В октябре на канале КУЛЬТУРА показали несколько архивных передач с Леонардом Бернстайном. Это были «уроки музыки для юношества», проводимые знаменитым композитором и дирижером в Карнеги-Холле. 1958 год. На черно-белых кадрах мамы и папы ведут своих «чилдренят» в музыкальное сердце Нью-Йорка – Карнеги-Холл.
Leonard-Bernstein.jpg
Леонард Бернстайн
...Сегодня сам маэстро Бернстайн, год назад написавший блистательную WEST SIDE STORY и недавно ставший преемником Бруно Вальтера на посту главного дирижера Нью-Йоркского филармонического оркестра, расскажет их детям о музыке. Камера показывает зал. Детки в основном небольшие, с живыми глазками, оглядываются по сторонам, кто-то сидит тихо, отрешенно, привыкает к новому месту. Вот такой как та черноглазая девочка лет восьми, попавшая в кадр, - глядящая на сцену широко раскрытыми глазами, могла быть и я, если бы родилась не в Советской стране, а в Америке.
К сожалению, симфоническая музыка пришла к нам с сестрой гораздо позже, да и не было в нашем детстве ее истолкователей. Нет, ошибаюсь, был один. В детстве мы с сестрой несколько раз слышали лекции композитора Дмитрия Кабалевского, того самого, что написал оперу «Кола Брюньон», а также музыку к таким знаменитым в свое время песням, как «Наш край» (То березка, то рябина), «Школьные годы» и артековскую колыбельную «Спокойной ночи».
Сегодня он больше известен своей неблаговидной ролью в судьбе Шостаковича и так называемых «композиторов-формалистов», но в 1960-е был он славен своей горячей пропагандой школьного музыкального просвещения.
И во Дворце пионеров перед юными хористами из Ансамбля Локтева, и на лужайке в Артеке перед съехавшейся сюда интернациональной детворой Дмитрий Борисович неутомимо говорил о музыке. Говорил красиво и закругленно, голосом благородным и хорошо поставленным. Содержание лекций, увы, выветрилось из памяти... Помню, что слушала с интересом, – так хотелось узнать про музыку все-все[1].
831303.jpg
Дмитрий Кабалевский
Человек, стоящий перед залом в Карнеги-Холле, Кабалевского напоминал разве что своим высоким ростом и худобой. Был он молод (всего-то 40 лет!), стремителен, легким движением руки откидывал назад светлые кудрявые волосы.
Я думаю, что девчонкой сразу бы в него влюбилась.Чтобы потешить «национальную гордость» россиян, скажу, что американский музыкант многими нитями был связан с Россией. Его родители прибыли в Америку из Российской империи, из города Ровно. В Кертисовском институте в Филадельфии юноша учился игре на фортепиано у Изабеллы Венгеровой, сестре известнейшего пушкиниста Семена Венгерова, чей семинарий дал России плеяду великолепных пушкинистов.[2] А еще он был помощником Сергея Кусевицкого в Tanglewood(e), летнем прибежище Бостонского симфонического оркестра.
Но продолжу о необыкновенном концерте в Карнеги-Холле. Маэстро Бернстайн не стоял неподвижно на сцене, а бегал по ней, то подбегал к роялю, чтобы сыграть какой-нибудь отрывок, то поворачивался к оркестрантам, называя их по именам и приглашая помочь музыкальной иллюстрацией, а то вдруг вставал перед оркестром и начинал энергично дирижировать.
Случалось, что он пел, иногда так смешно передразнивая, видимо, знакомых залу певцов, что публика хохотала. И самое заметное его отличие от Кабалевского было в том, что он постоянно находился в контакте со слушателями. Это была лекция-игра с вопросами в зал и долетавшими оттуда ответами... Так что подано все было в высшей степени увлекательно. А вот что именно подано... тут можно и призадуматься, и даже поспорить. Бернстайн высказывал свои мысли, явно не соотносясь ни с какими музыковедческими теориями.
На первой встрече дирижер поставил на обсуждение вопрос «О чем говорит музыка?» И сам ответил на него так: «Ни о чем. Музыка – это ноты. Они ни о чем не рассказывают».
Согласитесь, оригинально сказано. Главное, сразу врезается в сознание. Ребенок легко запомнит это «ни о чем». И если он пытливый, то пойдет дальше. Все же музыка о чем-то говорит, хотя бы о том, что испытывал композитор во время ее создания...
olga_dobrohotova.jpg
Ольга Доброхотова
На второй встрече маэстро Бернстайн задался вопросом: что такое классическая музыка? Перебрав многочисленные определения – хорошая, серьезная, высокая, академическая, для эстетов – музыкант предложил свое: «точная музыка».
