Я выглянул из палатки – всё было мрак и вихорь… Не всё, если приглядеться… Пригляделся – и не узнал места. Где горы, где громадина Кар Кара? Где ледник Балбан? Поглотили те самые мрак и вихорь. Кругом вода; сколько видно, остался единственный островок на перевале, где мы так удачно поставили палатку. Если ливень не прекратится, образовавшаяся болотина соединиться с озером, что разливается выше, под горой, – мы подходили к нему, когда искали потерявшуюся тропу. Облачная мгла сокрыла речку и небольшой водопадик, но гремело так, что я живо представил Ниагару.
Можно было еще сколько-то пройти, но тяжелый и продолжительный курумник основательно вымотал нас, и мы почтительно остановились перед Кар Каром, чтобы наутро, набравшись сил, продолжить путь. В горах сложно найти площадку для палатки, а тут место ровное – моренные песочек с мелким щебнем – и обжитое, по кругу выложена камнями стенка, правда, невысокая, не более полуметра. Накануне сеялся мелкий пробный дождичек, но мы не придали ему значения. Довольные собой, что снова нащупали тропу, представляли дальнейший путь понятным и простым. Поднимемся до озера Бублик, это примерно полдня ходьбы и там, сбросив рюкзаки, забежим на гору. Но мы предполагаем, а Господь – или кто там отвечает за погоду в небесной канцелярии – располагает. Ураган бесчинствует уже три дня. Нас двое, я и Оксана.
Я выбрался с котелком набрать воды для чая, свирепо лупил дождь. Ух ты, капли, как свинцом отлитые – больно! И поделом, стоило выпороть нас, чтоб неповадно было таскаться по горам. Воды по щиколотку. Можно было прямо у палатки и зачерпнуть, но я добрался до речки; опасаясь как бы не сдуло в бешено несущийся поток, выждал, когда напор ветра ослабнет, нагнулся, срезал малость котелком от его пенистой гривы. У самого входа в палатку запнулся о веревку и плеснул на свой еще недостаточно мокрый спальник.
Полежал, набираясь сил и решимости, снова расстегнул палатку и - как на амбразуру… Наладил спицы, выскочившие из соединяющих их разъемов, в который уже раз вбил колышки, натянул веревки. Напрасные старания, со следующим штормовым ударом палатка забила крыльями, как насмерть раненная птица, что пытается еще взлететь в последнем порыве; колья выскочили, вся хлипкая конструкция распалась на элементы, хотя я и старался удержать ее изнутри. Все же каменная стенка сдерживала натиск урагана, а так бы… Представил: ветер перекати-полем гонит нашу мешок-палатку по тундре, по болотам, и мы весело кувыркаемся внутри.
Чуть стихло, я занялся чаем. Продул газовую горелку – и туда проникла вода, зажег. Перебрал запасец: китайский улун, индийский масала, наша травка чабрец… Хотя бы в чае я могу себе не отказывать. На сей раз заварил непальский. По сути, это смесь перцев и джинжа (имбирь). Этот чай хорошо согревал меня в Гималаях. На рюкзаке у Оксаны болтался кругленький гаджет со стрелкой термометра – все те же семь градусов.
Пили чай, садясь по-индейски спина к спине. Заодно принимали освежающий душ – мокрая тряпка, обозначавшая крышу, лежала на головах, текло сверху, сочилось снизу, струилось сбоку.
Надо же было взять в горы этот марлевый мешок! Заверила, у меня хорошая палатка, «когда покупала, сказали, двухместная и надежность – четыре капли». Четыре ведра, я бы еще поверил. Хочешь или нет, нас прижимало друг к другу.
– Я вся насквозь промокла.
– Так уж и насквозь… И трусы мокрые?
– И трусы…
– Не верю.
– Можешь проверить.
Не поверить на слово этой благопристойной женщине было бы не этично с моей стороны… Впрочем, что это со мной? Наверно, постарел. Вдруг я заметил за собой, что к некоторым особам женского пола я отношусь исключительно как к товарищам. Раньше такого не было, в каждой открывал что-то неожиданно привлекательное. И дело даже не в количестве выпитой водки – для каждой находил свой ракурс, с которого даже дурнушка выглядела неотразимо.
Сколько возможно, отодвинулся от Оксаны, что было в высшей степени неразумно. С точки зрения эргономичности, надо было немедленно обняться, тогда бы тепло наших физических тел, согласно открытому мной закону термодинамики, соединилось бы и удвоилось. Я задремал и – о ужас! – почувствовал сквозь сон, как ледяная лягушачья лапка трогает мою еще теплую грудь – плотнее вдавился в сочащуюся дождевой водой стенку палатки.
Очнувшись от кошмара, я огляделся: где я? Почему мне так холодно и сыро? И на каком основании эта женщина рядом со мной?
Вообще-то мы собирались ехать вчетвером, но двое, имея на то веские причины, сдали билеты перед самим поездом. У меня было в плане подняться на Народную и завершить тем самым тему Уральских гор. Я ходил на Иремель, Нушгур, Уван и другие горушки – Приполярье все-таки далековато, но забредал и сюда, только с другой стороны, северо-восточной. Путь мой пролегал от Салехарда до поселка Мужи, далее я продвигался на лошади, на оленях, на своих двоих по реке Сыне. До Народной не дошел, не было такой цели. Путешествовал один, это было зимой, но я был молод, полон нерастраченных сил и одержим жаждой приключений.
Оксана сказала, что с трудом уговорила начальника отпустить ее на две недели, и портить отпуск из-за двух «предателей» не намерена. Ладно, решил я, поедем вдвоем. А что особенного?..
С Оксаной я познакомился в одном из групповых походов. Ходили недалеко, на Соколиный камень. У нас в городе довольно много туристических групп. Оксана – из тех, кто примыкает то к одной, то к другой. Ну, было дело, и я примкнул. Желтая мембранная курточка, белые штаны – она выделялась среди пенсов, любителей пошляться. Да что скрывать, эта женщина в моем вкусе. О, какие ноги!.. Она может пройти в день 30 километров и тащить рюкзак в 20, а то и в 25 кг.
