Автобус, на котором я намеревался поехать в Москву, сильно опоздал. Недовольно ворча, ожидавшие поднялись в салон. «Что случилось? – спросил я. – Поломка?» «Нет, – ответил водитель. – Человеку стало плохо с сердцем. Вызвали скорую, а она на переезде в пробке застряла. Пришлось ловить попутку, чтобы до больницы довезла». Ну что тут скажешь – хорошо, сообразили с попуткой.
Но тут за моей спиной раздался до боли, до жути знакомый мне с детства голос. Именно такими вурдалачьими голосами ругались на нашей коммунальной кухне бабы. «Ну и что, если плохо ему стало?! Сиди дома, если больной. А тут из-за него вон сколько ждать людям пришлось». И гремел этот голос на весь автобус, мне показалось, что и на весь поселок, на все Подмосковье, на всю Россию. Невольно захотелось втянуть голову в плечи… Однако, не втянул – обернулся. Увидел ожидаемое: коренастую краснорожую тетку, рот перекошен, в водянистых глазах – неистребимое желание разорвать все живое во вселенной.
Про себя усмехнулся – ну конечно: это была та самая Кузькина мать, которую еще Хрущев грозился показать всему миру. Хрущева давно нет, а знаменитая мамаша оставшегося неизвестным Кузьмы всех пережила, ничего ей не сделалось, вот она – умащивает немалую свою чугунную задницу в кресле. Да… Ежели бы скорый на всяческие хулиганства Никита Сергеевич и впрямь явил такое вот существо миру, мир бы содрогнулся в катаклизмах – куда там Карибскому кризису.
* * *
Ничего особенного, меж тем, не произошло. Просто из микротрещины в котле под названием Россия вырвалась наружу струйка ядовитого пара. Ненависть вырвалась. За последние годы ее у нас накопилось – куда там нефти с газом. На всю Солнечную систему хватило бы – будь эта система заселена. Я полагаю, что кремлевским идеологам не надо ломать голову насчет набивших всем оскомину и ставших анекдотом пресловутых духовных скреп. Народ прочно объединен ненавистью. Нет, не то слово. Скован!
Оно, конечно… Всяк ненавидит по-своему. И всяк избирает свой объект ненависти. Но в этом броуновском, с позволения сказать, движении можно без труда разглядеть нечто постоянное, даже фундаментальное. Власть ненавидит народ. Какая-то часть народа ненавидит власть. Другая часть народа ненавидит тех, кто ненавидит власть. Широкие массы трудящихся совершенно искренне и даже самозабвенно ненавидят Америку и американцев (я как-то спросил одну молодую женщину, гордо «признавшуюся» в лютой ненависти ко всему американскому: что ей плохого сделала Америка? Она воскликнула: а что Америка сделала мне хорошего? Получалось, что Штаты просто были обязаны создать в России для этой бабенки персональный рай на земле). Те же широкие массы россиян в последние три года принялись ненавидеть украинцев (как они их отличают от себя – ума не приложу). Год назад ненавидели Турцию, турок и Эрдогана.
Я знаю нескольких людей, которые до самозабвения ненавидят все, что не приносит им сиюминутной выгоды, всех дальних и ближних, с существованием которых приходится мириться, – кошек, собак, родственников, соседей, писателей, артистов, ученых, врачей… Список бесконечен. В число эти наблюдаемых мною «апостолов» ненависти входит одна барышня. В силу обстоятельств я имел возможность следить за этапами ее, так сказать, «становления». Был бы психологом – написал бы диссертацию, если бы, конечно, смог одолеть чувство омерзения. А работает она учительницей в младших классах. Спаси Господь от ее уроков.
Уповать на церковь, которая вроде как должна всячески содействовать смягчению нравов? Не тут-то было. Так называемые православные активисты с минуты на минуты ждут высочайшей отмашки, намека, даже вскользь брошенного словца – и тогда по стране покатится черная волна погромов. О, с каким наслаждением к ним присоединится немалая часть населения. В России погром – это своего рода катарсис для люмпенов и прочего быдла. А кого рубить, пинать, ставить к стенке, какие книги жечь, какие картины резать – не слишком важно.
Думаете, сгущаю краски, пугаю? В одной из предыдущих своих заметок («Страна сплошной благодати») упоминал я некую игуменью, настоятельницу женского монастыря в Подмосковье. В своем служении она, судя по всему, уже дошла до идеи крестовых походов. А как еще прикажете понять настоятельницу, когда она, сердито глядя на мешающие парковке автомобили, во всеуслышание заявила: «Войны на них нет». То есть, она призывала на головы своих не потрафивших ей соотечественников самое страшное несчастье, беду великую, мор и глад. Какая, спрашивается, разница между этой усердно постящейся «невестой Христовой» и пережравшей дешевой колбасы грузной теткой из автобуса (она же Кузькина мать)? То-то и оно, что никакой!
Впрочем, ненависть в России с давних пор называется патриотизмом. Нет, патриотизм это не любовь к родине, не желание что-то в ней улучшить, не допустить разрушений… Наш патриотизм – это испепеляющая ненависть ко всему внешнему, что не вписывается в систему наших понятий. Обругай арабов, китайцев, американцев, полинезийцев, марсиан – патриот. О евреях я уже не говорю – это вечное. Ругаешь больше, громче, грязнее других – пламенный патриот. Включите государственные российские каналы – вы этим огненным патриотизмом насытитесь по самое некуда. Ненависть, как лава, бушует в участниках якобы политических якобы дискуссий. Того и гляди – ворвется в ваш дом, задушит вас. А черт его знает: может, в обозримом будущем придумают, как оценивать патриотизм, – например, в баллах, как фигурное катание. И всех начнут собирать в специально отведенных местах на предмет прохождения теста на ненависть к обозначенным врагам отечества. Разумеется, под бдительным контролем компетентных органов… И если уровень твоей ненависти не будет соответствовать принятому государством стандарту, горе тебе. Отправят на цугундер. Даром что ли некоторые депутаты уже вопрошают: а не пора ли возродить Гулаг?
Весь двадцатый век Россия только и делала, что скалилась на весь белый свет. А ненависть, как известно, штука бесплодная. Вот и осталась на бобах самая богатая страна в мире. Мир худо-бедно, спотыкаясь, пошатываясь, иногда наобум, но все-таки шел вперед. Моя страна застряла на обочине, увязла грязи и только матерно ругается во след уже далеко ушедшим вперед народам.
* * *
«Выходи из автобуса», - повернулся к Кузькиной матери водитель. Та что-то пыталась сказать. Но уже несколько человек, перекрывая ее лай, крикнули: «Пошла вон!» А я повторил про себя воландовское: все-таки милосердие иногда стучится в наши сердца.
Нет, друзья мои. Никуда она не вышла. Нашлись – и в немалом числе – заступники: дескать, кончай базар, надо ехать, и без того опаздываем, чего с нее возьмешь. Поехали…
