Жизнь и смерть еврейского театра. Факты семейной биографии. Часть 16

Опубликовано: 24 июля 2017 г.
Рубрики:

 Часть 15

Лилипуты и великаны

 ...В конце июля мы вдвоём, я и Мила, с рюкзаками и палаткой, доехали до Тирасполя, заглянули в Бендеры, а потом пошли вниз по берегу Днестра. Это было наше первое свадебное путешествие (через два с половиной года после свадьбы). Ночевали в палатке, а с едой проблем вообще не было. 

В Молдавии фруктовые деревья стояли повсюду. Поспели абрикосы и сливы, виноградники стояли не огороженные. Сердобольные бабушки бесплатно поили нас молоком, простоквашей, творогом, яйцами. Когда кончилась Молдавия и началась Украина, сразу появились высокие заборы. Хозяйства были намного богаче молдавских, но гостеприимства и щедрости стало меньше. 

Мы шли, а иногда ехали на попутках, к Белгороду-Днестровскому, оттуда добрались до Каролино- Бугаза, и - в Одессу. Там, естественно, пошли на Привоз. При тогдашнем дефиците всего, в том числе обуви и одежды, меня поразила торговля модными расклешёнными мужскими брюками. Вдруг ко мне подходит юркий человечек лет 50-и: 

- Я знаю, вы хотите брюк. У меня то, что вам надо. Как раз случайно ваш размер. Берите. Почти даром. 

 - Без примерки не возьму, - ответил я и оглянулся вокруг. Никаких примерочных рядом не было. Мы ведь стояли на улице.

 - Зачем мерять? Посмотрите, - он растянул две штанины перед грудью. - Это ваш шаг. Какой шаг, такой рост от, извините, талии. Берите, это последние, не задерживайте очередь!

 Очереди не было. Мы стояли с ним вдвоём. Моя жена куда-то отошла и посоветоваться было не с кем. Человечек был смешной, персонаж из одесских анекдотов. Мне стало весело, и я купил. 

 Когда подошла жена, я решил всё же зайти за кусты и примерить брюки. Они едва доставали до голени. Я побежал искать торговца. Нашёл. Говорю:

 - Они мне малы. Деньги назад. 

 - Но вот же шаг!

 

- Это не мой шаг.

 - А чей?

 - Ваш.

 - Я их сейчас растяну, - и он стал тянуть брюки.

 - Деньги назад! Или я зову милицию!

 - Ой-ой, какой нетерпеливый молодой человек! Сейчас позову жену, деньги у неё. Белла! Иди сюда!

 Появилась пышногрудая Белла.

 - Отдай мальчику деньги.

 - Какие деньги? - удивилась Белла. - Я на них давно купила синеньких.

 - Так, - сказал я. - Зову милицию.

 - Белла, отдай мальчику деньги, - в его голосе была явная угроза.

 Белла медленно, без удовольствия, засунула руку глубоко в декольте и извлекла запотевшие от жаркого женского тела банкноты. Я изобразил грозное выражение лица, но на душе было весело: передо мной была настоящяя Одесса!

 А на следующий день тревога: надвигается эпидемия холеры, вот-вот объявят карантин, и мы можем застрять в Одессе надолго. Мчимся на вокзал. Тысячи беженцев от холеры. Билетов на Москву нет. Куда есть? На Харьков. Еле успели. 

 

...В Москве мы жили втроём в маленькой квартирке с одной спальней. Мама продолжала работать в еврейском драматическом ансамбле. Часто уезжала на гастроли. Мила без особого труда (при содействии профессора Ария Зельмановича Шарца - друга Виктора Мироновича Фридмана, второго мужа Ларисы Георгиевны Бухарцевой) заканчивала Автодорожный институт. Я подал заявление на работу режиссёром в Творческую мастерскую художественного слова, которую возглавлял чтец Георгий Сорокин, и начал работать как приглашённый, внештатный режиссёр. Здесь мне пригодились уроки таких мастеров, как мой первый режиссёр-педагог из "Театра чтеца" Нина Адамовна Буйван, как Александра Вениаминовна Азарх-Грановская, как преподаватель Щукинского училища Татьяна Ивановна Запорожец. 

Хорошей школой для меня было моё присутствовие на репетициях Еликониды Поповой-Яхонтовой, вдовы артиста-чтеца Владимира Яхонтова, повезло слушать и даже беседовать о специфике театра одного актёра с такими мастерами художественного слова, вахтанговцами, как Дмитрий Николаевич Журавлёв и Яков Михайлович Смоленский. Учиться режиссёрской работе с чтецами, которых когда-то называли "декламаторами", можно было просто слушая актёрское чтение таких мастеров слова, как Эммануил Каминка, Игорь Ильинский, Александр Калягин... 