На вокзал пришла вовремя, как договаривались.
– Уважаю точных людей. Увы, нас так мало!
– Я держу свое слово, не то что некоторые.
– Бывают обстоятельства… Но это плохой знак.
– Нет уж, если я пообещаю…
Чуть отъехали от Инты – у нашего «Урала» отвалилось колесо. Водитель опытный, вез с собой кучу запчастей – иначе и выезжать не имело смысла, – но стоило больших трудов заменить подшипник ступицы, никак не хотел вставать на место.
– Еще один знак, – отметила Оксана.
С нами в вахтовке ехала группа из Сыктывкара, меня удивило, что с детьми. Нет чтобы позагорать на югах, так они погнали еще дальше на Север. Да ведь я сам поступил в высшей степени легкомысленно. Так всегда: нет времени нормально подготовиться. Не взял сапоги, думал, обойдусь галошиками, в которых щеголяю на даче. Короче говоря, собрался на прогулку. Что мне Народная после заоблачных гималайских треков?! – так, приполярный холмик высотою всего-то в 1895 метров…
За два погожих дня мы далеко продвинулись, карликовые березки кончились, начались альпийские луга. Улыбнулось солнышко, и мы устроили большой привал. Оксана паслась, собирая зеленоватую еще морошку, я ползал с камерой, составляя свой цифровой гербарий.
Это только в интернете снятые с близкого расстояния цветы Приполярья впечатляют своей пышностью. На самом деле, они крохотны и скромны, хотя и не лишены трогательного обаяния. Сухоцветки, манжетки, ветреницы, много золотого корня… Надо же, куда занесло купальницу, так далеко продвинулась на Север и так высоко поднялась! Распустила напоказ желтые розанчики, благоденствует у ручья.
Здесь, в хранимой горами чистоте, воздух по-особому свеж и мелодичен. Каждое растеньице источало свой аромат, каждая травка исполняла свою партию, образуя единую и нескончаемую симфонию сыгранного за тысячи лет оркестра природы. Вот прилетел снизу, от верховых болот, повел тему дух пьянящего багульника, и отдающая горчинкой амбра норвежской полыни, поддавшись влекущей и сильной мелодии, вторила ему…
Хорошо просто так сидеть и дышать. Обернулся, проследил тропу, по которой шли, – за нами по пятам ползло темное в полнеба облако, его тяжелое, набухшее дождем брюхо волочилось по горам, оставалась только узкая щелочка просвета над ущельем.
Мы ускорили шаг, переправились еще через несколько речек, поднялись по тропе вверх и остановились на привал перед каром, что здесь называют Цирком. Скалистое кольцо вершины терялось в тумане, языки ледника спускались прямо с неба по крутым вогнутым склонам каменной чаши, припадали к озеру, лакали его светлую воду. Задняя стенка, как это обычно бывает у каров, почти отвесная.
Вдоль нее, над ущельем, где шумела река, вилась узкая тропа. Преодолев опасное место, мы угодили в курумник, чудовищное нагромождение скальных обломков, и надолго в нем застряли. Когда же вышли на просторное плато, потеряли немало времени, чтобы найти потерявшуюся тропу. Поставили палатку – тут нас и накрыло!
– Мне холодно, – опять пожаловалась Оксана, – я умру от переохлаждения.
– А знаешь, мне тепло.
– Правда?.. Почему тогда дрожишь?
– И ты дрожи, рр-рекомендую. Защитная реакция организма. Если голова ничего предложить не может, тогда начинает думать тело. Стоит иногда к нему прислушиваться. У тела тоже есть память. Дрожи – так согревались наши доисторические предки в холодную ночь у погасшего костра. Дергайся, трясись… Ну!..
– Давай, трясись, а я вызываю МЧС.
– Давай, вызывай. Высунься из палатки и ори: МЧС! МЧС!
– У меня, между прочим, телефон еще не разрядился.
Набрала 112 – связи, разумеется, не было.
– У нас вообще-то была цель: забраться на гору. Погода наладится, обсушимся…
– Не наладится, я умру…
– Потерпи еще маленько.
– Я терплю уже целую вечность.
Я тоже стал путаться во времени. В начале августа в Приполярье еще светлые ночи. Но тут все смешалось: придавленные плотными облаками дни и сумеречные ночи. К тому же мы не спали трое суток – тоже какое-то сумеречное состояние.
– Почему нас не ищут? – возмущалась Оксана, – мы оформили заявку, заплатили деньги – обязаны искать! И почему нас выпустили на тропу? Они что, не знали прогноза погоды? Назвались парком, так исполняйте!
– Зато полная свобода: иди, куда хочешь, и делай, что хочешь.
– Попал в беду – рассчитывай только на себя, – нагнетала Оксана. – Не парк – одно название!
– Одно название… Зато какое!
Оксана продолжала нагнетать, а я думал о названиях.
Из путешествий я всякий раз в качестве сувениров привожу несколько понравившихся мне словечек. Привычка со студенческих лет, когда я участвовал в лингвистических экспедициях профессора А.К. Матвеева. Это был настоящий доктор наук, создатель школы топонимики и неутомимый путешественник. В охоте за лакомыми словечками-топонимами мы немало походили по Северам, забирались в самые глухие районы. И еще тогда Матвеев обратил внимание на слова с основой балбан и отразил их в своем словаре. Балбан, Балбанью, Балманты… Идол, река идолов, озеро идолов…
Вы спросите, где же тогда сами идолы? Да вот они: Народная, Манарага, Старуха, Пик Карпинского…
Как образовались 600 миллионов лет назад, застыли в камне, так и стоят… Мама родная, мы попали в самые что ни на есть сакральные места! Что нам остается? Бухнуться к подножию этим идолам и молиться. Ну не покорять же, в самом деле!.. В сущности, за названиями стоит глубокий смысл, по ним можно воссоздать всю историю переселения древних племен…
Вот и Югыд Ва – перевести с коми – Светлая вода. Ва (va) – вода. Морфема v берет начало в глубокой древности, в протобашенных временах, когда язык был единым для всех народов. Важное слово, как папа и мама. Его и сейчас легко узнать в разных языках: vа, vater, wasser, vesi, acua…
Попробовал на вкус, облюбовал еще одно словцо – Васа. У коми-зырян – хранящий чистоту великий дух-хозяин воды… Спрашивается, какого лешего этот дух разбушевался? Чем мы ему не угодили?..
