месяц; в ИСП – 10 000 руб и 1000 руб ежемесячно. А дальше предложения: выдвинуть свою кандидатуру на международную премию, орден, медаль в области литературы, не бесплатно разумеется.
О Российском союзе писателей знаю не понаслышке. Несколько лет назад, по совету пишущего коллеги, я открыла свою страницу в литературном интернет-клубе «Проза.ру». И по сей день очень довольна, так как смогла разместить там (кстати, абсолютно бесплатно) весь свой журналистско-литературный багаж, да еще и в структурированном виде.
Вскоре мне пришло письменное предложение вступить в РСП, и номинация на премию «Писатель Года». Я была польщена проявленным вниманием к моей персоне и рекомендацией от Союза. (Помните: «Тщеславие – мой любимый грех», говорит Сатана устами гениального Аль Пачино в «Адвокате Дьявола».)
Вступительные и членские взносы заплатила, красивое удостоверение в коробочке – из Москвы в Лос-Анджелес – получила (прежние-то устарели), в альманахах номинантов трижды поучаствовала (за свой счет), дважды выйдя в финалисты (сборник финалистов печатается уже за счет РСП). Порадовалась, естественно. Но, почитав коллег по изданию, поняла, что в таких сборниках лучше не засвечиваться.
Дошло, к сожалению не сразу, что членство в постсоветских союзах уже больше ничего не значит, что штампуемые ими сборники, предлагаемые авторам в широком, звучном ассортименте, которые никто не редактирует, а главное – никто никогда не прочтет, даже публикацией не назовешь.
Там, как мне кажется, есть скрытый финт, не случайно нигде не указывается тираж: Собирается энное число желающих принять участие в очередном сборнике. Каждый выбирает для себя количество страниц, оплачивая свою часть издательских расходов, и заказывает энное количество авторских экземпляров – за отдельную плату. Подозреваю, что весь тираж составляют только эти экземпляры, поскольку не видела и не слышала, чтобы сборники где-нибудь продавались или хотя бы фигурировали. То есть публикация существует лишь для самих авторов. (А может все дело в моих «советских мозгах», так и не привыкших к новой реальности – что заплатил, то и получил.)
В суть остальных российских «союзов» вникать не стала и ими не интересовалась. Но знаю, что практически все уцелевшие Творческие Союзы СССР, превращенные в общественные организации, а следовательно, лишенные финансирования и поддержки государства, находятся в плачевном состоянии – ни веса, ни возможностей, ни перспектив. Членство в таких Союзах уже попросту теряет смысл во всех отношениях. Да и, по большому счету, кому оно нужно. Ведь мы теперь свободные люди.
Комментарии
Весьма печально, хоть и объяснимо
Как всегда, статья уважаемой Элеоноры написана живо и увлекательно. Читать ее интересно.
Только вот какое дело…
Видна сильная ностальгическая тоска по благам и бенефитам, которые щедро выдавались при т.н. «социализме» его верному обслуживающему персоналу в области искусств.
Разумеется, сама же автор пишет об этом - блага полагались только тем, кто «творил» в стиле «соцреализма» и не проявлял явной непочтительности к «советскому государству». Это - в вегетарианские годы социализма. А до этого, при Сталине, труженикам искусства, чтобы получать подачки, полагалось целовать коммунистическую задницу взасос.
Автор упоминает, что следовало быть ещё и талантливым. Да вот только кто определял «талантливых»? Накрепко связанные с парткомами коммунистов и спецслужбами секретари творческих союзов и их лакеи. Да, попадались и реально талантливые (но не станем относить к ним столпов соцреализма типа Федина, Ник. Тихонова, Л. Леонова, Н. Грибачева, С Баруздина, Турсун-заде или таких одиозных «писателей-доносчиков» как Софронов, Кочетов, Заславский и Безыменский).
А вот действительно талантливые Аксёнов, Войнович, В. Некрасов, Н. Коржавин, И. Бродский, Довлатов и мн. другие оказались вышвырнутыми из страны, Нуриев, Барышников, С. Мессерер попросили убежище на Западе, Ростропович и Вишневская лишены гражданства, Хармс, Введенский, Заболоцкий, Шаламов, Мейерхольд (а сколько ещё?) репрессированы или убиты, Пастернак и Ахматова затравлены, Цветаева доведена до самоубийства…
А мы читаем здесь о пропавших кормушках для тех, пусть иной раз и талантливых «творцов», кого одобрял отдел пропаганды ЦК КПСС…
Да и с какой стати Государство должно осыпать благами «творческих работников»? Получайте гранты, обосновывайте их необходимость, создавайте то, что люди станут «покупать»…
Печально, хоть и объяснимо, что наверняка талантливый, не потерявший себя в Америке, но изрядно обласканный «советской» властью человек сожалеет о закономерном конце «социалистических кормушек»…
Голос хомо советикус из Штатов
Неоднозначное впечатление от этого гимна заигрыванию с советской творческой интеллигенцией. Как-то весь мир живёт без специализированных сетей для "творцов". Панегирик миллионным тиражам книг - куда ж делся "самый читающий народ"? Куда ж делись сотни и тысячи капитальных бумагомарак, издававшихся гигантскими тиражами? Корова языком слизнула?
Но могу согласиться, что обстановка в "домах творчества" была приятной. Пару раз по блату довелось пожить в доме творчества в Рузе...
Кстати в статье, как мне показалось, слегка в двух местах возникла путаница со связью с Горьким ЦДЛ и многострадального дворца Рябушинского у Никитских ворот.
Почему бы и не вспомнить
Почему же не повспоминать о том, что было хорошего в той жизни? Постаравшись отбросить в сторону политику, хотя многое было завязано именно на ней? Самодостаточные творческие союзы, существуюшие на средства от продажи “творений” своих многочисленных, так сказать, членов... Бесплатные медицина и образование... отсутствие безработицы, полностью или почти полностью оплаченные путевки на базы отдыха, в профилактории и санатории, бесплатное жилье, которое все же ждали по 10 лет... А спецшколы и интернаты по подготовке юных талантов - физико-математические, щахматные, спортивные, станции юных натуралистов... К сожалению, в меркантильном обществе, озабоченном только материальной выгодой, вы этого не найдете.
Что же было хорошего? Разные
Что же было хорошего? Разные люди вспомнят разное. Кто-то вспомнит квартиру с девятью соседями, а кто-то - барак на несколько деятков семей с перегородками из простыней. Но вряд ли кто-то испытавший "ту жизнь" на своей шкуре, будет повторять газетные клише о бесплатной медицине и самодостаточных творческих союзах. Смешно вспоминать о "бесплатных" социальных бенефитах, которые финансировались мизерностью государственной зарплаты. Фактически несколько никем не выбранных мужиков, засевших в московской крепости под охраной прикормленных силовиков, распоряжались на что тратить средства от продажи нефти, газа и оружия. А другая, более одарённая орава прикормленных твердила, писала, пела и рисовала, как хорошо живётся в СССР, и как плохо жить в меркантильном обществе, мечтая о командировках в это самое меркантильное общество, чтоб отдохнуть и прибарахлиться.
Но были и оазисы. Вот о них и рассказала автор статьи. Спасибо ей за искренность - теперь намного лучше понятны и предыдущие её статьи.
Добавить комментарий