Работа с чтецами над их сольными программами была интересной, но... пресноватой, слишком академичной для меня. Во время сдачи одной из программ Художественному совету ко мне подошёл недавно назначенный худруком Творческой мастерской сатиры и юмора Аркадий Юльевич Галь-Гальперин и предложил ассистировать ему в постановке эстрадной программы "Едем, едем..." в коллективе под названием "Маленький мюзик-холл". Это был ансамбль лилипутов, работавший от Костромской филармонии (позднее - от филармонии Северной Осетии). То ли я не мог устоять перед знакомой мне Костромой, то ли меня привлекли лилипуты, с которыми я никогда ещё не работал, но предложение мне понравилось. Я начал ставить маленьким артистам номера, выстраивать условную сюжетную линию, работать над прологом и эпилогом. Делал это бесплатно, ради интереса. Авторами конферанса, миниатюр и текстов песен были Раскатов и Александров, а музыку сочинил Борис Энтин. С поэтом Михаилом Евсеевичем Раскатовым у меня образовался творческий союз, мы даже писали вместе стихотворные фельетоны для эстрадных программ и для печати, а с пианистом Борисом Исааковичем Энтиным мы стали друзьями. 

 Мини мюзик-холлом лилипутов руководил Игорь Дольский. Он собрал настоящих профессионалов эстрады и цирка, единственное отличие которых - малый рост. Эти артисты очень не любили слово "лилипуты". Они предпочитали называть себя маленькими. Работая с ними, я узнал, что среди таких артистов большинство - с сексуальным недоразвитием, но бывают и сексуально функционирующие, которых называют маленькими женщинами или маленькими мужчинами.

В коллективе Дольского была цирковая акробатка с вполне развитыми женскими формами, и был певец Рафик Агаев, очень обаятельный, заводной азербайджанец с редким для лилипутов музыкальным слухом. Он был любимцем публики и любимцем молодых женщин. Рафик мне рассказывал, что после концерта принимающая сторона (филармония или дом культуры какого-нибудь предприятия) устраивала для артистов банкет, и после хорошего подпития какая-нибудь бухгалтерша или секретарша усаживала Рафика себе на колени, как ребёнка, а этот ребёнок оказывался этаким шалуном... 

Я не верил, пока вдруг одна из подруг Рафика не родила от него сына. Боже мой, как был счастлив этот кавказец, какие цветы он подарил в тот день всем своим коллегам-артистам, какой устроил пир!

 В советском цирке и в областных филармониях страны занимали только лилипутов, но не карликов. В Америке же наоборот. В американском цирке встречаются, как правило, только карлики, причём, среди них есть очень талантливые люди. Правда, красивых я не помню. Пропорционального сложения лилипуты, особенно молодые, похожие на детей, не вызывают эстетического отторжения, в отличие от карликов, отличающихся непропорционально большой головой с крупными чертами лица, туловищем взрослого человека с короткими руками и короткими, часто рахитичными ногами. 

В Советском Союзе к такого рода людям относились, мягко говоря, без всякой симпатии. Их сторонились. И сами они чувствовали себя людьми второго сорта. Чего совершенно нет в Америке. В СССР не только карликов, но и лилипутов не слишком жаловали. Например, тот же "Маленький мюзик-холл" не пускали в Москву и в Ленинград. Их искусство считалось балаганным, низкого пошиба, не для столичной публики. На моей памяти за 10 лет, с конца 60-х до конца 70-х годов прошлого века, Игорю Дольскому удалось показать свою программу в Москве только один раз, да и то не широкой публике, а специальной - в Центральном доме работников искусств (ЦДРИ). Если в Москве и бывали выступления какого-нибудь коллектива лилипутов, то в клубе на окраине города и без афиш. 

Такое отношение к маленьким артистам, и вообще к маленьким людям, вполне отвечало коммунистической идеологии: в стране победившего социализма, как и в стране победившего национал-социализма, не было места инвалидам, лилипутам, карликам, людям с врождёнными физическими недостатками, и прочим, попадавшим в категорию "не таких, как все". Следующими в этой категории были гомосексуалисты. Периодически в неё включали и евреев. Зато пьяницы, воры, взяточники считались такими, как все, "социально близкими". Дети таких не дразнили, не бросали в них камни, не обзывали всякими некрасивыми словами, как это делали с карликами и лилипутами. Те вынуждены были прятаться, избегать улиц и парков, чувствовали себя одинокими, несчастными. 