Вообще-то в этот раз я не готовился узнавать что-либо новое о воде. Собирался погулять по горам, а тут – вода! Если бы я подумал о названии парка накануне, наверняка и оделся бы иначе, во всяком случае, взял бы сапоги.
– Нас найдут, – попытался я успокоить Оксану, – наверняка уже ищут.
– Никто и никогда! – с жаром возразила она.
– Почему это?
– Потому что не ищут. Никого нет. Все умерли. Только ты и я!..
В нашем положении не надо было обладать изощренным воображением, чтобы представить эту апокалиптическую картину: мы чудом выжили, вцепившись в этот, еще остававшийся клочок земной тверди, – и теперь в целом мире только двое ненормальных: я и Оксана.
– Звучит романтично… Однако в таком случае на нас возлагается большая ответственность за продолжение человеческого рода. Будь готова.
– Так-то да, но родить не смогу, – ни на секунду не задумалась она.
– Как это не сможешь?! Да ты просто обязана!.. Тебе предлагается очень важная для человечества миссия, сравнимая разве что с ролью Евы или Ноя.
И она, святая простота, начала объяснять, почему не сможет. Вспомнила сколько-то своих мужей, неудачные роды, откровенно, как с близкой подружкой, давай перетирать свои женские физиологические особенности.
– Палатку починю, – дернул за молнию, вывалился в шторм, чтобы только не слушать ее откровения. В следующий раз, если я пойду в поход с женщиной, то это обязательно будет глухонемая.
Скоро и вернулся, снова зажег газовую горелку – сразу стало теплее. Попили чаю.
– Пусть горит, не выключай.
– У нас не так много газа.
– Хочешь, чтобы я умерла от переохлаждения?
– Ладно, хрен с тобой! Живи покуда! – и я не стал гасить горелку.
В тепле мы тотчас задремали, но не на долго, газ кончился – опять те же семь градусов.
– Поменяй баллон.
– Это последний. Мы даже не сможем вскипятить чай…
– Зажигай! – требовала Оксана, – это мое последнее желание!
– Так уж и последнее... Наверняка еще попросишь чаю. А как я его тебе вскипячу?..
– Разожжешь костер.
– Что будем жечь?.. Камни?
На этой высоте уже и трава не росла.
На какое-то время успокоилась, дала мне передышку, и я сосредоточился на выработке тепла. Все-таки дрожать – это довольно рутинный способ…
– Вставай, трясучка! – вдруг осенило Оксану, – надо мотать отсюда!
– Мы, если помнишь, хотели забраться на гору. Завтра погода наладится, обсушимся на ветерке…
– Поднимайся, если тебе дорога жизнь!..
– Подождем до утра – там посмотрим.
– Этот шторм никогда не кончится.
– Всё когда-нибудь кончается…
– У меня это «всё» кончилось: и силы, и терпение… Умру!..
– Умрешь, разумеется, – не стал я с ней спорить на этот раз. – Все когда-нибудь умрем. И скажу тебе даже более определенно: за время шторма, а он длится уже три дня, мы на три дня неотвратимо приблизились к смерти. Мы с тобой принадлежим к смертной человеческой расе, и с этим ничего не поделаешь.
Видимо, эта информация оказалась для Оксаны неожиданно новой, она, оказалось, была совершенно не готова к ней.
– Умру! Умру! Умру! – билась она в истерике.
Схватив за грудки, я тряс ее, хлестал по щекам… Наконец она обессилела и затихла. Тогда я вытер пену на уголках ее губ, укрыл получше, поверх тряпок и шалёшки, которую она таскала с собой во все походы, взгромоздил еще свой отяжелевший от воды спальник. Не мой, конечно, спальник, а истерика согрела ее. Тоже, как и дрожь, – это естественный бунт организма против неразумных и опасных для жизни решений головы.
Когда она успокоилась, я все-таки попытался воздействовать на ее голову, уверенный в том, что истерика, как и алкоголь, дает на краткое время прилив энергии, но в конечном итоге забирает больше, чем дала, что приводит к печальному итогу.
Я рассказывал ей о великих путешественниках. Особенно меня вдохновлял Ален Бомбар. Свой подвиг выживания он совершил не из тщеславия, а ради людей. Изучив статистику несчастных случаев, происшедших на море, он пришел к выводу, что девяносто процентов потерпевших гибнут из-за охватившей их паники. Ален сел в шлюпку и переплыл в одиночку океан, доказав личным примером, что если не впадать в истерику, как некоторые, то можно выжить в самой неблагоприятной ситуации. Подобных историй я знал немало. Оксана внимательно слушала, мне даже показалось, делает выводы.
– Уже утро – надо идти, – оборвала она мое красноречие. Зря старался – моя всенощная проповедь ничего не стоила.
– Подождем, шторм еще не кончился…
– Он никогда!.. Слышишь, никогда!.. – ее опять начинало штормить изнутри.
– Не надо, только не это, – испугался я, – послушай меня: выдвигаться в такую погоду – значит, решиться на самоубийство. Причем дважды. Первый раз, – разбить башку в курумнике, второй, – соскользнуть в пропасть. Допустим, нам дважды повезет. Спустимся на семьсот метров ниже – дальше что? Речки уже не те, что были, нам не переправиться через них.
– У меня колет сердце. Я умру!..
С таким аргументом не поспоришь – ее истерика вполне закономерно могла закончиться инфарктом.
