28 августа 2020 года в Нью-Джерси на 89 году жизни скончалась поэтесса и общественный деятель Ираида Иоанновна Пушкарева, корреспондент «Голоса Америки» (1963-1987), давний добрый друг и автор «Посева», супруга многолетнего председателя НТС и директора издательства «Посев» Бориса Сергеевича Пушкарева.
За этим кратким оповещением от «Посева» скрываются долгие годы содержательной жизни женщины известной под тремя фамилиями: в литературном мире ее знают как Ираиду Легкую - так, своей девичьей фамилией, она с ранней молодости подписывала свои стихи; слушатели «Голоса Америки» в течение четверти века знали ее как Ираиду Ванделлос, по фамилии ее первого мужа, а для многочисленного круга друзей и знакомых второй половины ее жизни Ираида была Пушкаревой, и как Пушарева она вела свою общественную деятельность, направленную на ряд культурных и благотворительных начинаний, связанных с Россией. Возможно, некоторым и по сей день невдомёк, что Легкая, Ванделлос и Пушкарева – одно и то же лицо.
Мы с Ираидой землячки; обе родились в Латвии, когда та была независимой. Ираида свое детство провела в стенах женского монастыря в Риге, духовным пастырем которого был ее отец. В церкви при том монастыре бывала и я. Но познакомились мы позже: летом 1947 года в Германии, в летнем лагере, устроенном для гимназистов Мюнхенской русской гимназии. Меня назначили старшей одной из палаток и сказали, что привезут двух девочек из другой гимназии, из беженского лагере Шлайсхайм. Ими оказались две сестры, дочери священника о. Иоанна Легкого, Ираида и Галина. Дружбы у нас не возникло, хотя разница в годах с Ираидой составляла лишь один год. Думаю, дружба не состоялась по моей вине: ходила я в «начальствующих», с задранным носом, а свободолюбивой Ираиде лагерный распорядок приходился вообще не по душе, чего она не скрывала.
Но вот, разными путями, судьба свела нас в Америке: мы вместе пасли наших детей на пляже курортного городка Вудмонт, излюбленного русскими дачниками из Нью-Йорка. Впрочем, Ираида приезжала туда в отпуск и по выходным из Вашингтона, где начала работать в русском отделе «Голоса Америки», радиостанции, с которой и я была связана в качестве нью-йоркского корреспондента. Оказалось, что у нас также немало общих друзей и знакомых. Мы подружились. Узнала я тогда, что Ираида – поэт, что она не только пишет стихи (а кто их в молодости не писал?), но и печатается.
Оказывается, как поэт Ираида Легкая рано обратила на себя внимание. Это произошло еще в бытность ее «перемещенным лицом» в Шлайсхайме, где Ираида училась в учрежденной там русской гимназии и где упрочила свои знания родного языка. Из Шлайсхайма семья перекочевала в Америку. Здесь Ираида сразу пошла на работу, порой не легкую: на кухне в ресторане, в гистологической лаборатории, продавщицей в пекарне, а по вечерам училась. И писала стихи. В 1952 году состоялась ее первая публикация в престижном «Новом Журнале», выходящем по сей день в Нью-Йорке. За этим последовали публикации в журналах «Мосты», «Возрождение»и др. Она участвовала в создании поэтического альманаха «Перекрестки» (впоследствии «Встречи»), выходившего в Филадельфии в течение 30 лет под редакцией ее друга, поэтессы Валентины Синкевич, где было опубликовано немало ее стихов.
В России Ираида Легкая стала известна благодаря антологиям «Вернуться в Россию стихами», «Мы жили тогда на планете другой», «Белая лира» и др., но главное, известна она своими сборниками стихов, в том числе последним - «Невидимые нити» (Москва, «Посев», 2015).