По его словам, классическую музыку пишут в расчете на точное исполнение. «Композитор записывает все очень тщательно, темп и ритм, громкость, другие указания...» И все же понять, что хотел сказать автор на 100% нельзя, нужно угадать замысел. И в этом, по Бернстайну, смысл «захватывающей профессии» дирижера.
Не знаю, как насчет «точной музыки», это определение не очень мне нравится, но последнее рассуждение об «угадывании замысла» - поддерживаю обеими руками. Мало того, мне кажется, это работает и при постановке пьесы, и при рассматривании картины. О чем хотел сказать автор? – это главный вопрос там и там. В общем этот же вопрос «о чем»? возникает и при прослушивании музыкального произведения...
Ловлю себя на мысли, что теоретики чистого искусства как раз это «о чем» и отрицают. Они наслаждаются самой музыкальной плотью, как я в юности наслаждалась фильмом «Зеркало» ничегошеньки не понимая в замысле режиссера, бессильная разгадать его шифры и символы. Ты смотришь ничего не понимая – и тебе все равно нравится, так это красиво, так необычно, так значительно...
Просто плоть музыки, просто ноты, просто краски на холсте, которые так замечательно легли. Однако в более позднем возрасте я к фильму «Зеркало» вернулась, и он открылся передо мной уже в своей глубине и философичности, то есть я приблизилась к пониманию замысла... Не так ли и со всем прочим? Все же Пятая симфония Шостаковича сильнее проймет слушателя знакомого со временем и обстановкой, при которых она сочинялась.
Насчет темпов, ритмов и прочего Леонард Бернстайн подробно говорил на третьей встрече, посвященной звучанию оркестра. И тоже вызвал у меня удивление.
Из 104 симфоний Йозефа Гайдна маэстро выбрал 88-ю симфонию, из коей оркестр сыграл вторую часть, Largo, мелодию необыкновенной красоты. После исполнения этого отрывка дирижер повернулся лицом к залу и весело сказал: «Мы вам сейчас показали, как этот кусочек не должен звучать».
Оказывается, дирижер сознательно нарушал волю композитора – дирижировал не точно по его указаниям, оркестр играл «очень тихо» там, где стоит просто «тихо», громко, где написано «не слишком громко» и разгоняясь там, где следует играть медленно. Бернстайн назвал это «утрированием».
Вот он просит гобоиста-виртуоза сыграть «неправильно», потом «неправильно» играет первая скрипка. В конце оба музыканта-таки играют правильно. Да, методика необычна!
Указаниям композитора действительно нужно следовать. Но показывать, как не надо играть?! Всю жизнь у нас учили педагогов, что отталкиваться нужно не от отрицательных примеров, а от положительных. Но у гениев своя педагогика и своя методика. «У хорошего оркестра не должно быть своего звучания, оно подстраивается под звучание композитора». Так? Наверное, так. Все же если Шуберт будет звучать как Моцарт...
Конечно, оркестр должен найти стиль композитора, подход именно к этой музыке...
Но вот вспоминаю камерный оркестр Рудольфа Баршая. Его так легко было «узнать по звучанию». Может, это во мне говорит «дилетант», человек, далекий от профессиональных музыкантов? Вон оркестранты в оркестре Бернстайна улыбаются и легко играют, по его просьбе, «как не надо», "неправильным звучанием"...
Интересно, вопросы возникали только у меня одной? А может быть, маэстро специально построил свои «музыкальные встречи» с детьми полемически? Чтобы заронить мысль, которую нужно еще обдумать и прокрутить со всех сторон? И вернуться к ней уже в другом возрасте? Уже будучи взрослым?
Я подумала, что главное, что было на этих встречах - это та необычная свобода, которая царила на сцене и в зале. Всем было легко, радостно, звучала прекрасная музыка.
Как же это я не сказала сразу! Забыла сказать про музыку! Нью-Йоркский симфонический оркестр под управлением Леонарда Бернстайна чего только не играл - и Чайковского, и Бетховена и Моцарта, и Шуберта, и Аарона Копланда – последнего с особенным удовольствием.
И дети, и их родители слушали. Не шуршали бумажками, не переговаривались. Сидели замерев и слушали.
Может, в этом и есть главная удача подобных «музыкальных встреч»?
[1] В 1960 - 1970-гг. известным телепропагандистом музыки для всех возрастов была супруга Владимира Федосеева Ольга Доброхотова. Ее любили за доходчивость и душевность ее рассказов о композиторах.
Знаю, что в наши дни в Питере перед исполнением симфонических произведений на камерных сценах Мариинки выступает великолепный Леонид Гаккель. См. мой блог "Музыканты, которые не боятся: Леонид Гаккель"
[2] См. мое интервью с Татьяной Белогорской: Татьяна Белогорская как «хранительница памяти». Ж. ЧАЙКА, 2 апр. 2016