– Даже не знаю, что лучше: ломиться навстречу опасности или все же подождать ее здесь?
– Он еще думает!..
– Ладно, собирай рюкзаки.
– Какие еще рюкзаки?!.. Пойдем налегке, возьмем только документы и газовую горелку.
Хорошо же я буду выглядеть, когда явлюсь домой: помятый, мокрый, побитый штормом, без рюкзака, с газовой горелкой в руке… Да еще друзья спросят: «На гору зашел?»
– За день, и даже за два, нам до базы не добраться, так что придется устраиваться на ночевку. Спору нет, твоя палатка – полное дерьмо. Но все же это лучше, чем ничего. К тому же, ты, наверно, заметила, мокрый спальник тоже немного греет.
С этими доводами Оксана согласилась; спешно, не разбирая куда что, собрала рюкзаки, в мой умяла свои мокрые тряпки, вперемешку с продуктами. В свой – почему-то мои вещи. Я свернул палатку. Мокрые рюкзаки существенно потяжелели.
– Ну и куда нам идти? – с пристрастием спросил я.
Оксана указала в противоположную сторону.
– Эта ошибка могла бы стоить нам жизни. Но что успокаивает, МЧС на трупы вылетает без задержки… Иди за мной, не отставай.
Пошли по ровному моренному полю – извечному полю битвы камня и воды. Спускаясь с гор, ледник перетирает горную породу, обращая ее в песок и мелкий щебень, и всякий раз его останавливает непреодолимая полоса препятствий – этот курумник. Я слышал легенду, будто здешний сказочный великан Гундыр набросал беспорядочно эти остроугольные обломки скал, чтобы защитить живые, теплые земли от ледникового нашествия.
Какой-то определенной тропы здесь быть не могло, и я решил держаться ближе к речке, там, мне казалось, скальные нагромождения не такие высокие. Поглощенные облаком, мы шарашились в его утробе; мокро, вязко, видимость – чуть дальше моего носа. Поблескивающие острыми гранями, местами узорно расцвеченные белесым, зеленым и глино-коричневым лишайником глыбы призрачно являлись из непроглядного морока. Какие-то обходили, через какие-то перелезали. У меня нет привычки ходить с палками. Несподручно – под руками всегда камера. Но сейчас не помешало бы иметь еще хотя бы одну страхующую точку опоры. Камни скользкие, случается, встанешь на неустойчивый… Вот угодил на такой, качнулся, штормовая волна ветра и воды подтолкнула – и я повалился на спину. Рюкзак смягчил падение. Подняться с ним не под силу, кое-как выпутался из лямок... Может и правда, бросить к чертовой матери?!..
Ориентировался на реку, она шумела справа… Так и должно быть. Но чем дальше я шел, тем меньше в том было уверенности. Шумела справа, но как будто и слева тоже. В туман не следует соваться в горы, однако я нарушил золотое правило… Круто забрал влево, полагая, что иду по кругу. Казалось, этим камням не будет конца, но вот в сырой облачной мгле проявилась речка. Бурлила слева под горой, где кончался курумник. Это место я помнил – речки не было. Не было, а теперь вот есть, образовалась. Похоже, дал немного кругаля, но ничего страшного, теперь я отчетливо представлял, куда идти. Присел отдохнуть, обернулся… Оксана?!
– Эй, ты где? Э-эй!.. Оксана! – покричал я. Как в вату… Мой хрип, едва сорвавшись с губ, тонул и глох в шуме дождя и свисте ветра.
Отстала… Поплелся назад. Не хватало еще потеряться. Шел, кричал, падал, поднимался… И уже не обращал внимания на боль и кровоточащие ссадины. О, Господи!.. Я чуть не наступил на нее – распластанную на камнях.
– Как ты?.. Ушиблась?
Молчала. Дождь молотил по лицу. Белое… Губы синие, глаза в небо, пустые, ссадина от брови до виска, дождевая вода смешивалась с кровью, лилась на камень.
– Что с тобой?!.. Ты это брось!.. – тормошил я ее.
Я представил весь этот неотвратимый ужас, что меня ожидает: вертолет МЧС, груз-200, выматывающие душу беседы со следователем. В любом случае попаду под статью. В заявлении на посещение парка я подписался как руководитель группы, потому отвечал за все неправильные решения. Но я же говорил, говорил!.. Говорил – не говорил, как пережить этот кошмар?..
– А-а-а?!.. – повернула она голову набок, – отстань! Дай мне спокойно умереть! – Она еще лежала минут пять, потом на удивление легко встала, потянулась за рюкзаком.
– Ну, ты… сука! – прохрипел я, хватаясь за сердце, – впервые в жизни закололо, – ты меня здорово напугала.
– Извини, разочаровала – было бы лучше, если бы я умерла. Ты этого хотел?.. Этого?!..
Курумник, слава богу, кончился. Метров на семьсот мы спустились вниз, облака в свою очередь приподнялись над долиной, стало заметно светлее, будто кто-то наверху щелкнул переключателем. И словно бы приподнялся занавес: я разглядел едва различимые – бутафорские, еще не прописанные, а лишь эскизно намеченные – скалы Цирка и ущелье. Между ними, как я помнил, и проходила тропа. Туда и нацелился.
Путь преградила еще одна новоявленная река, входить в кипящий поток было страшновато; стояли в нерешительности, и вдруг эта река, словно бы поняв наши страхи и считаясь с ними, распустилась на три рукава. Два мы перешли, задержались перед третьим, который, сделав лихой вираж перед нами, загрохотал водопадом. Под напорами ливня и штормового ветра лик земли менялся прямо на глазах. Меня так и пронзило: нам доверено, мы присутствуем при великом акте сотворения мира. Древние коми-зырянские боги-демиурги Ен и Омöль очнулись от вековечной спячки, засучили рукава для привычной творческой работы. Новый, светлый, чистый, искристый Югыд Ва являлся из первичного хаоса, из сумеречного брожения, где еще отстаивалась ночь и не выделился день. Подвластные богам стихии воды и воздуха созидали новые, не залапанные цивилизацией земли светлой планеты. Величайший восторг охватил меня.