Должна признаться, поэзия Ираиды мне далась не сразу. Она была поэтом самобытным; считала не нужными знаки препинания, выражалась предельно экономно, неожиданно переходя от одного предмета к другому. Например: «Этот город фонтанов/ И веселой воды/ Завтра встану рано/ Поднимусь как дым….» А кончается стихотворение еще более неожиданно: «Уже не весна а лето/ Уже не весна а всё же/ Ловлю глазами и кожей/ Всех на тебя похожих/
И нет на тебя похожих.»
Постепенно именно эта неожиданность и стала меня привлекать; поэзия Ираилы Легкой не бывает скучной. Вот, скажем, «Ветер» («Невидимые нити»):
Ветер крылья в реке обмакнул
Брызнул каплями прямо на солнце
Человечью погладил спину
Что прошла недовольной и сонной
А потом по крышам гулял
И с бельем отчянно дрался
В нем запутался
с крыши упал
Испугался но не сломался
Все три книжки стихов поражают богатством тематики. В посмертно вышедшем сборнике очерков Валентины Синкевич, «О незабываемых» (Москва, Дом Русского Зарубежья им. А. Солженицына, 2019) читаем такие слова о поэзии Ираиды Легкой:
«Редко, особенно у современных поэтов, бывает такое обилие тем: религия, портреты городов, трагедия войны, любовная и пейзажная лирика, работа на Голосе Америки и многое другое, о чем думается долгими ночами и днями долгой жизни. Всё высказывается прямо или иносказательно — иногда с легкой примесью влияния американской поэзии, которую Ираида великолепно знает и переводит на русский. А иногда у нее слышатся фольклорные интонации – можно предположить, что они из ее прапамяти – ведь поэтесса родилась, выросла и училась за рубежом.»
Вот одно из таких стихотворений, похожее на заклинание:
Бабушка говорила
Как топором рубила
Варварами кипучими
Большевиков называла
Переворот шара
Земного она предвещала
Шестерых народила
Старшую схоронила
Двух сыновей могила
Жестокого века горнила
– Дай поесть человеку
Дочку свою корила
Дочка была красивой
Дочка была моей мамой.
Сколько в этом стихотворении сказано: встает образ крутой стойкой бабушки, не очень образованной, но мудрой, потерявшей старшую дочь, пережившей в водовороте событий гибель сыновей, а сердце не очерствевшее – «Дай поесть человеку»!
Вот и стихотворение, посвященное матери Ираиды из сборника «Подземная река» (Посев-США 1999):
Милая мама я знаю знаю
Что доля твоя была нелегка
Не по тебе ли дожди рыдают
По небу размывая облака
Если к тебе слова долетают
Знак подай мне издалека
Легче ли там лучше ли там
В том же сборнике краткий стих «На смерть отца»:
Ты уходишь на Запад солнца
Льется в окна священный свет
Панихиды вечной вечерней
Дней последних Твоих на земле
В 2014 году вышла книга Ираида Легкой, посвященная ее отцу, «Летающий архиерей» (Москва, Посев), в которой она останавливается на его служении в так называемой Псковской миссии, когда группа священнослужителей из Прибалтики отправились во время войны на Псковскую землю для восстановления там пресеченной коммунистами церковной жизни. Книгу эту можно считать в значительной степени и автобиографической, в ней засвидетельствована память - от детских впечатлений до 1990-х годов.
Последний сборник стихов Ираиды вышел в том же издательстве «Посев» в 2015 году. Она назвала его «Невидимые нити». На этом названии стоит остановиться. Ираида была хорошей вязальщицей. Вязала крючком одеяла, шали, шарфики… одаривала ими своих родных и подруг, жертвовала свои изделия на благотворительность… Каждая вещь была небольшим произведением искусства; для каждой она подбирала свою цветную гамму и даже свойство ниток: перемежевывая шерсть с шелком, с искусственным волокном. То что выходило из под ее рук было столь же нестандартным, как и ее поэзия. Нити были для Ираиды как бы символом того, что связывает людей и события, что составляет ткань жизни, плотской и духовной.