Маленькие артисты, с которыми мне пришлось работать, всегда держались вместе. Так безопаснее. Они очень чутко реагировали на унижение. У меня установились с ними хорошие, творческие, даже дружеские отношения. Очень скоро я вообще перестал замечать, что они маленькие. 

 

При всех трудностях существования таких коллективов, а их в СССР было несколько, они разъезжали по провинциальным городам и посёлкам, давая по два-три концерта в день. Когда областной филармонии надо было закрыть дыры в бюджете, а звёзд эстрады первой величины зазвать к себе не удавалось, то лучшим вариантом оказывались лилипуты или цыгане. Эстрадные авторы были счастливы, когда им предлагали писать сценарии или эстрадные номера для лилипутов и цыган. Это давало очень хорошие авторские отчисления. Я говорю это со знанием дела, ибо писал и для ансамблей лилипутов, и для ансамблей цыган, а потом ходил в кассу ВААП - Всесоюзного агентства по авторским правам, где за месяц скапливались довольно приличные суммы. 

 После работы над программой "Едем, едем..." Аркадий Юльевич Галь предложил мне стать штатным режиссёром его творческой мастерской. В это же время Георгий Сорокин позвал меня в штат его чтецкого отдела. Я выбрал сатиру и юмор. И ни разу не пожалел об этом. Артисты-сатирики оказались потрясающе интересными людьми. Атмосфера была очень творческая, созданная ещё Алексеем Леонидовичем Полевым, предшественником Аркадия Галь-Гальперина. Одной из популярнейших телепередач в Советском Союзе был "Голубой огонёк". 

Среди его создателей был режиссёр Алексей Полевой. Поставленные им первые "Огоньки" были похожи на эстрадные обозрения. Запомнилось, как однажды Полевой ввёл в "Огонёк" Бабу-Ягу, роль которой играл Борис Сичкин. Это потом "Голубой огонёк" превратился в академическую программу со сплошными героями труда и песнями о комсомольских стройках. А начиналось всё гораздо веселее. Полевой принёс на телевидение атмосферу капустнического, актёрского, закулисного театра "Крошка", созданного им при московском Центральном Доме Работников Искусств. 

В этом театре Борис Михайлович Сичкин ещё больше раскрылся как остро комедийный актёр. Режиссёрам было нелегко управлять Сичкиным: он был импровизатором, творческая фантазия била из него ключом, юмор был часто грубоватым, сомнительного вкуса, но талант был очевиден. Когда Сичкин, уже не работая в Москонцерте, забегал повидаться с коллегами-юмористами к нам в творческую мастерскую, все забывали о своей работе и слушали Бориса Михайловича, а ему лишь бы публика. 

Он уморительно рассказывал о съёмках, об эстрадных театрах "Синяя птичка" и "Крошка", в которых начинал когда-то, о кооперативном доме артистов эстрады в Каретном ряду. Бывал он и злым. Например, не любил композитора Марка Фрадкина за его патологическую жадность, не скрывал нелюбви к некоторым комедийным артистам, которых считал несмешными и роли которых, как он говорил, мог бы сыграть гораздо лучше. В частности, говорил так о киноартисте Михаиле Пуговкине. В Москве мы были знакомы с конца 60-х годов, а подружились лет через 10 уже в Америке, в Нью-Йорке. Я испытывал редкое удовольствие, когда оказывался за столом между Борисом Сичкиным и Мишей Гулько. Оба - артисты, оба любили публику, оба ценили благодарного слушателя. Когда они, в лёгком подпитии (а в тяжёлом я их никогда не видел, сколько бы они ни выпили), переходили на уголовный язык, "ботали по фене" (Сичкин знал его как бывший заключённый, а Гулько как много раз выступавший перед осуждёнными), это было безумно смешно. 

Иногда Борис Михайлович брал на вооружение чужие хохмы, делая их своими. Однажды он попросил у меня разрешения "освоить" мою репризу: "В Советском Союзе наладили выпуск нового рубля с изображением американского доллара". Причём, не только "освоил", но включил и в свою коронную имитацию языка идиш, и в пародийный монолог в образе Брежнева. 

 Как режиссёр я в основном работал с артистами так называемого среднего звена, но постепенно сблизился и с такими великанами эстрады, как Миров и Новицкий, Геннадий Дудник, Лившиц и Левенбук, Борис Брунов, Кира Смирнова, Тамара Кравцова, Олег Милявский, Лев Шимелов и многими другими. 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
To prevent automated spam submissions leave this field empty.
CAPTCHA
Введите код указанный на картинке в поле расположенное ниже
Image CAPTCHA
Цифры и буквы с картинки