– Достань камеру, сними. – Хлестал ливень, ветер рвал одежду, но глаза Оксаны восторженно сияли.
К тому времени мой Canon уже порядком хлебнул воды, его печатные схемы безнадежно ржавели. Да и нет такой камеры, которая смогла бы хоть в какой-то мере отразить то, что так зримо впечаталось в мою душу.
И мы поперлись напрямик, не разбирая пути, по косогору через бурлящие речки и ручьи к намеченной точке.
Вот и тропа. Узкая и скользкая она тянулась вдоль ущелья – справа, где-то внизу, бушевал поток, слева – отвесная стенка. Ветер просто играл с нами, забавлялся: то слабел, прикидывался дохловатым, то рвал и метал, демонстрируя свою силу и прерывистую способность дуть и хлестать на разные лады. Заворачивался вихрем, давил упорно и непреодолимо, затихал, подкрадываясь, чтобы выстрелить залпом. Если бы догадался изменить направление и дунуть в сторону ущелья, смахнул бы нас, как пылинки… По скальной стенке струилась вода, мы цеплялись за неровности испещренного трещинами камня; бочком, шаг за шагом, пробирались по тропе, стараясь не глядеть вниз, останавливались, вжимаясь в скалу, при особо сильном порыве. Надо было пройти какие-то 100 метров…
Но вот тропа расширилась, и мы, почувствовав себя в безопасности, быстро скатывались вниз.
– Люди! – остановилась Оксана, – Люди!!! – заорала она так, будто бы мы год скитались по океану в спасательной шлюпке – и вот увидели землю. Действительно, у развилки, где тропа раздваивалась (одна шла на Манарагу, другая на Народную) мы увидели людей. Это оказалась группа из Перми.
– Ребята, помогите нам! – бросилась она к ним.
Но чем они могли помочь? Сами пережили шторм, палатки вклочь. Оглядев их лагерь, я отметил, что даже хваленая немецкая Leki не выдержала. Другого выхода, как двигаться к базе, они не видели. Я отвел Оксану в сторону.
– «Ни о чем никогда не проси у сильных мира сего», – процитировал я сакральную булгаковскую фразу и добавил, – они в таком же положении, как и мы.
Свой запал я истратил и уже высматривал, куда упасть, чтобы отлежаться. В Оксане же напротив кипела сумасшедшая энергия. Я был не прав, говоря, что в истерике ничего позитивного нет. Есть и еще больше, чем в алкоголе! Оксана не слушала меня, положилась на пермяков. Бежать! Прочь из этого ада!.. Примкнул, ничего не оставалось.
Группа сильная, это было видно по продуманной экипировке. Крепкие, спортивные. Особенно парни. А руководитель группы Яша напомнил мне Хью Джекмана, играющего Росомаху в фантастических боевиках. Не просто Яша, а СуперЯша – так я его окрестил. Женщины не роптали, приказы не обсуждали – единая команда. Сходу форсировали небольшую речку, и дальше по раскисшему, вязкому суглинку короткими перебежками. Во время очередного штормового удара становились в единый круг, крепко сцепившись руками и пригнувшись к земле – так было легче устоять на ногах. В какой-то из ударов Оксана не успела схватиться за мою руку, отлетела метров на пять, покатилась по косогору, рядом кувыркался ее рюкзак. Воздушным змеем взмыл над горами спальный коврик, пенка. Моя пенка. Не понимаю, какого черта она пристегнула мою дорогую мне пенку фирмы Exped к своему рюкзаку. От рюкзаков отлетало все пристегнутое. СуперЯша догнал Оксану у самого обрыва, помог подняться. Повесил на нее рюкзак, задержавшийся у куста горной ивы. Метался черной молнией от одного к другому, поднимал павшего. И в мгновение ока возник передо мной, когда я свалился и завяз в глине. Вытащил меня, правда уже без галош… Дальше я уже бежал босиком.
Как-то нереально быстро мы добрались до Балбанью. Бурлит, грохочет, пенится другая, незнакомая река. Камни скрылись под водой, лишь немногие, самые большие валуны виднелись на поверхности. Так сходу, подхватив под руку одну из женщин, СуперЯша уверенно повел народ через переправу. Одной из первых ринулась за ним Оксана, я, как был босиком, хотя у меня в рюкзаке лежали кроссовки, подался следом, чтобы быть ближе к ней. С первых же нетвердых шагов я усомнился в том, что нам удастся перейти эту бесноватую реку. И точно, только-только отошли от берега – противоположный – едва виден – и этот душераздирающий визг. Так могла визжать только Оксана. Бултыхнулись сразу двое: пермячка Лена молча – ее подхватил СуперЯша. Оксану понесло течением. Синий поплавок рюкзака то поднимался, то опускался, поддерживал ее на плаву, однако довольно скоро должен был напитаться водой и из поплавка превратиться в грузило... Не знаю, как уж она его завязывала, – выпавшие из него моя маечка из Бангладеша, мои носочки фирмы WigWam и мои треники от Fjallraven плыли впереди. А ведь я не просил ее складывать мои вещи в свой рюкзак.
– Отбой! Все назад!.. Назад! – скомандовал СуперЯша.
Лишь один человек мог переправиться через Балбанью в тот день и час – это он сам – СуперЯша.
Я ринулся было спасать… не дорогие мне вещички, хотя они, быть может, были дороже этой дурищи, а ее – и только потому, что подписался быть ответственным за нашу малочисленную группу, то есть за нее. Однако был так неуклюж, что сам провалился по пояс, черпанул рюкзаком. Ближе к Оксане были два парня, они и ринулись ее отлавливать. Я же проскользнул мимо них, отправившись в свободное плавание. Дальше река становилась глубже, вода темнее, течение стремительней. Навстречу огромный валун. Летит прямо на меня… Отчаянно греб, обреченно сознавая – столкновение неизбежно. Ударился вскользь, пробороздило бок – жив, легко отделался, но дальше еще глыбища, еще… В горячке не чувствовал боли. Избитый камнями, окровавленный я выбрался из реки ниже метров на пятьдесят. И выволок рюкзак, ставший уже совершенно неподъемным. Так и волок его по камням и грязи до места переправы.
