Поэзия

Вот в этом году исполнилось 100 лет старейшему и главному по табелю о рангах, по былой квалификации редакторов почти академическому советском издательству - "Художественная литература", выросшему из баснословного и овеянного легендами Госиздата (все это, конечно бы стоило пересказать и в прозе, но я не шестирукий Шива, и, как сказал придирчивому кинорежиссеру Маяковский, снимавшийся в фильме"Барышня и хулиган", разумеется, в роли хулигана: "Я в крайнем случае могу стихи писать!").

В Москве с протекающими в ней "поэтическими бьеналле" и с разнузданностью наросшего презрением к истинной поэзии прошли незамеченными и 120-летие и совсем недавний день памяти киевлянина Николая УШАКОВА. Всё же вдогонку несколько стихотворений старого конструктивиста (у него еще немало превосходных и нет плохих)... Сколько-то лет назад мне прислали антологию русской поэзии Украины (вообще говоря, русская поэзия неделима, и местонахождение поэта не столь важно). Я вновь и вновь убеждаюсь, что стихи Ушакова были и остались лучшим, что могло бы явиться в подобных изданиях.

Разумеется, о его делах можно сказать самое разное и нередко крайне неприятное для сей исторической личности. Цинизм, хитрость, жестокость, коварство, неразборчивость в средствах во имя избранной цели (впрочем,помилуйте,это черты всех крупных политиков - читайте на досуге Макиавелли и восхищайтесь политикой в качестве ремесла!). Ну, да, он империалист до мозга костей. Но какая сила воли,какая отвага, какой характер, какой государственный ум, сочетавшийся с ясным, хотя и безжалостным предвидением неизбежного будущего! И какое остроумие у этого подлинного хищника , назвавшего своего соперника на выборах "овцой в овечьей шкуре"!

95 лет Юрию ДАВЫДОВУ, превосходному писателю и честному историку всех эпох и самых истоков русской революции и контрреволюции, жертвенности и провокации.Возможно, необходимо выстраданное право для прикосновения к некоторым болезненным темам, и такое право у Давыдова имелось: флотский офицер, участник морских сражений Отечественной войны, он оплатил погружение в глубину своих изысканий не только неустанным трудом (у него дома я видел бесчисленное количество папок с выписками и зачитанных до дыр книг с источниками). Но и годами собственной каторги...