В сборник «Невидимые нити» вошли стихи разных лет, там я встретила ряд любимых, в их числе одно, связанное с памятью о следующем:
Зима года 1970-го. Тогда я дружила по отдельности с Ираидой и с Борисом Пушкаревыми. О том, какие у них складываются отношения, не знала, но решила воспользоваться приездом в Нью-Йорк Ираиды и пригласила обоих на ужин. Жила я тогда за городом, в доме, окруженном деревьями. Муж мой был в отъезде. Вышло так что вечером началась снежная буря, о возвращении в Нью-Йорк не могло быть и речи. Гости мои остались ночевать. Наутро сад был заснеженным, ветки обледенелые в сосульках. Дороги оказались непроезжими, электричества не было, отопление не работало. Втроем мы сидели в гостиной у камина, что плохо грел. Было нам вместе хорошо и в то же время — каждому по своей причине – немного грустно. Этот день и тот вечер навеяли одно из лучших стихотворений Ираиды:
Мы встретились тогда в каком-то новом мире
Где камни дышат и деревья плачут
И было всё как я давно пророчила
И было все совсем совсем иначе
Куда нам убежать от этой точности
Узоров жизни
Спрятаться не спрячешься
Нежнее льда стекло нас разделяло
Струился холод смерти равнозначный
Но в этом мире холод не пугает
От холода фиалки не темнеют
В прозрачный вечер женщина другая
Как в хрупкий мех укутывает шею
«Узоры жизни» не предсказуемы: работа на «Голосе...» обернулась для Ирады интересным назначением на должность корреспондента в Калифорнию, где она провела с сыновьями более двух лет. Между ней и Борисом простирался целый континент, они в 1973 году повенчались. В моей жизни тоже произошел поворот: меня вызвали на работу в Вашингтон; освободившуюся должность нью-йоркского корреспондента теперь заняла Ираида, оставаясь на ней до выхода на пенсию в 1987 году. Здесь она освещала главные политические и общественные события города, но в основном была сосредоточена на культурной жизни метрополии. Помимо почти ежедневных репортажей, она провела немалое число интервью с коренными американскими деятелями и с представителями трех волн русской эмиграции, включая эмигрировавших в 1970-80-е годоы. В списке проведенных ею интервью было немало поэтов и писателей: Иосиф Бродский, Нина Берберова, Иван Елагин, Игорь Чиннов… Раз прозвучав на волнах «Голоса Америки», эти и другие передачи Ираиды Ванделлос теперь представляют собой историческую ценность; их звукозаписи были переданы ею в архив Дома Русского Зарубежья имени Александра Солженицына.
Здесь можно было бы поставить точку, но хочется коснуться еще одного момента, к которому я, по-видимому, имела косвенное отношение: как-то, уже после смерти моего первого мужа, Ираида и Борис навестили меня на купленной мной даче в штате Дэлавер. Деревянная дачка, неподалеку от океана, стояла в сосновом лесу. Кажется, это послужило толчком к приобретению Пушкаревыми их собственной лесной дачи в Адирондаках, штат Нью-Йорк. Я там бывала, там с Ираидой, столь же страстной грибницей, как и я, мы ползали на животе, подрезая под корешок боровички и рыжики. Для Ираиды, «нутром» чувствовавшей природу, дача служила и источником вдохновения, свидельством чему - ее «Адирондакская тетрадь» и другие стихи. Одно из них, посвященное нашей общей подруге, Елене, примечательно, в частности, тем, что оно без единого глагола:
Лето Елены
Лето оленей
Лето смородины
Бело-зеленой
Лето лягушек
Лето мальчишек
В меру резвых
И в меру послушных
Лето черники
Мелкой лиловой
Боровиков под покровом еловым
Лето малины
Красной и колкой
И ежевики
На склоне горки
Добавить комментарий