К тому времени пермяки отловили наглотавшуюся воды Оксану. Она лежала на животе, и парни колотили ее по спине, потом трясли, держа за ноги вниз головой, пока из нее не вылилось достаточно на их взгляд. Сидя на берегу, она еще долго и мучительно прокашливалась.
Пермяки покинули нас, решив вернуться к месту своей прежней стоянки.
Эта неудавшаяся переправа меня здорово подкосила, правая нога отказывалась подчиняться. Не хватало воздуха, задыхался. Ливень продолжался, хотя и не с тем истеричным рвением, а ровно, будто даже осмысленно, уверенный в своей неистощимой силе. Земля уже не впитывала воду. Вот так, ребята, и начинался всемирный потоп! Все же выбрал место, где воды было поменьше. Палатку поставить мне было невмоготу, бросил дождевик, плюхнулся на него, накрылся спальником с головой. Похожее состояние было в Андах, но там понятно, приступ горной болезни. Здесь же, на наших уральских высотах, ни о какой горняшке речи быть не могло. Возможно, сердечная, или какая-то еще другая, – да просто физическая, недостаточность. Я дышал глубоко и часто, принуждая кровь насытиться кислородом. Ветер улегся, по спальнику тупо барабанил дождь.
Через какое-то время дыхание восстановилось, но я обессилил настолько, что потребовались героические усилия только для того, чтобы перевернуться на бок.
Оксана сидела рядом, завернувшись в свое тряпье, накинув сверху – что может быть нелепее? – свою шалёшку. Время от времени заходилась в кашле, все еще извергая из себя воду.
– Я насквозь промокла, – бормотала она.
Вот теперь я ей верил.
Вскоре от пермской группы вернулись к нам два парня. Принесли пакет подмоченных сухарей и банку тушенки. Поставили нам палатку. Сказали, что Яша отправился на базу вызывать спасателей. До места прежней стоянки пермяки не дошли, вынуждены были остановиться перед одним из притоков Балбанью, через который еще час назад мы переправились без особых проблем. И его уже не перейти. Разбили лагерь неподалеку от нас, на косогоре.
Я заполз в палатку, силы возвращались, но не так быстро, как хотелось.
Задрав штаны, рассмотрел свои ноги: не нашел живого места – сплошь синяки, царапины, кровоподтеки… А опухли то как! Оксана сунула мне какую-то мазь, и я принялся растирать колено. Странное дело, ноги утратили чувствительность, словно чужие… Да, как-то надо выбираться отсюда. И побыстрее – неизвестно, сколько у меня времени в запасе. СуперЯша, вне всякого сомнения, доберется до базы, но я предпочитал все же рассчитывать на себя. Перелом я решительно отверг – у меня крепкие кости.
– Я умру!..
– Ты это говоришь в сто восьмой раз – я считал. Говоришь, так уже выполняй свое обещание!
– Мне никогда, никогда не переправиться через эту реку!
– Погода скоро наладится, я сказал.
– Не наладится!
– Видишь комара? Появились комары, – значит, уже налаживается.
– Где? Где?..
– Да вот…
Оксана хлопнула ладошками – и нету комара.
– Ну ты и сволочь! Убила последнюю надежду!
– Он еще будет пить мою кровь!.. – проскрипела она.
– Подумаешь, выпьет капельку! Жалко, что ли? Все равно умирать собралась! Нет, этого я тебе не прощу!.. Если не сходишь за водой. – Моя замечательная коллекция чаев уплыла вместе с дорогими мне вещичками. – Будем швыркать кипяток… Слышь, туристка, пора тебе уже научиться завязывать рюкзак.
И в эту ночь не спали, прислушивались к дождю. Выше образовался ручей, проложил русло под нашей палаткой, и я пришел к выводу, что бороться с водой не имеет смысла. Нет такого закутка в наших рюкзаках, нашей одежде, куда бы не проникла вода. Но даже не это главный аргумент. Дело в том, что мы, человеки, сами на 72 процента состоим из воды, из чего следует, что бороться с водой – это бороться с самим собой, что не только бесполезно, но и вредно. Познавать стихию воды мне всегда было интересно, теперь понимаю, почему. Куда бы меня ни забрасывало мое неуемное любопытство, в какие моря и океаны, озера и реки, ни заглядывал, я видел свое отражение. Это верно, по меньшей мере, на те самые 72 процента. Что касается воздуха, то этой стихии принадлежит 6 моих процентов…
Так размышляя, я с удовлетворением отметил, что лежу в воде и не испытываю особого дискомфорта. Да, она могла быть немного теплее, например, – плюс 36,6, но я принимаю и такую… Какая вода – такой я: текучий, непостоянный, иногда холодный, иногда твердый, кристаллический, возможно, даже газообразный, но не беспамятный. Я готов бесконечно наблюдать ее всепроникающие метаморфозы, вечно меняющиеся текучие формы… Как я понимаю Васу – у духа-хозяина воды достаточно оснований осерчать на людей. Забыли древнюю истину: «Пьете воду, умываетесь, используете для хозяйства – думайте о чистоте воды». В давние времена вся планета называлась «Югыд Ва» («Светлая Вода»). Не думаем. Наплевать, что будет с планетой, что будет с нами...
Что-то случилось. Не сразу понял, что. Не слышно дождя. Неужели?.. Он еще поскребся малость, как бы раздумывая: идти – не идти? Под утро все-таки брызнул, но уже мелкий, ситный. И всё – тишина. На круглом гаджете Оксаны – восемь. Температура повысилась на один градус, но как заметно потеплело! Я упорно растирал ноги; определенно, в этом был толк.
Часов около двенадцати услышали голоса.
В палатку заглянуло опушенное рыжеватой бородкой круглое лицо… Будто солнышко увидели после долгой непроглядной северной тьмы.
– Как вы тут?
– Да вот, застряли у переправы.
– А мы перешли.
– Как?.. – я посмотрел на реку – тут и там белели поднявшиеся из воды камни. За какие-то несколько часов она заметно обмелела. – Ну я-то вряд ли смогу. Мне бы еще день – я бы восстановился.
– Мы вам поможем, – сказал молодой и протянул руку для знакомства. – Антон, – его спутник постарше назвался Иваном.
– Главное, перейти эту чертову реку... Пошли! Нельзя упускать такую возможность, – Оксана уже собирала рюкзаки. – Сам Господь направил вас к нам.
– Он самый, Василий Палыч его зовут, наш инструктор, – хитро улыбнулся Антон, – послал проверить состояние брода: можно идти – нет?
– А сами вы откуда?
– Мы-то крымские, а инструктор местный, из Инты.
Из разговора мы сделали вывод, что крымская группа единственная, что не поддалась панике. С началом урагана ребята устроили лагерь под горой, в затишке; попивали чаёк, пережидая пока не уймется стихия. И только убедившись, что можно переправляться через реку, инструктор повел группу к броду.
Ребята нагрузились нашими рюкзаками, пошли к реке, Иван поддерживал Оксану. Я втиснул ноги в ставшие не по размеру кроссовки, поднял валявшуюся на берегу палку и поковылял вслед. Уж теперь-то я был осторожен, просчитывал каждый шаг, прикидывая на какой камень ступить. Тот, что торчит на поверхности, может оказаться неустойчивым; на небольшой глубине, как правило, более надежные. По колено – самое то. Ступишь глубже – уже тащит течение. Прощупывал глубину палкой, продвигался потихоньку, опираясь на нее. Вроде как третья нога, хорошо иметь такую – поддержит, если одна из первых двух соскользнет… Как через реку, так вот и по жизни…
Оксана на радостях, что перешла реку, ускакала вперед, скрылась в тундре, даже не обернувшись. Чем дальше шел – тем меньше хромал. На себе убедился: лучшее лечение для больных ног – идти. Ребята донесли наши рюкзаки до своего лагеря, тут мы с ними простились.
Где-то дальше, у озера Малые Балбанты, мы проходили чум оленеводов. Да вот он, на острове! Вечерело, и надо было подумать о ночлеге. С затаенной надеждой мы смотрели на чум, соображая, как к нему подобраться – повсюду кружили протоки и разливалась болотина. Подойдя ближе, мы покричали на берегу; вышедший из чума мужчина указал нам место, где лучше переправиться.
Пригласили – и мы вошли, шагнули в другую невероятную реальность, где тепло и сухо!
У железной печи хлопотала хозяйка, в чугунках и сковородке булькало и скворчало, к потолку поднимался чад, аппетитные запахи кружили голову. По периметру устроены лежанки с оленьими шкурами.
Скажу вам, ребята, я счастливый человек – столько хороших людей мне довелось повстречать в жизни. И опять мне несказанно повезло. Большая семья оленеводов Соляновых – хозяин Саша, жена его Света и семь взрослых сыновей – встретила нас как родных. Вскоре мы сидели за общим столом, уплетали оленину, пили чай, разговаривали.
Живут, как сказал Саша, в достатке. Стадо – примерно четыре тысячи оленей. Их помогают пасти два десятка пушистых лаек и две лошади. Великие труженики, работа есть всегда, с утра до вечера делать и не переделать. Пока олени пасутся в долине Балбанью. В сентябре соберут чум, погрузят все хозяйство на оленьи упряжки, откочуют к Саран Паулю, там совхоз проведет корализацию, точно подсчитает количество оленей. Ветеринары займутся прививками, лечением, определят кого и на заклание… Такова жизнь, как сказал Саша.
Поужинав и душевно поговорив, мы расположились ко сну.
Вот так валяться на оленьей шкуре, сытым, вдоволь напившись чаю, в тепле и смотреть на звезды – там, где смыкались жерди, виднелся осколочек неба. Смотреть и думать о вечном. Именно так я представил райский остров, куда отправлюсь в последнее свое путешествие, – с чумом непременно, резиденцией Всевышнего. Стоило сюда добраться, стоило терпеть лишения, чтобы испытать это величайшее блаженство.
За ночь наши вещички подсохли, и, упаковывая рюкзаки, мы с радостью отметили, что они заметно полегчали. Тепло распрощавшись с оленеводами, мы двинули дальше. Оставался последний переход. До базы километров 6. Недалеко, но опять же: там, где было сухо – болото. Где ручейки – там речки. Я уже и не особенно выбирал дорогу. Все равно по воде или по грязи, добавилось синяков и ссадин, но опухшие ноги работали исправно.
Оксана заметно повеселела и теперь предалась рассуждениям о том, что маршрут нам вполне по силам, мы неплохо сориентировались и если бы… Если бы да кабы… Чтобы не слушать ее надоедливое поскрипывание, я немного оторвался вперед и думал о том, что если бы был один, то мне бы удалось забежать на гору. Теперь же возвращаюсь с позорным поражением.
– А-аа!… – резанул по сердцу истошный вопль. – Болото! Меня засасывает!..
Стояла перед ручьем и орала. Я вынужден был вернуться к ней.
– Я же прошел. Иди по моим следам.
– Я утону в болоте!.. Я умру!..
– Как так, мне ничего, а тебя засасывает? Если тебя засасывает, значит, ты того стоишь. – Я перешел ручей еще раз туда и обратно. Демонстрируя безопасность брода, я все-таки увяз немножко. – Да, берег топкий, – сделал я вывод, – но провалиться по колено – это еще не значит, что засосало. Если бы по горло – тогда другое дело, имела бы полное право так орать.
– Я перейду в другом месте, – и она, сделав порядочный крюк, миновала топкое место у подножья горы.
Я поджидал ее, однако она продолжала идти своей сомнительной, очевидно, протоптанной медведями, тропой. Покричал – не ответила. Пришлось ее догонять и возвращать.
– Послушай, ты!.. Доберемся до Екатеринбурга – вороти, куда хочешь!
После того, как я на нее наорал, она стала как шелковая. Надо было с самого начала орать, я же как интеллигент упирал на здравый смысл. Теперь все будет иначе, у меня в запасе есть еще одно действенное средство призвать ее к послушанию и благоразумию – отшлепать как следует по холодной заднице.
Вдоль тропы валялись рюкзаки, спальники, палатки и немало всякой туристической всячины. Бежали в панике, побросали… И вещи – не во всяком магазине такое увидишь.
– Смотри, какие шикарные бродни, Оксана. Примерь, подойдут. Палки свои выбрось – возьми эти. Фирма Salewa – крепче палок не бывает.
– Мне чужого не надо.
– И правильно. Все это барахло ты в состоянии и сама купить на китайском рынке.
Показались домики базы, и вскоре мы, заполучив ключи от одного из них, затопили печку и начали готовить обед, кашу с грибами, что мы насобирали по дороге. Крепеньких, чистых красноголовиков под карликовыми березками – хоть косой коси.
Тут встретились с пермяками и сыктывкарцами, обнялись как родные. Вспоминали пережитое, благодарили за помощь.
Надо сказать, славная семья оленеводов помогла не только нам. В дни урагана Саша с сыновьями работали вместо МЧС. Группа из Сыктывкара не успела далеко выдвинуться, непогода остановила ее недалеко от чума. Взрослые, судя по всему, – опытные туристы, а вот дети… такое пережить! Нет, это не для слабонервных, тем более не для детей. Но, слава богу, испытание для них было недолгим: Саша с сыновьями перевезли на лошадях детей с их неразумными родителями в чум, где они переждали непогоду.
Когда будет вахтовка, никто не знал – связь не работала. Однако машина объявилась в тот же день. С нею спасатели. Два парня, не сказать, что могучего телосложения, тощие рюкзачки за спинами, в куртках со светоотражательным полосками, на ногах новенькие берцы. Не прошло и четырех дней, как они получили известие… Выяснили обстановку, решили, что спасать некого; перекурив, сели в машину, на которой и приехали.
130 километров до Инты пилили восемь часов. Грозно рыча, наш трехосный «Урал» переваливал с горки на горку, выгребался из одной ямы, наполненной водой, переползал в другую, переполненную.
Встали – река Кожим. Не переехать. Недалеко от берега торчал из воды кузов «Урала» и полоскался чудо отечественного автопрома вездеход «Трэкол».
Спасатели организовали нам лодку, в нее мы побросали рюкзаки, расселись. Взревел мотор, и мы лихо погнали по реке. Чтобы не наскочить на валун, рулевой сделал крутой вираж – опять этот душераздирающий визг… Додумалась взгромоздить свою задницу на борт. Если бы Оксану не удержал пермяк Сергей, опять бы пришлось вылавливать. Рулевой, к моему удовольствию, покрыл ее матом – густо и смачно.
На берегу нас поджидала другая вахтовка, покатили дальше. Сутки торчали в Инте, доехали до Кирова, там провели ночь на вокзале и только на следующий день вечером прибыли в Екатеринбург. Я подумал о том, что за это время можно было пять раз слетать в Турцию и три раза в Америку. Хватит, это последняя моя экспедиция в Приполярье. Всё – тема закрыта!
Наконец, мы вышли на привокзальную площадь, не терпелось распрощаться с Оксаной. Дорожки наши расходятся и никогда не сойдутся.
– Такси?
– Добегу. Я тут рядом живу, на Завокзальной.
– Ну, пока! Береги себя… И это… прошу тебя, больше не умирай.
На следующий день я свалил в Каменку. Натопил печку, попарился в баньке – хотелось побыть наедине с собой, осмыслить, как и что. Вот так сразу перевернуть страницу и забыть не получается. Хочешь или нет, возвратившись домой, какое-то время живешь с повернутой назад головой, пережевываешь впечатления. Досадно, что не зашел на гору. В остальном, если разобраться, не все так уж плохо сложилось. Повидался с тундрой, вдохнул ее запахи. Погода… Ну это как посмотреть. Увидеть во всей красе и пережить ураган такой силы, как говорится, дорогого стоит… Вопрос в том, сколько именно? Синяки сошли, раны зажили, опухоль на ногах спала… Я даже не простудился. А Оксана? Здорова ли? Как там она?..
Думаю, ей не было особого смысла ходить так далеко и подвергать себя таким испытаниям, ведь и в повседневной жизни существует довольно много милых и глупых способов умереть. Говорила, собирается наладить дома электропроводку. Вдруг не позовет электрика, додумается налаживать сама… А в понедельник намеревалась сдавать на права. Тут вся надежда на гаишников, принимающих экзамен… Завалят, я очень надеюсь.
А что это я постоянно думаю о ней?.. Может, потому что сам был не на высоте? Наверно, надо быть более снисходительным, все-таки – женщина. Есть ли вообще такая, которая бы не впала в истерику, оказавшись на ее месте? Во всяком случае, она не бросила свой рюкзак, как некоторые, преодолела тяжелейшие курумники и не дрогнула, пробираясь по скользкой тропе над пропастью. А каким счастьем лучились ее глаза, когда мы стояли перед водопадом?!.. И я еще подумал: «Кто знает, как бы все сложилось, если бы мы не пошли навстречу опасности, а остались в палатке поджидать ее?!..» Живы, вернулись домой – и слава богу!
Только почему она не звонит? Я считал, она должна позвонить первой. Но куда? В нашей дачной деревне со связью проблемы. Когда надо воспользоваться телефоном, поднимаюсь на гору – там «Мегафон» действует.
Мне захотелось услышать ее скрипучий голосок, убедиться, что с ней все в порядке, сказать пару слов.
Схожу, поднимусь на гору, – решился я.
Добавить комментарий